Великий Гусляр - Кир Булычев

– Куда прорывает?

– В реку - куда же. Каждый год. Так что до завтрашнего дня к реке не подходи. А какая рыба сбежит от этого навоза, ей надо недели две, чтобы вернуться. Усек? Вся рыбалка прикрывается. И к реке не подходи!

– Надо же принять меры.

– Какие?

– Всех мобилизовать - молодежь, школьников, чтобы дамбу укрепить.

– Во-первых, там вонь - с мобилизацией не выйдет. Во-вторых, зачем ее укреплять? Ее укрепишь - через две недели все равно прорвет - еще хуже. Нет - стихийное бедствие должно быть ограничено. Ты спи, отдыхай, только к реке сегодня не ходи.

Заместитель хихикнул, но как-то невесело, и повесил трубку. Мирон Иванович отдыхать не стал. Он уже окончательно проснулся и все вспомнил. И вчерашнюю Таню, и сомнительную - теперь ярким утром она казалась сомнительной - историю с фотографиями. Почему он поверил ей? Это же чепуха. Может потому что светилось платье?

Ему захотелось выйти к реке. Пока еще можно.

Он оделся и пошел. У скамейки остановился - как будто там мог остаться след Тани. Никакого следа не было. Потом он пошел вниз к реке. Сапожная мастерская еще была закрыта, но за забором на стройке шумела машина - стройку гнали в две смены. Он поглядел на сапожную мастерскую, но угадать в ней той часовни с фотографии не смог. И это еще более укрепило его в мысли о том, что он стал объектом злого розыгрыша и стало стыдно, что он унижался перед этой студенткой.

Он остановился на высоком берегу реки. Далеко справа была видна баржа-ресторан. Если прорвет, подумал он, то на баржу тоже не поедешь. И он начал раздражаться против этого заведующего - как его фамилия - Степанцев? А что говорила Таня - подумай о судьбе Степанцева. Она знала о нем. Значит она имела в виду прорыв дамбы. И штраф, который тот Степанцев заплатит рыбоохране. И Мирон Иванович снисходительно улыбнулся, потому что Степанцев каждый год платит эти штрафы - привык. Наверное субъективно, подумал Мирон Иванович, Степанцеву, как рыбаку, горько сознавать, сколько рыбы гибнет - но что поделаешь? Через час прорвет? Час уже прошел. Может пойти, поглядеть на дамбу, что-то придумать - он же главный архитектор города. Но тут Мирон Иванович подумал об отвратительном запахе, который исходит от того пруда. Нет, туда он не пойдет.

Река текла чистая, только ближе к берегу тянулась как всегда полоса рыжей воды - от кожевенного завода. Мы можем быть жестокими - говорила Татьяна или ему померещилось? Интересно, эту дамбу прорывает сразу, с шумом, или она просто расползается?

Стоять на берегу и ждать стихийного бедствия надоело.

Мирон Иванович пошел домой - все равно день получался какой-то неустроенный. Куда же девалась эта Таня? Кого-нибудь еще пугает? Нет, голубушка из так называемого будущего, нас не запугаешь! Вам нужны великие потрясения - нам нужна Великая Россия!

Ему понравилась последняя фраза. Как будто сам ее сочинил. Но будучи честным человеком, Мирон понимал, что фразу сочинили раньше - кто-то из классиков. Может быть сам Маркс.

Дома он позавтракал - холостяцкая яичница, да простокваша из скисшего молока. Скромно жил Мирон Иванович, да и не бегал за богатством.

Тут снова позвонил телефон. Снова на проводе был заместитель директора завода.

– Ты не спишь, Мирон? - спросил он.

– Нет, не сплю.

– А тут такое дело...

Голос заместителя Мирону не понравился. Беспокойный был голос.

– Говорите, - потребовал Мирон.

И уже заранее знал - что-то, связанное с этой Татьяной, принесла ее нелегкая в наше время. Хотя вернее всего она и не из будущего, а из-за самого элементарного кордона. Враг.

– Прорвало дамбу. Слышишь?

– Так вы же предупреждали.

– Предупреждал, но не в той форме.

– Говорите же!

– Понимаешь, не в ту сторону прорвало. Должно было в речку прорвать, как всегда, а прорвало наверх, к лесу, такого и быть не может.

– Ну и слава богу, - сказал с чувством Мирон, - значит едем?

– Куда?

– На рыбалку.

– Чудак-человек. Дослушай сначала, а потом говори. В том направлении дом Степанцева стоит. У самого леса, со стороны господствующего ветра, чтобы амбрэ не достигало...

– И пострадал?

– Степанцев?

– Дом пострадал?

– Дом затопило, говорю! До второго этажа. И ковры, и мебель, и картину в раме. Степанцев как увидел, что на него девятый вал от фермы идет, успел пожарную команду вызвать, но те остановились, не доехали, издали смотрели.

– А Степанцев?

– Степанцев? Что Степанцев... тело достали, тело вынесло на лужайку. Но откачать не смогли. В противогазах откачивали, а не смогли.

– Что? Утонул?

– Царство ему небесное. Несчастный случай. Во цвете лет... Ты чего замолчал?

– Так... думаю.

– Чего думать? Мы его не возвратим. Хороший хозяйственник был, смелый. И человек хороший. Бутылку из горла за минуту выпивал. По часам.

– А там никого не заметили посторонних?

– Думаешь акция?

– Не знаю.

– Погоди, не вешай трубку. Я тебе что звоню. Ты насчет сапожной мастерской придумал аргументы? Ты не тяни, думай. В понедельник общественность ломать будем. Какой-то мерзавец Елену Сергеевну из отпуска вызвал. Телеграммой. Она завтра приезжает. Молнию нам отбила, «иду на вы!». Эх, не люблю я некоторых... Бой будет как под Полтавой. Чтобы порох был сухим, понял?

Мирон молчал... полминуты молчал и его собеседник, слушал его частое дыхание, ждал.

– Я вот думал, - сказал Мирон Иванович наконец. - Все-таки постройка четырнадцатого века, культурное наследие... не исключено, что под полом есть мозаика.

– Мироша, ты себе цену не набивай, - сухо ответил заместитель директора. - Ты и вчера знал, какая ценность. В случае надобности мы тебя прикроем, в другой район переведем. А в случае ненадобности - берегись!

– Вот и Степанцев берегся.

– Степанцев утонул как крейсер «Варяг». В бою. За что ему слава.

– Крейсер «Варяг» в воде утонул.

– Думай до понедельника, - сказал спокойно заместитель директора. - И учти, мы всегда побеждаем.

Мирон попрощался, повесил трубку, медленно подошел к окну. День был светлый, ветреный, солнечный. Сквозь листву был виден угол крыши сапожной мастерской. Заныл зуб. А вчера еще было все так просто...

Скандал

Самый громкий скандал за всю историю города Великий Гусляр случился по причине мягкого характера профессора Минца. Уж кому-кому, а профессору-то пора знать, что любое изобретение, а тем более великое, влечет неприятные последствия. Подобно сильному лекарству от чесотки, которое вызывает ангину, гипертонию и глухоту. Мне вообще кажется, что в современной медицине доктор обязан лечить не от болезней, а от лекарств. Продолжительность жизни, может, и не увеличится, но мучиться будут меньше. Иначе получишь кирпичом в окно.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});