Всё, что мы обрели - Элис Келлен

дверь со щелчком открылась.

– Готова? – спросил я, и она кивнула.

На этот раз ее рука сама потянулась ко мне, и, когда мы переступили порог здания, которое столько лет было ее домом, она крепко прижалась ко мне. Я сглотнул, ощутив, как в каждом углу и на каждом предмете мебели, который кто-то накрыл простыней, вихрем кружились воспоминания.

– Милая, если тебе нужно уйти, просто дай мне знать.

– Я в порядке. – Она фыркнула в нос. – Я правда в порядке, – повторила она, словно пытаясь убедить себя. – Здесь так много всего, очень много…

Свет ее фонарика двигался, освещая комнату, когда мы покидали ее и подходили к лестнице. Ступени скрипели под тяжестью наших шагов, но я слышал лишь стук своего сердца. Я дал Лее осмотреть ее бывшую комнату и терпеливо подождал на пороге.

Затем мы направились в кабинет Дугласа.

Я не был готов ко всему, что почувствовал, когда вошел туда. Увидеть его картины, прислоненные к стенам, краски и пару мольбертов. Я тяжело сглотнул и усилием воли постарался держать себя в руках, когда всхлипнула Лея.

– Все хорошо, – прошептала она сквозь темноту. – Это просто… минутная слабость. Но я могу это сделать, Аксель. Я хочу сделать это.

Она начала переставлять картины, а я помогал ей, отодвигая некоторые из них в сторону.

Я замер, оказавшись перед одной из них.

– Погоди. – Я поднял ее.

– Что такое?

Лея подошла ближе. Я постарался смахнуть пыль с холста и поставил его на один из мольбертов, которые все еще были свободны. Глубоко вздохнул.

– Я должен взять эту.

– Чем она особенна?

– Это был первый раз, когда я рисовал. Не знаю, почему твой отец хранил ее. Мне это даже в голову не приходило. – Я прикрыл рот рукой, а Лея продолжала светить на картину фонариком. – Тебе было три года, и ты танцевала здесь, пока он рисовал. Он позволил мне взять кисть, и я сделал вот это. Ясное небо… – Я провел руками по тому месту.

– Ты всегда ясное небо.

Я повернулся к Лее и различил во мраке изгиб ее улыбки. Мы молча смотрели друг на друга, связанные каким-то непонятным мне чувством. Я слышал ее дыхание.

– Спасибо, что пошел со мной…

Я кивнул, и мы продолжили осматривать студию. Может, это и было воровством, но, черт возьми, я собирался забрать многие из этих картин. Они ничего не стоили. Не для нынешних владельцев этого дома. Зато они были ценны для нас. Бесценны.

Некоторые вещи стоят того, чтобы рискнуть.

Когда мы уходили, я пообещал ей, что мы вернемся в другой день с машиной, чтобы взять несколько картин и памятных вещей. Я прижал ее спиной к стене и постарался не обращать внимания на женский парфюм, источаемый ею, и на желание притянуть ее к себе. Идя по улице, мы несколько раз обменялись забавными взглядами. Если я думал, что Лея изменилась, поскольку казалась более женственной, более безмятежной и спокойной, то я ошибался. Она была все той же девушкой, готовой совершать безумные поступки и пускаться в приключения, позволять себе вольности, как тогда, когда я бросал ей вызов, гулять со мной ранним утром или под теплым ветром позднего вечера четверга.

– Что мы делаем? – спросил я.

– Не знаю, – засмеялась она, хотя в свете уличных фонарей я увидел, что ее глаза все еще немного красные. – Мне негде спать.

– И ты без задней мысли села в автобус.

– Я импровизировала!

– Пойдем домой, – протянул я руку, она посмотрела на нее, покачала головой и пошла дальше. – Чего ты хочешь, маленькая засранка?

– Давай не будем спать всю ночь. Просто гулять, разговаривать или сидеть вот тут. – Она не сказала, что еще не готова ночевать у меня, но иногда я мог читать по ее коже и по мольбам в глазах.

