Главред: назад в СССР (СИ) - Емельянов Антон Дмитриевич

Я пренебрег лифтом и спускался по лестнице с четвертого этажа пешком, на ходу встречая своих журналистов, мы улыбались друг другу, я всем и каждому сообщал об успешной сдаче. И меня поздравляли, а я поздравлял в ответ.

Наконец, я ворвался в цех, радостно возвещая присутствующим о готовности номер один. И наткнулся на прислонившегося к стене Бродова, возле которого суетились верстальщики во главе с Правдиным. Девочка-корректорша, которую, кажется, звали Машей, бежала, цокая каблуками, со стаканом воды на вытянутой руке.

— Евгений Семенович? — обернулся ко мне Правдин. — Бродову плохо!

— Быстро звоните в скорую! — моментально отреагировал я, не обращая внимание на липкий страх, поднимающийся из глубин души. — Маша, бегом, скорее!

Девушка, сунув стакан кому-то из верстальщиков, развернулась и пулей помчалась к телефонному аппарату. А я пробился к толстяку Бродову и схватил его за протянутую руку.

— Как же это так, Сеня? — это было единственным, что я смог сказать.

* * *

Газету мы, конечно же, сдали в типографию вовремя. Но радость была омрачена происшествием с Бродовым, которого увезли на «рафике» скорой помощи с подозрением на сердечный приступ. Особенно неприятно было то, что инцидент перекликался с его жалобами на плохое здоровье. Получалось, что я был косвенно виноват в случившемся.

Нет, я ни в коем случае не боялся быть привлеченным к ответственности. Если понадобится, я готов. Мне просто было искренне жаль Бродова, хоть он и пытался саботировать мне работу газеты. А еще, разумеется, я не хотел, чтобы он выходил из строя. Как же это все-таки случилось невовремя с моими обоими заместителями — сначала запил Бульбаш, потом уехал в больницу Бродов. Я ведь даже еще не успел с ним поговорить на тему спаивания Виталия Николаевича. Впрочем, теперь это уже неактуально. Не буду я обвинять захворавшего человека в проступке. Надеюсь, в нем и так проснулась совесть еще вчера.

Арсения Степановича определили в ЦРБ, и я собирался уже завтра позвонить туда, чтобы узнать о его состоянии. А то и заехать, если уговорю завотделением. Если потребуется, побеседую с главврачом. Но сегодня — сегодня мы сделали большое дело, и теперь нужно отдохнуть. Переживаниями Бродову не поможешь, мне еще завтра планировать следующий номер. Хорошо бы еще Бульбаш не ушел в запой, а то совсем уж тоскливо будет.

Нет, отдыхать у меня сразу не получится, это точно. Пусть я сейчас в теле Кашеварова, но в душе все равно остаюсь Женькой Кротовым из двадцать первого века. И если мои мысли чем-то заняты, нужно переключиться на дело. Например, на чернобыльца или музыкантов.

— Зоя! — окликнул я девушку, когда увидел, как она выходит передо мной из здания.

Она обернулась, вопросительно посмотрев на меня. Удивительно, но после непростого рабочего дня, когда ей пришлось писать дополнительный текст и еще думать над следующими, Зоя словно бы посвежела. И в глазах появился задорный огонек.

— Зоя, извините, что задерживаю, — мы отошли чуть в сторонку на крыльце, чтобы не мешать остальным выходящим. — Расскажите, пожалуйста, в двух словах, как продвигаются дела с музыкой. Вы ведь встречались еще раз с Котиковым?

Девушка смущенно покраснела, и я понял причину ее прекрасного настроения в конце дня. Похоже, наш комсомольский Ромео все-таки растопил ее сердце, пусть они сначала и повздорили.

— Мы как раз собирались с ним посетить репетицию ребят из «Сифака», — тряхнув волосами, сказала она. — Хотите с нами?

В ее вопросе не было одолжения или скрытой надежды на то, что я вежливо откажусь. Котиков явно ей нравился, но еще она любила свою работу. И для девушки не было зазорно объединить личное с профессиональным.

— Я бы с удовольствием, если вы сами не против, — ответил я, и тут же рядом послышался знакомый голос.

— Мы абсолютно не против, Евгений Семенович! — радостный Вася Котиков, по всей видимости, встречал Зою после работы. — Будем только рады! Здравствуйте!

