Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я кивнул, не в силах выдавить ни слова, внутренне кипя, пытаясь не идти у него на поводу и сопоставлять его нынешние речи с прежними…
— Я дам тебе письма к нескольким друзьям колледжа с просьбой о твоем трудоустройстве, — сказал он. — Но на сей раз включи свой здравый смысл, смотри вокруг открытыми глазами и держи руку на пульсе! Тогда, если не подкачаешь, возможно… да, возможно… В общем, все зависит от тебя.
Голос его смолк, и он встал из-за стола: высокий, чернокожий, очкастый, громадный.
— На этом все, молодой человек. — Он перешел на официальный тон. — Даю вам два дня на завершение дел.
— Два дня?
— Два дня! — подтвердил он.
Я вышел на воздух, побрел по темной дорожке и как раз успел отойти от главного здания, когда меня согнуло пополам под ветвями глицинии, свисавшей к земле веревочными плетками.
Почти полное извержение желудка; а когда оно ненадолго прекратилось, я запрокинул голову и стал смотреть сквозь древесные кроны, как раскачивается и двоится луна. Зрение не фокусировалось. Я зашагал в сторону общежития, накрывая один глаз ладонью, чтобы по дороге не налетать на деревья и фонарные столбы. Содрогаясь от привкуса желчи, я благодарил судьбу, что меня вывернуло в темноте и в безлюдном месте. Живот все еще был неспокоен. Откуда-то из тишины кампуса мне навстречу ленивой, мерцающей волной, подобной эху от паровозного гудка, плыл старый гитарный блюз, извлекаемый из одинокого расстроенного рояля, и голова опять поплыла и обо что-то стукнулась — на сей раз о дерево, и растревожила, как я расслышал, цветущие лозы.
Стоило мне двинуться дальше, как голова пошла кругом. Мимо проносились события уходящих суток. Трублад, мистер Нортон, доктор Бледсоу и «Золотой день» слились в один сумасшедший сюрреалистический вихрь. Я остановился на аллее, зажал руками глаза и попытался отринуть все произошедшее, но постоянно наталкивался на решение доктора Бледсоу. Оно звенело у меня в ушах, оно было реальностью, оно было последней точкой. Я знал, что независимо от степени моей вины мне не избежать расплаты — отчисления из колледжа, и эта мысль снова и снова пронзала меня насквозь. Стоя на залитой лунным светом аллее, я рисовал себе последствия, которые принесут удовлетворение моим завистникам и смешанное со стыдом разочарование — родителям. Мне не пережить такого позора. Белые приятели от меня отшатнутся; невольно вспоминалось, какой страх довлеет над всеми, у кого нет влиятельных белых покровителей.
Как я до этого докатился? Казалось бы, не сворачивал с указанного мне прямого пути, старался вести себя так, как от меня ожидали, а вот поди ж ты: вместо того чтобы пожинать долгожданные плоды, ковыляю по тропе, в отчаянии зажимая один глаз, дабы от искаженного вида знакомых предметов у меня не взорвался мозг. И в довершение всего я просто обезумел: мне почудилось, что надо мною витает мой дед, торжествующе ухмыляясь из темноты. Это уже было невыносимо. Как я ни мучился, как ни злился, другого образа жизни я не знал, как не знал других доступных мне форм успеха. Я так сросся со своим существованием, что в конце концов должен был прийти к согласию с самим собой. А если не получится, то признать раз и навсегда, что дед был прав. Что немыслимо: я, до сих пор считая себя ни в чем не виноватым, видел только одну альтернативу вечному противостоянию с миром Трублада и «Золотого дня» — взять на себя всю ответственность за произошедшее. В чем-то, внушал я себе, мною нарушен кодекс, а за преступлением неминуемо следует наказание. Доктор Бледсоу прав, молча повторял я: колледж и все, что с ним связано, требует защиты. Иного не дано, и, как бы я ни терзался, чем скорее будет уплачен мой долг, тем раньше я смогу вернуться к построению своего будущего…
В общежитии я пересчитал свои сбережения, около полсотни долларов, и решил отправиться в Нью-Йорк при первой же возможности. Если доктор Бледсоу не передумает содействовать мне в поисках работы, этой суммы будет достаточно, чтобы перекантоваться и прокормиться в «Мужском пансионе», о котором я узнал от приятелей, проводивших там летние каникулы. А выехать нужно с утра пораньше.