– Звучит как чертовски хороший план.

Так мы и поступили.

Мы потеряли счет времени, бродя по пустым улицам, видя их в другом свете, нежели днем, когда они полны людей. Мы спустились к пляжу, и я постарался не наделать глупостей, когда, лежа на песке, она призналась мне, что ее отношения с Лэндоном переживают не лучший период. Я изо всех сил старался выслушать ее. Изо всех сил пытался быть ее другом. Изо всех сил старался не захотеть оттрахать ее прямо здесь и сейчас, но безуспешно. А потом, вернувшись обратно и остановившись в уединенном парке, мы сели на качели. Я смеялся, когда она раскачивалась и ночной ветер ерошил ей волосы. Там, сжимая веревки качелей и не сводя глаз с Леи, я вновь почувствовал себя живым.

Потому что, когда мы были вместе, мир казался более красочным, более ярким, более насыщенным. Именно такой она была для меня.

– Осторожней, – сказал я, заметив, как она кренится на бок.

– Если я упаду, ты меня поймаешь?

– Почему ты спрашиваешь?

Лея с трудом приземлилась на ноги.

Она посмотрела на меня. Я наблюдал за ее горлом, пока она сглатывала слюну.

– Если я упаду в Париже, ты поймаешь меня, Аксель?

Я затаил дыхание, поняв ее.

– Всегда, милая. Обещаю.

– Мне страшно ходить одной.

– Я знаю. Но я буду рядом.

Она нерешительно кивнула и вздохнула.

70. Лея

Есть ужасные рваные раны, а есть те, что еще хуже, те, что не кровоточат, те, что вроде бы затянулись, но стоит их задеть – как они болят, будто в первый день.

Аксель был моей раной.

Март. (Весна. Париж)

72. Аксель

Я смотрел в овальное окно на бескрайнее синее море, мое сердце билось еще немного взволнованно, потому что летать было не по мне.

– О чем ты думаешь? – спросила Лея.

Я повернул голову и посмотрел на нее. Выглядела она чудесно.

– Поверь, ты не захочешь знать.

– Давай, расскажи, – настаивала она.

– Все в порядке. – Я придвинул свою голову ближе к ее, чтобы можно было говорить шепотом. – Думаю о том, что мы находимся на высоте более двадцати тысяч футов в воздухе, летим в драндулете, в котором я не уверен, но который никто из нас не может покинуть… – Я посмотрел на ее губы, когда она облизала их. – Так что, пожалуй, если бы я искал идеальный момент, чтобы сказать тебе, что я все еще без ума от тебя, это был бы он. Или если бы я хотел сказать тебе, что не знаю как, но планирую каждый день добиваться того, чтобы ты меня простила. А еще я мог бы сказать, что несколько раз чуть не поцеловал тебя…

– Аксель…

Он застыл в своем кресле, и я заметила, как участилось его дыхание.

– Но, как я тебе и сказал, это всего лишь «если бы. – Я невинно улыбнулся.

Лея выдохнула.

73. Лея

У каждого из нас есть свои защитные механизмы. Перед лицом боли, предательства и опасности. Перенаправлять эмоции, знать, как их переваривать и усваивать, не всегда легко. В моем случае самым сложным было научиться рисовать конечную точку. Я думала, думала и думала об одном и том же, размышляла, смотрела на это с разных сторон и ракурсов, пока не приходила к выводу, который меня устраивал. А потом… не знала, что с этим выводом делать. Что вы делаете со своими чувствами, когда вам удается их обозначить в голове? Сортируете ли вы их по цвету? Прячете в ящик? Позволяете им сопровождать вас в повседневной жизни и учитесь носить их с собой, как шарф, который затягивается все туже и туже? Я не знала, как их отпустить. Как избавиться от этих мыслей.

Возможно, именно поэтому я до сих пор не поговорила с Акселем, из-за той части меня, которая сопротивлялась. В моих руках лежали камни его ошибок, но я не могла бросить их, хотя эта тяжесть утомляла меня: с каждым днем они, казалось, весили все больше и больше. Я боялась. Я