Главред: назад в СССР (СИ) - Емельянов Антон Дмитриевич

— Можно, — как мне показалось, с искренним интересом согласился Бродов.

— И фотографиями наших корреспондентов все это проиллюстрируем, — добавил я. — На половину полосы — материал, еще на половину — подробный фоторепортаж.

— Вроде «Кадров недели»? — с пониманием закивал толстяк.

— Вроде того, — махнул рукой я и нажал кнопку коммутатора. — Валечка, пригласите ко мне Марту Рудольфовну Мирбах. И… да, всех остальных журналистов тоже. Срочная планерка.

Наша редакционная театровед наверняка хорошо разбиралась в истории Андроповска-Любгорода и могла нам помочь. Так что заняться текстом я хотел поручить ей. А вот быстро набросать нужный список, пожалуй, можно в режиме мозгового штурма. Тем более что основная масса корреспондентов сейчас ничем не занята, заблаговременно сдав свои материалы. А потому я объявил общий сбор.

Спустя пять минут мой кабинет наполнили сотрудники редакции, уже привыкшие к тому, что я за последнюю неделю стал более лояльным. Каждый с улыбкой со мной поздоровался, кто-то обменялся с коллегами парой шуток, все посмеялись, а потом, когда я попросил тишины, моментально перешли в рабочий режим.

В двух словах объяснив журналистам, что от них требуется, я приготовился записывать и дал знак Бродову с Мирбах. На самом деле я и сам неплохо ориентировался в достопримечательностях нашего района, но в восемьдесят шестом была своя специфика, а потому я решил вдобавок ко всему перестраховаться.

— Итак, о чем можно рассказать гостям из других областей, краев и республик? — этим вопросом я дал отмашку на мозговой штурм.

— О берегах Любицы и старинном мосту, — предложил Никита Добрынин.

Я тут же вспомнил, о чем он говорит. В будущем, откуда я пришел, этого моста уже не было — в девяностых его снесло паводком, и восстанавливать оказалось некому и не на что. Надо бы сходить, кстати, посмотреть, детство вспомнить.

— О доме сирот в поселке Лесозаготовителей! — напомнил об еще одной исчезнувшей в будущем достопримечательности старик Шикин.

— Доходный дом на Калининской, — подала голос Зоя. — Это бывшая Троицкая.

— Дворец пионеров, — это уже была Люда, которой тут же поддакнула Катя. — Его построили в двадцатых годах, он в стиле модерн и с птичьего полета напоминает трактор.

— Отлично, — кивнул я, вспомнив, что в моем бывшем времени там будет располагаться молодежный досуговый центр.

— Дом номер четыре по Интернациональной, — подняв руку, будто прилежная студентка, добавила Марта Мирбах. — До революции там был театр Корнеева, а в двадцатых и тридцатых — Пролетарский народный театр.

— Тогда и типографию можно! — воскликнул Шикин. — Она тоже дореволюционная.

— Парк на костях, — серьезным голосом сообщила Соня Кантор, и все замолкли. — Городской парк, помните? Все же знают. Его на месте Успенского собора построили, там еще танцы были до конца семидесятых.

— Жутковатая тема, — я покачал головой. — Вряд ли это место стоит показывать друзьям из других городов. Но как тему для отдельной статьи — одобряю. Обсудим это на завтрашней планерке, Софья Адамовна.

Девушка довольно кивнула, а я вспомнил, что об этом парке действительно ходили загадочные слухи, будто там то ли маньяк действовал, то ли нечистая сила[2]. А как танцы отменили, так все и прекратилось. Пожалуй, надо будет этими темами и вправду заняться, но немножко попозже, когда ослабнет цензура на околопаранормальные темы. Сейчас этим увлекаться не стоит, а то вон даже историю с кладбищенским мракобесием едва протащили. И это при том, что Кантор и Бульбаш решительно осудили вандалов и шарлатанку-целительницу. А заодно особо подчеркнули грамотную работу милиции, но в итоге все равно будто по лезвию прошлись. Смешно и грустно с учетом того, что материал как раз получился правильный с точки зрения идеологии. Это потом, уже к концу восьмидесятых и особенно в девяностые прессу буквально захлестнет шквалом мистических историй, зачастую откровенно выдуманных. Но сейчас — рановато нам для такого. Слишком неоднозначная тема.