Пока мой сосед по комнате безмятежно посмеивался и бормотал во сне, я собрался в дорогу.
На следующее утро я встал еще до горна и в момент появления доктора Бледсоу сидел на скамье у него в приемной. Под расстегнутым пиджаком его синего саржевого костюма блестела закрепленная между карманами жилета массивная золотая цепочка. Бесшумной поступью доктор Бледсоу направлялся в мою сторону, но прошел мимо, как будто меня не заметил. От двери своего кабинета он сказал:
— Я не поменял мнения насчет тебя, сынок. И не собираюсь!
— Нет-нет, я к вам по другому вопросу, сэр, — ответил я, и он резко повернулся, недоуменно глядя на меня сверху вниз.
— Что ж, прошу, раз ты все понимаешь. Входи, изложи самую суть. У меня много дел.
Я ждал у письменного стола, пока он прилаживал свою хомбургскую шляпу на старую напольную вешалку из латуни. Усевшись передо мной, он переплел пальцы и кивком разрешил мне начинать.
Мне жгло глаза, а собственный голос доносился как из потустороннего мира.
— Хотелось бы уехать прямо сегодня утром, сэр, — выдавил я.
Он бросил на меня отчужденный взгляд.
— Почему именно сегодня утром? Я дал тебе время до завтра. К чему такая спешка?
— Спешки нет, сэр. Но поскольку мой отъезд неизбежен, задерживаться нет смысла. Если я останусь еще на сутки, это ничего не изменит…
— Не изменит, — подтвердил он. — Это разумно; считай, что ты получил мое разрешение. Что еще?
— Это все, сэр, но я хочу сказать, что сожалею о содеянном и не держу обиды. Мой поступок был непреднамеренным, но я согласен с наказанием.
С непроницаемым видом он осторожно сомкнул кончики толстых пальцев.
— Похвальное отношение, — произнес он. — То есть злобствовать ты не собираешься, правильно я понимаю?
— Совершенно верно, сэр.
— Да, вижу, ты начинаешь извлекать для себя уроки. Это хорошо. Есть два навыка, которые необходимо усвоить нашим людям: отвечать за свои поступки и не держать зла.
В голосе его зазвучала убежденность, как при чтении проповедей.
— Сынок, если ты не озлобишься, ничто не помешает тебе добиться успеха. Запомни это.
— Непременно, сэр, — ответил я.
Тут у меня запершило в горле, и я понадеялся, что доктор Бледсоу сам поднимет вопрос о моем трудоустройстве.
Вместо этого он посмотрел на меня с некоторым раздражением и сказал:
— Итак? Меня ждут дела. Разрешение ты получил.
— Если позволите, сэр, я
- Поэмы 1918-1947. Жалобная песнь Супермена - Владимир Владимирович Набоков - Разное / Поэзия
- Жизнь. Книга 3. А земля пребывает вовеки - Нина Федорова - Разное
- Перед бурей - Нина Федорова - Разное
- Нация прозака - Элизабет Вуртцель - Разное / Русская классическая проза
- Вот так мы теперь живем - Энтони Троллоп - Зарубежная классика / Разное
- Всеобщая история бесчестья - Хорхе Луис Борхес - Разное / Русская классическая проза
- Осень патриарха - Габриэль Гарсия Маркес - Зарубежная классика / Разное
- Жизнь – сапожок непарный. Книга вторая. На фоне звёзд и страха - Тамара Владиславовна Петкевич - Биографии и Мемуары / Историческая проза / Разное / Публицистика
- Девушка с корабля - Пэлем Грэнвилл Вудхауз - Зарубежная классика / Разное
- Рассказы о необычайном - Пу Сунлин - Древневосточная литература / Разное