Рыцарь без позывного (СИ) - "Бебель"

Поиски звенящей неподалеку шпаги прервались холодным блеском бирюзовых глаз. Стоя на коленях, постаревший палач продолжал давиться собственной кровью, из последних сил держась за потертую старую рогатину. Только упертое в камень древко, не позволяло ему рухнуть.

Несчетными ночами она мечтала об этом моменте. Грезила узреть угасание в столь ненавистных глазах. Насладится его страхом, насытиться болью и наконец, вкусить столь желанный плод справедливого возмездия. Но сейчас, глядя как из старика, струйка за струйкой вытекает жизнь, она не ощущала ничего кроме ярости.

И отнюдь не к палачу.

Схватившись за толстое древко, управляющая гильдии вырвала рогатину из обессиленных рук угасающего мужчины.

Молодой северянин, тщетно пытающийся извлечь свое копье из широкой спины товарища, недоверчиво уставился на миниатюрную девушку, нацелившую толстый наконечник в его грудь. Лишь в последний миг он успел бросить свои потуги и отскочить, избегая смерти.

Старое, но крепкое лезвие, разрывая красный кафтан, прочертило глубокую борозду на груди стражника. Кольчужные кольца истерично засрежетали, в воздухе мелькнули искры. Безбородое лицо дрогнуло во вспышке мимолетного ужаса.

Но напрасно — кольчуга выдержала скользящий удар.

Стиснув челюсти от тяжести северной древесины, Эмбер потянула рогатину для нового выпада, но опоздала. Ярость ли притупила натренированную резкость, или чужеземное оружие оказалось слишком увесистым для девичьих рук, но, оправившись от шока, безбородный стражник успел ухватиться за основание наконечника.

— Ты кто вообще такая?! На кого кидаешься, дырка полоумная?! — дрожь в его голосе выдавала испуг, но сил в мужских руках от того не убавилось.

Дернув рогатину на себя, он без труда разоружил девушку. Прежде чем та успела среагировать, северянин ловким и очевидно натренированным движением развернул оружие да размашисто саданул толстым лезвием по женской груди.

Едва не отправившись в полет, глава гильдии припала на колено, отчаянно пытаясь вобрать хоть немного воздуха в ушибленную грудь. Из под запятнанного чужой кровью и дорожной пылью камзола, на камень высыпалось несколько мелких костяных пластинок. Только корсет с собственноручно нашитыми чешуйками спас главу от смертельной травмы.

— До чего же вы конелюбы живучие… — присвистнул стражник, обходя умирающего сослуживца и приближаясь к девушке. — Ну да пес с ним. Рогатина, орудие для настоящего воина, а не напомаженной южной бабы! Чтоб ты знала, дрянь проткнутая, ей еще и рубить можно!

Подтверждая слова делом, он немедленно занес окровавленное лезвие над светлой головой.

Возможно, он возжелал избавиться от случайной свидетельницы, возможно, отомстить за мгновение позора. Девушке было ясно лишь одно, оставлять ее в живых он не намеревался. В отчаянии подняв руку, будто хрупкое запястье может уберечь от массивного клинка, Эмбер невольно зажмурилась. Испещренное сколами лезвие молнией сверкнуло перед закрытыми веками и шумно звякнуло у самого сапога. Управляющая подняла взгляд с промахнувшейся рогатины на трепыхающегося стражника.

— Пусти! Пусти, хрен старый! Предатель! Размазня! Безхребетник! Пусти, кому сказано?! — вопил молодой парень, прыгая на одной ноге и пытаясь сбросить повисшего на нем старика.

Свистя пробитыми легкими и украшая чужой красный сапог собственной кровью, палач отчаянно цеплялся за ногу напарника, стремясь сбросить его на землю. Но безрезультатно — слишком неравны силы. Тщетная попытка отчаявшегося мертвеца, не больше. Однако тратя свой последний вдох на обреченную борьбу, старик выиграл столь драгоценные мгновения.

Заслышав вновь раздавшийся звон родного клинка, девушка без промедления воспользовалась шансом и метнулась в сторону.