— Всем спасибо, коллеги! — поблагодарил я сотрудников, когда в списке было уже более десяти достопримечательностей. — Все свободны. Завтра от каждого жду не менее пяти тем для разработки. И постарайтесь отойти от привычных мыслей. Ищите что-нибудь новенькое, подумайте, о чем бы вам хотелось написать. Именно хотелось! Не бойтесь мечтать, экспериментировать, вместе потом обсудим и примем решение.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Как ни странно, никто не возмутился и не зароптал. Я-то, честно говоря, опасался, что они воспримут в штыки план из пяти тем на каждого. Надо будет потом спросить Бульбаша, сколько обычно предлагается вариантов статей от корреспондента. У нас на портале обычно не больше трех поступало от тех, кто на текстах работает. Как правило, готовишь один, еще один-два в запасе на неделю. На следующую редко сразу замахивались, все обычно по ходу работы в голову приходило в постоянном режиме. Но тут газета — нужно начинать готовиться уже после сдачи номера. И еще следует учитывать, что часть идей я зарежу на корню или отправлю на доработку. Вот и пусть думают весь оставшийся рабочий день. А про мечты я коллегам не просто так — чтобы сделать газету лучше, нужны новые «фишки». То, что будет ее выделять из сонмища остальных районок. И я не хочу делать ставку только на свое знание будущего. У каждого в этой редакции есть таланты, и моя задача — раскрыть их. Во благо газеты, конечно же.

Когда все разошлись, и в моем кабинете остались только мы с Бродовым, зазвонил телефон.

— Кашеваров? — в трубке раздался не предвещавший ничего хорошего голос Краюхина. — Газету сдаешь? Все полосы распределил, дырок не оставил?

— Никак нет, Анатолий Петрович, — ответил я. — Все в рабочем режиме, сдадимся вовремя.

— Это хорошо, — сказал первый секретарь. — Бери машину и мухой ко мне. Разговор серьезный есть.

[1] Фр.— –Такова жизнь!

[2] Подробно об этом рассказывается в нашем романе «Тайна черной „Волги“».

Глава 30.

Нет ничего хуже, когда у тебя дедлайн, все горит и рушится, но нужно куда-то бежать. У меня в прошлой жизни такое было, к примеру, когда отрабатывали отчет губернатора перед Законодательным собранием региона. Прямая линия по ТВ хотя бы идет поздно вечером, и на заполнении ленты новостей трудятся как минимум два журналиста или даже три. А отчет хоть и случается раз в год, но происходит в самый разгар рабочего дня, когда при этом у тебя есть еще целая куча задач. Одного отправили на планерку холдинга, другой на задании, третий хоть как-то оживляет ленту другими новостями. И в этот момент, когда ты в очередной раз проматываешь трансляцию на пару минут назад, чтобы точно записать цитату, на тебя падает еще что-нибудь вроде накосячившегося стажера.

Но там, в эру интернет-технологий, на тебя работают скорость и удобство. Здесь же, в восемьдесят шестом, практически всем приходится рулить вручную, и поездка к Краюхину в пик подготовки номера — это просто труба. Хорошо еще, что на замену всего две полосы, и Бродов, как бы я к нему ни относился, сам с этим справится. Принесут ему Зоя с Мартой Рудольфовной свои новые материалы, он их спокойно сверстает с Правдиным, и все будут терпеливо ждать, когда я приеду с намыленной головой. Интересно, о чем все-таки хочет поговорить со мной Анатолий Петрович?

Все эти мысли проносились со скоростью двадцать девятого МИГа, пока я мчался в черной редакционной «Волге» к зданию райкома. Сева привез меня быстро, пару раз немного нарушив правила, но сотрудников ГАИ поблизости не было, и все обошлось. Попросив водителя подождать, я быстрым шагом направился вдоль уже знакомых клумб, поприветствовал усача-вахтера и забежал в лифт с симпатичной курносой девушкой в черном брючном костюме и ярко подведенными глазами. Я ворвался в кабину задыхающимся кабанчиком, и бедняжка аж вжалась в стенку, боясь, видимо, что ее снесут и расплющат. Извинившись с улыбкой, я уточнил, на какой ей нужно этаж, и девушка еле выдавила из себя, что третий. Я нажал нужные кнопки, так как мне нужно было выше, и притворился статуей.