Когда наступает ночь - Карина Шнелль

я лишилась конечности.

– «Джульетта» сильно постарела за годы, – голос Уилла прервал поток моих мыслей. – Ремонт дорого стоит, и папа решил, что лодка больше не приносит пользу фирме, – он вздохнул. – И ты знаешь, когда что-то в его глазах не приносит пользы, то оно идет в расход. – Мне показалось, что он хотел добавить «как я», но я, скорее всего, просто нафантазировала.

Я хмыкнула. Как же мне хотелось приобнять Уилла. Я могла лишь представить, как тяжело ему было говорить со мной на эту тему, потому что фирма его семьи всегда была камнем преткновения между нами.

– Я просто не могу поверить, что твой отец действительно так поступит. Это ведь «Джульетта»! А что сказала мама?

Уилл пожал плечами.

– Я с ней еще не разговаривал. Но она, как всегда, прогнется под папу.

Когда я думала о маме Уилла, то вспоминала домашнюю лазанью, теплую, ласковую улыбку и яркие фартуки, но точно не целеустремленность. Кажется, после свадьбы миссис Фишер была рада передать мужу не только управление семейным делом, но и все остальные решения. Бабуля Жу-Жу часто рассказывала, что их помолвка когда-то подняла большую шумиху в нашем маленьком городке. Потому что благодаря этому браку отец Уилла поглотил бизнес своего главного конкурента – дедушки Уилла по материнской линии. Благодаря слиянию в нашем регионе возникла крупнейшая туристическая фирма под единоличным управлением Уильяма Фишера-старшего. Но, как я узнала, после моего отъезда произошли некоторые изменения. Теперь Уильям сидел за рабочим столом своего отца.

– Неужели у тебя совсем нет права голоса? – спросила я. – Ты ведь теперь руководишь фирмой.

Уилл тихо фыркнул. Он пнул камешек, который, несколько раз подпрыгнув по дорожке, приземлился в песок.

– Последнее решение до сих пор остается за отцом. Фирма все еще принадлежит ему. Я просто марионетка, выполняющая работу, с которой он больше не справляется. И даже это его не устраивает.

Я услышала горькую досаду в его голосе, увидела в сведенных бровях и сжатых кулаках, как он разочарован в отце.

– Думаешь, он не ценит твою работу на него и на фирму?

Наконец-то Уилл взглянул на меня. Практически против воли он развернулся ко мне лицом. У него под глазами появились темные круги, он изможденно провел рукой по лицу. Он вообще спал с тех пор, как посетил меня вчера вечером?

– Знаешь, что он мне вчера сказал? – спросил Уилл и, не дожидаясь ответа, продолжил: – Он бросился на меня с упреком, что я не способен управлять фирмой. Что я рано или поздно пущу фирму по миру. Он сказал, что удивлен, как я вообще продержался так долго, поскольку… – следующие слова он произнес хриплым шепотом, – я слабак.

– Ох, Уилл, – я придвинулась к нему поближе. Мне очень хотелось накрыть ладонью его ладонь. Она лежала в нескольких миллиметрах от моей ноги. Мне хотелось прижать Уилла к себе, утешить. Ведь он – гораздо больше, чем видел в нем отец. Гораздо больше, чем его отец когда-либо будет. Так было всегда. Нужна особая внутренняя сила, совсем другой вид мужества, чтобы всегда, во что бы то ни стало помогать другим, неважно, как сильно они тебя обидели. Неважно, как человек страдал.

Но что же мне ему сказать?

– И… что же ты ему ответил? – спросила я осторожно.

Уилл вновь уставился неподвижным взглядом на море, солнечный свет на волнах сверкал в его карих глазах.

Он немного помолчал, а потом вновь взглянул мне в глаза. Он уже был не таким мягким, как раньше, а наоборот – жестким и острым. В нем засветилось что-то совсем иное. Упрямство и решительность.

– Я ответил, что пусть тогда ищет еще кого-то, готового рвать ради него задницу.

Произнеся слово «задница», он опустил взгляд – как обычно, когда он ругался. Из-за этой маленькой знакомой привычки у меня сжалось сердце. А потом оно взволнованно начало стучать в грудной клетке.

– Что ты сказал?! – я удивленно вытаращила глаза. Мне показалось, или уголки его губ дрогнули? – Уилл Фишер-младший, неужели ты хочешь сказать, что уволился?!

– Похоже на то, – он засмеялся. Такое ощущение, что он был удивлен не меньше моего. Но от этого он лишь сильнее засмеялся.

Я присоединилась к нему. Это был освобождающий смех. Мы смеялись, пока по щекам не потекли слезы, а мы, хватаясь за животы, не начали хватать ртом воздух.

– Я даже постучал ладонью по столу, – задыхаясь, произнес Уилл. – А потом я просто… выбежал из офиса.

– Господи, – прохрипела я, – хотела бы я на это посмотреть! Я очень тобой горжусь!

Едва слова сорвались с губ, я пожалела, что их произнесла. Уилл оцепенел и быстро отвел глаза. За секунду наше веселье превратилось в нечто иное. Нечто опасное. Воздух был заряжен эмоциями, над нашими головами словно собрались грозовые тучи, готовые извергнуть свое содержимое.

– Я… ой… Я… Прости, – пробормотала я. – Не знаю, имею ли я право тобой гордиться.

Я неуверенно взглянула на него боковым зрением. Он вытер последнюю слезу смеха. А затем повернулся ко мне с наигранно нейтральным выражением лица.

– Все в порядке. Можешь спокойно… гордиться, – ему стоило заметных усилий произнести следующие слова: – Я тоже своего рода… горжусь собой.

23. Уилл

– Я тоже своего рода… горжусь собой, – эти слова сорвались с языка, прежде чем я успел его прикусить. Я никогда не произносил вслух ничего подобного. Никогда не чувствовал. Это просто нашло на меня… Момент был таким… знакомым. Общий смех. Расслабленность. Гармония между нами. На секунду я почувствовал, будто вернулся домой. Теплый. Защищенный. Любимый.

Я потряс головой, чтобы выкинуть из нее эти абсурдные мысли.

– Я… э-э-э, – я смущенно засмеялся и почесал щетинистую щеку. Лив проследила взглядом за моим пальцем и остановилась на бороде. Она задумчиво прикусила нижнюю губу. Мое тело отреагировало на это однозначно.

Тревога! Опасный участок!

Я лихорадочно раздумывал, как же мне обойти эту неразбериху из чувств. Лив уже открыла рот, чтобы возразить. Она выглядела взволнованно, нервно переплела пальцы. Конечно, она знала, каких трудов мне стоит сказать нечто подобное о себе. Но мне сейчас не хотелось углубляться в тему.

– А как дела у бабушки? – выпалил я, прежде чем она успела что-то сказать. Безобидная тема для разговора. – Мне очень жаль, что я вчера так поздно ее потревожил.

Лив озадаченно заморгала, но взяла себя в руки.

– Да ничего страшного. Мы все равно еще обе не спали.

Когда я подумал о вчерашнем вечере, о Лив в полупрозрачном топе без белья и моих спортивных штанах, у меня в животе разлилось теплое чувство. Оно