Невидимый человек - Ральф Уолдо Эллисон

руль доверили не тебе?

— Мне, сэр…

— Значит, мы, по-твоему, недостаточно кланялись, расшаркивались, пресмыкались и лгали, чтобы дать тебе возможность показать ему приличные дома и красивейшие подъездные дороги? Неужели ты решил, что белые люди готовы ехать за тысячу миль — из Нью-Йорка, Бостона, Филадельфии — только ради того, чтобы ты показал им трущобы? Не стой как пень, отвечай.

— Я же просто управлял автомобилем, сэр. И остановился лишь после того, как он приказал…

— Приказал? — переспросил доктор Бледсоу. — Он тебе приказал. Черт побери, эти белые только и знают, что отдавать приказы, такая у них привычка. Неужели сложно было его разубедить под благовидным предлогом? Неужели у тебя язык бы отвалился сказать, что там все больны… оспой… или указать ему другую хижину? Почему тебя понесло именно в халупу Трублада? Господи, мальчик мой! Сам черный, живешь на Юге… а врать не научился?

— Врать, сэр? Врать ему… попечителю, сэр? Я должен был соврать?

Он покачал головой, будто бы в душевных муках.

— А я-то думал, что поручил дело парню с мозгами. Ты разве не догадывался, что ставишь под удар колледж?

— Я только хотел ему угодить…

— Угодить? А еще третьекурсник! Да ведь самый тупой черный выродок с хлопковой плантации знает, что единственный способ угодить белому — наврать ему с три короба! Чему только тебя здесь учат? Кто тебя просил везти его именно туда? — не унимался он.

— Так он сам же и просил, сэр. Больше никто.

— Ты мне-то не лги!

— Это правда, сэр.

— Последний раз спрашиваю: кто это затеял?

— Клянусь, сэр. Меня никто не подбивал.

— Сейчас не время лгать, нигер. Я ведь не белый. Правду говори!

Мне словно врезали под дых. Я глядел на него через стол и думал: он обозвал меня этим словом…

— Отвечай, мальчик!

Этим словом, повторял я про себя, заметив, как пульсирует вена у него меж бровей, а в голове у меня все крутилось: он обозвал меня этим словом.

— Я бы ни за что не стал вам лгать, сэр, — выдавил я наконец.

— А тот вояка, который вам на уши сел, — кто такой?

— Никогда его раньше не видел, сэр.

— О чем он трепался?

— Всего не упомнишь, — пробормотал я. — Он явно бредил.

— А ты припоминай. Чего он там нес?

— Ему втемяшилось, что он жил во Франции и был выдающимся доктором…

— Дальше.

— Сказал, что я мыслю по принципу «белый всегда прав», — продолжал я.

— Как-как? — Лицо доктора Бледсоу подернулось рябью, как поверхность темной воды. — Впрочем, так и есть, правда же? — Он подавил гадкий смешок. — Разве не так?

Я молчал, а про себя думал: «Вы, вы…»

— Какой он из себя, ты видел его раньше?

— Нет, сэр, никогда.

— С Севера он или с Юга?

— Не знаю, сэр.

Он грохнул кулаком по столу.

— Одно слово: колледж для негров! Парень, ты хоть на что-нибудь способен, кроме как за полчаса угробить заведение, которое создавалось добрых полсотни лет? Говор у него северный или южный?

— Речь у него как у белого, — ответил я, — а вот голос звучал, скорее, по-нашему…

— Придется мне навести о нем справки, — сказал он. — Такому негру на свободе не место.

На другом конце кампуса часы пробили четверть, но у меня внутри что-то приглушило этот звон. В полном отчаянии я повернулся к президенту.

— Доктор Бледсоу, я очень сожалею. У меня и в мыслях не было туда ехать, но ситуация просто вышла из-под контроля. Мистер Нортон все понимает…

— Слушай меня, юнец, — рявкнул он. — Одно дело — Нортон, и совсем другое — я! Может, ему кажется, что он доволен, но я-то знаю, что это не так! Твой бездумный поступок нанес колледжу неисчислимый ущерб. Вместо того чтобы возвышать нашу расу, ты ее топчешь.

В его взгляде читалось, что я совершил худшее из всех возможных преступлений.

— Неужели ты не понимаешь, что мы не сможем закрыть на это глаза? Я дал тебе возможность сопровождать одного из лучших белых друзей колледжа, человека, от которого могла зависеть твоя судьба. А теперь по твоей милости вся раса по уши в грязи!

Он сунул руку под кипу бумаг и выудил оттуда не что-нибудь, а старые, времен рабства, кандалы, которые с гордостью окрестил «символом нашего прогресса».

— Придется тебя наказать по всей строгости, мальчик мой, — заявил он. — На сей счет двух мнений быть не может.

— Но вы дали слово мистеру Нортону…

— Не трудись растолковать мне то, что я и без тебя знаю. Говорить я могу что угодно, однако, как руководитель этого учебного заведения, не имею права спустить дело на тормозах. Поэтому, молодой человек, я вас отчисляю!

Вероятно, меня накрыло, когда по столу брякнули металлические цепи: я стал клониться к нему, срываясь на крик.

— Я все ему расскажу, — пригрозил я. — Пойду к мистеру Нортону и все расскажу. Вы обманули нас обоих…

— Что?! — гаркнул он. — У тебя еще хватает наглости мне угрожать… в моем же кабинете?!

— Я ему все расскажу, — орал я. — И всем расскажу. А с вами буду бороться. Клянусь, я буду бороться!

— Так-так. — Он откинулся на спинку кресла. — Так-так, разрази меня гром!

Несколько секунд он мерил меня глазами, а потом я увидел, как голова его запрокинулась, утопая в потемках, и раздался пронзительный визг — очевидно, признак неистовства; вскоре черное лицо всплыло на поверхность, и передо мной возник беззвучный смех. Вглядевшись в эту физиономию, я развернулся и пошел к дверям, но сзади раздалось:

— Постой, постой.

Я обернулся. Он ловил ртом воздух, подпирая руками огромную голову, а по щекам катились слезы.

— Ну же, подойди. — Сняв очки, он утер глаза. — Иди сюда, сынок. — В голосе его зазвучала примирительная беззаботность. Как будто мне устроили «прописку» в студенческом братстве, а я по доброй воле вернулся. Он уставился на меня с нервным смехом. Мне жгло глаза.

— Мальчик мой, ну и дурачок же ты, — выговорил он. — Белые люди ничему тебя не научили, а природный ум тебе изменил. Что с вами происходит, с молодыми неграми? Я-то думал, вы усвоили, что к чему. Но ты даже не видишь разницы между желаемым и действительным. Господи, — вздохнул он, — куда катится эта раса? Конечно, рассказывать можно кому угодно что угодно… ну-ка сядь, не маячь там… Сядь, любезный, кому сказано!

Ненавидя себя за такую покорность, я неохотно сел на стул и разрывался между злостью и любопытством.

— Рассказывай кому угодно, — повторил он. — Мне-то что? Я пальцем не шевельну, чтобы тебе помешать. Потому что, сынок, я никому ничего не должен. Да и кому? Неграм? Негры в