Толпа начала иссякать, и густой лес чужих ног превратился в редкую рощу, позволяя разглядеть лежащую неподалеку шпагу. Чей-то грязный рваный ботинок больно прошелся по девичьей руке, но пальцы уже ухватили рукоять. Изготовленная специально под ее ладонь, вычурная защитная дужка словно делилась своей стойкостью с хозяйкой. Жжение в груди притупилось, бешено колотящееся сердце сбавило обороты.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Упирая прочный клинок о камень, и опираясь на рукоять, девушка поднялась на ноги.

— Хорош пялиться, хрен продажный! — рявкнул молодой стражник, пнув окровавленным сапогом бородатое лицо палача.

Старик безвольно растянулся на спине, захлебываясь нескончаемым потоком грязно-малиновой жидкости из легких. Убедившись, что товарищ больше не выкинет никаких сюрпризов, молодой переключился на окружение:

— Куда затерялась, дырка белобрысая?! Сбежать удумала, али…

— Здесь.

Без труда пройдя сквозь кафтан и кольчужные кольца, блестящее острие шпаги утонуло в широкой груди стражника. Впервые она отступила от своих привычек. Никаких изящных движений, никакой театральности. Лишь короткий выпад прямо в сердце.

Тонкие брови северянина изогнулись в недоумении. Красивые яркие глаза недоверчиво уставились в бесстрастное девичье лицо. Губы пришли в движение, но резкий поворот рукояти лишил мужчину права последнего слова. Испуганно моргнув, стражник упал на колени. Его безвольно опущенная голова, будто склонилась в почтительном поклоне.

Не успело тело незнакомца испустить последний выдох, а глава уже кинулась к беспомощно угасающему палачу. В ее голове бушевал бурный вихрь вопросов и каждый требовал ответа:

— Зачем?! Слышишь меня?! Зачем ты… Ты… Ты!!! Ради чего?! — рыча от натуги, девушка перевернула раненого на бок, не позволяя ему окончательно захлебнуться.

Зачем он столкнул ее на землю, уберегая от чужого клинка? Почему не позволил молодому стражнику ее добить? Он же узнал ее! Точно узнал! Что у этого старого северного идиота на уме? Искупление? Издевка? Маразм?!

Стражник выплюнул на потертый камень целое море гадко-алой жижи и протяжно засопел, явно пытаясь что-то сказать. Управляющая устрашилась, что он может умереть еще до того, как она получит хотя бы один ответ:

— Почему… — слова встали комом в ее горле.

Самый главный вопрос так и остался неозвученным. Ушибленную грудь сжало кулаком так, словно, произнеси она эти слова вслух, как вновь вернется в тот день. К катящейся по ступеням голове, ликованию толпы, и окровавленному топору.

— Князь… — низким утробным голосом просипел бывший палач. — Помоги…

Должно быть, он совсем сбрендил, раз решил, будто она броситься помогать этому северному ублюдку! Помочь князю? Она? Да он с титана рухнул, раз просит ее о таком! Она лучше овса вперемешку с ослиной мочой пожует, чем хоть пальцем пошевелит ради кого-то из выводка этих пустоголовых Рориков! Да лучше за сутулого рогача замуж выйдет, чем…

Ослабевшая рука потянула мокрый от пота воротник форменной рубашки.

— Не дай ему… Погибнуть. Важно. Очень важно! — с каждым новым словом, пепельно-красная лужа под стариком становилась все шире и шире.

Вид страданий на едва тронутом морщинами лице отозвался болью в груди. Смерть, неумолимо приближающаяся к старику, вместо покоя, приносила лишь острую резь в девичьем сердце.

— Да чтоб тебя! Выродок простуженный… — звучно сплюнув, девушка резким движением оторвала свой воротник.

— Только попробуй помереть, пока я не вернусь! Твоя голова достанется мне, слышишь?! — рычала она, спешно заталкивая грязную ткань под разорванный копьем кафтан. — Жизнь не спасет, так хоть кровь остановит… Наверное. Или нет. Почем мне знать, я что, похожа на аптекаря?!

Один лишь вид растянувшихся в улыбке влажных мужских губ, приводил ее в бешенство.

— Сходила на праздник, седлать твою мать!

***

С самого детства и аж до самого вступления в наемный отряд я думал, что рогатина — это такая палка, раздвоенная на манер рогатки. Ну, типа, упираешь один конец в землю, а раздвоенным, ловишь медвежью голову.

Почему? А хрен его знает! В какой-то книжке со сказками картинка была.

Кто же знал, что рогатина, это тяжелое пехотное копье? С огроменным таким наконечником!