Комсомолец протянул мне ладонь для рукопожатия, а потом, когда мы двинулись к автобусной остановке, принялся благодарить меня за идею. Оказалось, что группа «Сифак», перепевающая в основном чужие песни, с радостью уцепилась за предложение посотрудничать. И теперь, когда на горизонте маячил концерт, Котиков загорелся сочинять новые тексты. Как он пояснил, муза приходит к нему недостаточно регулярно, а тут, видимо, цель появилась. Он болтал и болтал без умолку, и я, честно говоря, немного пожалел девушку — обычно они любят, когда их слушают, но Котикова, похоже, этой премудрости не обучали. В итоге я аккуратно свернул его монолог и задал несколько вопросов о музыке Зое, чтобы уже она выговорилась о своих пристрастиях.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Когда мы подошли к автобусной остановке, налетели серые рваные тучи, и с неба посыпался первый в этом году снег. Он был мелкий и жесткий, но в нем уже чувствовалось дыхание зимы. Зоя зябко пыталась укрыться под тоненьким плащом, и комсомолец Котиков мужественно снял свою куртку, чтобы укутать девушку. Я одобрительно посмотрел на него и кивнул.

До гаражей, где репетировала группа «Сифак», мы добрались быстро — всего четыре остановки. И, кстати, как оказалось, неподалеку располагалась «качалка» Загораева. Один квартал, город-то и в будущем маленький, а в восемьдесят шестом и того меньше. Сами гаражи располагались на берегу Любицы и относились к ближайшим домам. Не автокооператив, просто дворовые гаражи, в одном из которых как раз и базировались музыканты.

Уже издалека мы услышали бахающую музыку, отдаленно напоминающую Smoke On The Water английской группы Deep Purple. Потом послышался вокал, и вот он оказался неожиданно приятным, хоть и не без огрехов. Только пела девушка, и это звучало довольно интересно, особенно если учесть, что в Союзе было не так много рок-коллективов с женским вокалом. Что ж, а зайти я точно решил не зря.

Когда мы подошли ближе, музыканты притихли — Котикова с Зоей они уже знали, а вот моя персона, по всей видимости, оказалась для них неожиданностью. Хотя нет, кое-кто из этой залихватской компании был мне знаком.

— Товарищ главный редактор! — с облегчением воскликнул паренек с гитарой и прической под Beatles. — Здравствуйте!

Это был тот самый ночной музыкант, с которым проводил «воспитательную» беседу Вовка Загораев. На сей раз он был одет в клепаную кожаную косуху и смотрелся более мужественно, чем тогда. Похожим образом выглядели и еще трое парней — второй гитарист, басист и ударник. А к моему знакомому незнакомцу, с недоверием поглядывая на меня, прижималась девушка с прической «волчица», накрашенными «по-рокерски» глазами и вся в коже.

— Саша Леутин, — музыкант протянул руку. — А это моя новая девушка — Рита. Мы с ней на следующий день познакомились после того, как я у вас во дворе пел. Оказывается, у нее очень хороший вокал. Вот мы как раз Васькину песню собрались репетировать.

— Что ж, с удовольствием послушаем, — улыбнулся я.

P. s. Новая глава — завтра!

Глава 32.

Разумеется, сложно было ожидать чего-то фантастического от музыкантов, репетирующих в гараже. Хорошо еще, что до окон звуки гремящих электрогитар докатывались уже изрядно ослабленными, а так рокеры уже давно получили бы порцию замечаний от жильцов соседних домов.

— Начали… — Саша Леутин взволнованно сглотнул, взяв первый пробный аккорд. — Песня «Ревут машины» на стихи Василия Котикова.

Вообще, музыканты оказались довольно скромными, даже странно, что название для группы они выбрали столь неблагозвучное и вызывающее. Возможно, как раз в качестве компенсации своей стеснительности.

Громыхнули гитарные риффы, барабанщик задал ритм, и Рита, новая девушка Сашки, запела. Комсомолец Котиков притопывал ногой, пытаясь подхватывать, но с голосом у него было так себе, да и мимо нот промахивался. Впрочем, это не мешало ему получать истинное наслаждение от того, что его стихи наложили на музыку. А ведь совсем недавно этот парень сидел у меня в кабинете и возмущался, что Зоя, которая сейчас поглядывала на него с нескрываемым интересом, посмела поставить комсомольца в один ряд с гаражным оборванцем Леутиным.