Генерал Деникин - Владимир Черкасов-Георгиевский

– Как вы можете говорить подобные вещи!

– Это безусловная правда, – прежним тоном заключил Антон Иванович.

После этого от Деникина отстали. Но вскоре навалилось на него переформирование их бригады в дивизию. Массу вопросов надо было решать, которые требовали настоящего бригадного командира. Тут, вроде, пошел на поправку после инсульта бригадный. Он даже рвался посетить полки, хотя стал малость заговариваться. Деникин приставил за ним следить писаря, тот однажды и доложил, что генерал укатил в казармы Балашовского полка.

Ринулся туда Деникин. Видит: стоит все полковое начальство и рота молодых солдат. А бригадный одного солдатика «экзаменует» – молча вперился мутным взором в его взмокшую физиономию. Отвел старика от строя Деникин. Комполка ему шепчет:

– Спасибо, выручили. Не знал, что и делать. Бригадный-то стал объяснять молодым: наследник престола у нас Петр Великий…

На столь же «больного» Февралева не было надежды, а дела с переформированием взывали. Перекрестился Антон Иванович и телеграфировал в округ от имени самого бригадного: прошу освидетельствовать меня «на предмет отправления на Кавказские минеральные воды»!

Прибывший по «своему» запросу в Казань бригадный забыл на комиссии собственное отчество, но генерала отправили полечиться… с возвращением в часть. А когда он, приободрившись, вернулся, отдал приказ о своем вступлении в командование…

На призывы Деникина Сандецкий упорно отмалчивался. Пришлось дни-деньские ожесточенно крутиться Антону Ивановичу. Командование то «брал» бригадный, то он опять исчез на воды и заступил с «никаких» Февралев, то старик снова возник… Деникин лопатил распоряжения, приказы, только и успевая менять на них подписи «командиров». Кончилась его каторга, когда прибыл новый начальник дивизии, переформированной (уф!) из их бригады.

Командир 17-го пехотного Архангелогородского полка полковник А. И. Деникин в парадном мундире

В июне 1910 года полковника А. И. Деникина назначили командиром 17-го Архангелогородского пехотного полка. По этому поводу он лично представлялся императору на приеме в Зимнем дворце.

Бригадного и Февралева уволили в отставку, в которой они вскоре от своих болезней скончались. А за Сандецким Деникин потом наблюдал. Тот пробудет на Казанском округе до 1912 года и уйдет в Военный совет. Во время Первой мировой войны окажется командующим Московским военным округом. Там взвоют так, что военный министр доложит в Ставку Верховного: «Сандецкий восстановил против себя почти всю Москву». Опять переведут свирепого генерала в Казанский округ.

Тут, по старой памяти, в 1917 году с Сандецким и рассчитаются. Арестует его в феврале сам гарнизон, при Временном правительстве пойдет генерал под следствие за многократные превышения власти. А победят большевики – и убьют…

Деникин считал, что назначение такого на министерские посты в преддверии новой революции, как и других начальников, вызывавших всеобщее осуждение, было одной из важнейших причин падения авторитета высшей российской власти.

* * *

17-й Архангелогородский пехотный полк стоял в Житомире и был Киевского военного округа. Его создавал Петр Великий, перед прибытием Деникина здесь недавно отпраздновали свое 200-летие. Архангелогородцы закладывали Санкт-Петербург, дрались в петровских войнах, с Суворовым в Сент-Готардском переходе пробивались по Чертовому мосту, имели боевые отличия и за последнюю турецкую войну, только в японскую успели под занавес.

Новый комполка Деникин отнесся к этим мемориям с энтузиазмом. Он стал добиваться, чтобы полку вернули его старые знамена. Тринадцать таких полотнищ, изношенных, изорванных пулями, хранились на питерских складах. Там же удалось разыскать и первый полковой рукописный требник, по которому шли богослужения в походной полковой церкви в стародавние времена. На открытие созданного Деникиным музея прибыл командующий войсками Киевского округа генерал Н. И. Иванов с высшими чинами. Торжество со строем всего полка весьма взволновало архангелогородцев.

17-й пехотный был усиленного состава, мобилизационно разворачиваясь в два полка и запасной батальон из трех тысяч солдат и ста офицеров, врачей, чиновников.

