Архипелаг мореплавателей - Ева Воляк

На южном побережье Уполу есть три широкие пояса лавы, которая несколько веков назад сползла в море и оставила свободные от рифов проходы в лагуну. Эти места при строительстве окружной дороги не были оценены должным образом для прибрежного судоходства, а прилегающие к морю участки суши (скорее, скалы, покрытые низкой, спутанной растительностью) не годились для строительства жилья. Здесь нет поселков, а пейзаж с бушующим океаном, с одной стороны, и недоступными джунглями — с другой, оставляет впечатление дикого и заброшенного.

Как во времена королевы Саламасины

Перед возвращением в Апиа мы хотели заехать в деревню Салани, где, если верить самоанскому мифу, провела последние годы жизни добрая королева Саламасина. В XVI в. она объединила страну под своей властью и обеспечила ей долгие годы мира и благополучия. В Салани она переселилась, тоскуя по любимому сыну Тупуманаиа, которого похитили местные ораторы, чтобы заполучить вождя с самым высоким титулом и таким образом поднять престиж своей деревни. Саламасина смирилась с судьбой. В Салани она прожила оставшиеся ей дни и почила навсегда под обломком белого коралла. Но вопреки ожиданиям мы не нашли в Салани могилы королевы. Не слышали мы и рассказов за чашей кавы о Тало и Офоиа, ораторах — похитителях детей, а также анекдотов из жизни королевы. Зато перед нами была деревня, вид которой, как и многих других самоанских деревень, ни на йоту не изменился с XVI столетия. Но люди, разумеется, были одеты в ситец вместо листьев, ели как традиционные блюда, так и консервы, ходили в церковь, читали молитвы и стихи из Библии, но, кроме этого…

В одной из хижин молодая женщина, так же как и ее прабабка много веков назад, плела напольную циновку из лыка. Она сидела, низко согнувшись, скрестив ноги, а ее пальцы исполняли быстрый извечный танец на волокне пандануса. Женщина на минуту подняла голову и поздоровалась с нами.

С другого конца деревни доносился глухой шум. Мы подъехали к круглому фале для гостей, в котором группа пожилых женщин пряла ткань сиапо. Рядом с домом лежали длинные и тонкие ветки тутового дерева. Самые толстые из них не превышали нескольких сантиметров в диаметре.

Женщины пригласили нас в дом. Папаланги хотят увидеть, как они работают? Они весело рассмеялись. Ничего особенного. Одна из женщин хлопнула в ладоши; тут же появилась молодая девушка и показала нам, как надо снимать с веток мягкую молодую кору. Одно движение ножа, резкий рывок, и кора снимается, как бальная лайковая перчатка! Кору разворачивают и острой раковиной соскребывают твердый внутренний слой. Белое лыко поливают водой, собирают в пучки и по нескольку раз расстилают на деревянной наковальне. Банг, банг — с глухим стуком бьет молот по белой кожуре. Она расплющивается, расползается так, что узкие полоски превращаются в широкие листы неодинаковой толщины. Кое-где виднеются дыры. Затем листы штукуют, склеивают клеем из сока хлебного дерева, дыры заделывают. Эту часть работы можно назвать ремеслом. Потом начинается искусство.

Старуха вытащила пыльную доску, большую и темную. На ней вырезаны декоративные цветы.

— Это матрица для окрашивания сиапо. Ее изготовляют из ствола хлебного дерева и вырезают на ней орнамент. Наши матери после использования немедленно их сжигали, чтобы никто не смог скопировать узор. Мы редко так делаем, — рассмеялась старуха. — Не много бы мы заработали для нашей деревни, если бы матрица служила нам только один раз!

Матрицу подкладывают под тапу и тряпочкой, смоченной в красителе, проводят по ее поверхности. Все выпуклости резьбы отчетливо отпечатываются на ней, а интенсивность рисунка зависит от степени прилегания матрицы. Самые выпуклые места доски дают на поверхности тапы наиболее темный узор.

— Затем мы делаем так… — женщина взяла оранжевые семена пандануса и очинила их, как карандаши. Получилась тонкая кисточка. Женщина окунула ее в краситель и обвела контуры цветов гибискуса и листьев хлебного дерева, из которых состоял орнамент.

— Черную краску мы добываем из обугленных орехов лама, а все оттенки красного и коричневого — из измельченного в порошок и растворенного в древесном соке красного камня, — пояснила она, не прерывая работы.

— Эти камни мы находим в горах. Но их все труднее становится искать. Тина-а-а-а! — крикнула вдруг женщина, подняв голову. — Принеси красный камень для папаланги!

Прибежала запыхавшаяся маленькая девочка и подала мне кусочек минерала, который напоминал кирпич довольно плотной консистенции.

— Возьми — это тебе! — сказала женщина, когда я хотела отложить его в сторону. — Это тоже тебе, — добавила она, подняв с земли и вручив мне только что изготовленную красивую тапу…

— Не отказывайся, ты должна принять, — шепнул отец Гюто, увидев, что я покраснела и начала лепетать что-то невпопад.

Мы начали прощаться, потому что, хоть дождь еще лил, было видно, что солнце клонится к закату.

— Жаль, что вы не можете у нас остаться, — сказала та же матрона. — Приезжайте опять! А мы вас навестим, когда повезем в магазин Апиа наши изделия.

— Когда вы собираетесь в город?

— Через несколько недель. Нашему женскому комитету необходимы деньги перед рождеством.

В этом и заключается принципиальная разница между старой и новой самоанской деревней. Теперь предметы местного производства готовят на продажу. Добывают копру, выращивают бананы и какао мужчины. Корзины, циновки сиапо, ожерелья и другие традиционные и новомодные мелочи изготовляют женщины. Сам метод работы принципиально не изменился, хотя ассортимент товаров расширился. Сегодня, как и прежде, женщины работают под руководством жены вождя самого высокого ранга. Организационные формы остались очень близкими к традиционным, только прежнее объединение жен матаи и нетитулованных женщин заменили женским комитетом. Кроме того, если раньше изделия предназначались исключительно для нужд деревни или для обмена дарами во время маланги, теперь этим целям служат деньги, полученные от продажи изделий.

Растущая потребность в деньгах побуждает к действиям. Самоанцы ищут новую, более привлекательную продукцию и более быстрые, упрощенные формы труда. Например, обаятельная восьмидесятилетняя Атуа предложила окрашивать полотняные и бумажные ткани тем же способом, что и тапу. Получается очень красивый материал с благородным традиционным рисунком. Но…

— Ужасно жадными стали люди! — сокрушается Атуа, которая при всей своей предприимчивости не отступила бы от традиции ни за какие деньги, — Представьте себе, они вырезают шаблоны из фанеры, накладывают их на ситец и закрашивают открытые места. На что это похоже!