Свято помня педагогику бельского командира его артиллерийской бригады генерала Завацкого, Деникин за следующие четыре года своего командования дисциплинарных взысканий на офицеров не накладывал. Провинившиеся шли в деникинский кабинет, где от отлично владеющего словом комполка получали немилосердную «беседу». Если затрагивался деликатный, интимный вопрос, направлялись к председателю офицерского суда чести полковнику Дженееву, превосходному человеку и офицеру.

Когда увидели, что командиру можно открыть всю душу, стали в самых конфиденциальных случаях обращаться только к Антону Ивановичу, вплоть до определения «алиментов» бывшим сожительницам. Ни одного серьезного скандала не случилось, лишь дважды дошло до рассмотрения дел полным составом суда чести. Да и то в результате одного офицера удалили из полка, с другим ограничились внушением.

«Крутой добряк» Антон Иванович, наследуя в этом нрав его отца, болел за своих питомцев, не был способен кого-то «сдать». И вкупе со своими политическими убеждениями не выносил сыскного духа в части. Активной политикой у него никто не занимался, хотя служило несколько офицеров-черносотенцев. Но они не пользовались популярностью, явно левых же не было.

Поэтому хватил Деникин лиха с «черными списками» по «неблагонадежности». Их строго секретно присылали командирам полков из департамента полиции, жандармского корпуса и особой контрразведки. В это время из опытных офицеров-розыскников Отдельного корпуса жандармов скомплектовали руководителей контрразведывательных подразделений в армии, поставив их начальниками контрразведки в каждом штабе военного округа, подразумевая, что будут заниматься и иностранным шпионажем.

«Контрразведчиков» армейские профессионалы плохо переваривали, начальник военной разведки штаба Киевского округа полковник Духонин изливал Деникину омерзение от таких «коллег». Те больше разведывали «неблагонадежность» среди своих, держа под подозрением и штабистов. Когда «происки» этих особистов кончатся, как раз Духонина, ставшего последним Верховным главкомом Русской армии, красные первым из генеральской «знати» и убьют…

Трагизм присылаемых в полки «черных списков» был в том, что проводить командирам даже негласные расследования по их «неблагонадежным» офицерам не разрешалось и оспаривать обвинение было безнадежно. Жертвами этого оказались у Деникина двое отличных офицеров, которых он выдвинул на ротного и начальника пулеметной команды. Антон Иванович сражался за них в штабе округа на пределе сил. Переживал: если не удастся, ведь нельзя и объяснить, за что их не удостоили… Отстоял он своих, потом оба падут смертью храбрых в первых боях следующей войны.

От того, что даже попахивало «голубыми мундирами», армейские офицеры дружно воротили нос, а позже стараниями советских историков слово «жандарм» превратилось в крайне гнусное. Но чтобы попасть в Отдельный корпус жандармов, требовалось потомственное дворянство, окончание военного училища по первому разряду, быть не католического вероисповедания, а так же не иметь долгов и прослужить в строю шесть лет.

Только после такого просеивания офицер допускался на предварительные испытания при штабе корпуса жандармов. Если их выдерживал, заносился в кандидатский список. Ждал вакансии, а при ее открытии слушал четырехмесячные курсы в Петербурге, а потом сдавал выпускной экзамен.

Выдающиеся таланты служили в этой сфере. Например, начальник Московского охранного отделения С. В. Зубатов творил чудеса, разлагая «пролетарское» движение. Создавал рабочие организации, боровшиеся с предпринимателями только экономически. А сколько было завербовано провокаторов и осведомителей из самых «главных» революционеров! Члены партийных ЦК эсер Азеф, друг Ленина большевик Малиновский… Жандармское ведомство эффективно защищало государственные интересы России.

Деникин, заняв «самодостаточную» должность комполка, столкнулся и с национальным вопросом. Наполовину поляк, он чутко реагировал на него и горячо приветствовал, когда военное министерство дало отповедь националистам. Тогда правая пресса выступила против засилья «иноплеменников» в командном составе, и орган министерства «Русский Инвалид» ответил: «Русский – не тот, кто носит русскую фамилию, а тот, кто любит Россию и считает ее своим отечеством».

Служил Антон Иванович со многими доблестными русскими патриотами, «иноплеменно» отличающимися лишь своими немецкими фамилиями, и знал, что военное министерство действительно против розни. Это было важно ему, потому что из всех «нацофицеров» некоторыми изгоями были только поляки. О них были секретные циркуляры и им вменялись ограничения, взять хотя бы препятствие: «не быть католического вероисповедания» – в отборе на жандарма.