Японская цивилизация - Вадим Елисеефф

Встреча в Японии христианства и буддизма произошла в XVI веке, именно тогда началось наиболее глубокое недоразумение между Востоком и Западом. Это история жестокого разочарования. Франсиско Ксавье, добравшийся до Японии в 1549 году, с восхищением познакомился с нравственной доктриной буддизма, столь близкой в своей практике к учению Христа. Одержимость мистической мечтой об универсальном братстве и пламенный энтузиазм двигали этим христианским апостолом. Поскольку он оказался в эпицентре деятельности, то ему было трудно, так же как и его сотоварищам, сохранять спокойный скептицизм своих коллег, иезуитов Запада. Надежда казалась столь прекрасной и столь распространенной, что она возвышала сердца людей и в далекой Европе: востоковед Гильом Постель усматривает в этом причину реформирования нравов, пренебрегаемых Западом. Сочинение Франсиско Ксавье «О чудесах света» (1552) включает письмо, которое отец Ланчилотто послал Игнасио Лойоле из Кохинхины: с буддизмом познакомился христианский мир. В то же время Франсиско Ксавье начинал утрачивать свои иллюзии. Чем больше христианские священники постигали тонкости японского языка, когда-то наспех изученного в миссионерских школах Макао, тем яснее для них становилось, какое непонимание и чистая вежливость содержались в столь легком согласии японцев. И постепенно стало понятно, что два до странности похожих друг на друга учения о нравственности отражают тем не менее два различных мировоззрения, которые радикально противостоят друг другу. Разочарование и раздражение охватили души с той и другой стороны; свертывание торговли и внутренняя борьба священников различных толков между собой довершили дело. Пятого февраля 1597 года были казнены первые двадцать шесть мучеников Нагасаки; это положило начало ненависти. После казни надежды больше не оставалось: «Я все вам сказал. Япония не создана для христианства, оно не может там укорениться. Какая разница между милосердием христианского Бога и милосердием Будды? Ведь в Японии отчаянная слабость людей полностью полагается на милосердие Будды. Святой отец передал мне убеждение в том, что спасение христианина зависит не только от того, что он предается божественному милосердию. Верующий должен сохранять твердость своей души. Именно эта точка зрения извращена и трансформирована в этом болоте, именуемом Японией… Христианство, которое вы внедрили в Японии, является противоестественным, чтобы не сказать чем-то странным, — произнес правитель Тикуго, глубоко вздохнув. — Япония сотворена именно таким образом, там невозможно ничего. Да, мой отец!» (Эндо Сусаку. Молчание).

Прибытие португальцев в Японию было воспринято сначала благосклонно. Пребывание Франциска Ксавье в Японии (15 августа 1549 года — 20 ноября 1551 года) привело к почитанию христианского вероучения. Взаимное непонимание, трудности и драмы начались позже. Этот контакт с Европой оказал большое влияние на японское искусство, которое испробовало много попыток, чтобы перенять западные принципы. И они были применены в росписи ширм, наиболее известны под названием «Варвары Юга» (Намбанбёбу). На них изображены, с применением чисто японской техники, живописные сцены прибытия португальского судна, приезд священников и месса. Ширмы относятся к работам художников школы Кано, в частности та, о которой здесь говорится, «Выгрузка людей с Запада», приписывается художнику Кано Найцдзин (1570–1616),

На буддизм, более живучий в Японии, чем в любом другом месте Азии, была возложена ответственность за неудачу миссионеров; он превратился во врага, воспринимался как жестокое и смешное идолопоклонничество. И если де ла Мотт ле Вайе первым заговорил о «возвышающей философии», то он трудился, не брезгуя никакими средствами, больше в пользу свободной мысли, чем идеологии, которая для него оставалась глубоко чуждой. Первая встреча двух миров потерпела фиаско. Кто мог тогда сказать, зарубцуются ли когда-нибудь разверстые раны? Заблуждения первых миссионеров, их иллюзии о возможности тайного продвижения христианства были, однако, не лишены основания. В Японии, как и на Западе, торжествовала религия милосердия и спасения. Соответствие оказалось настолько поразительным, что еще и в наши дни разыскиваются, но, похоже, безуспешно, следы далекого продвижения несторианства.

Буддизм

Предыстория японского буддизма

Истоки японского буддизма ведут в китайский буддизм, который сам берет начало в Древней Индии. Понимание буддизма невозможно без обращения к метафизическому абсолюту брахманизма, против которого и выступил в середине I тысячелетия до нашей эры Будда Шакьямуни.

Сторонники брахманистской религии в Индии верят в единого бесконечного Бога, которому невозможно приписывать реальный законченный мир; наш мир оказывается, таким образом, только миражом, пустотой (майа). В самом деле, почему наряду с Богом должен существовать реальный мир вне его? То, что мы видим, всего лишь видимость, бегущие волны, порождающие вечное и неуловимое море. У этого неосязаемого мира есть сущность — душа (атман), единственной и безличной формой которой является Бог (брахман). Спасение каждого совершается через возвращение своей души к первоначальной сущности, соединение с сущностью Бога. Это слияние не может осуществиться до завершения длинного пути, через преодоление многих этапов, которые представляют собой разные жизненные воплощения, через цепь возрождений в цикле метемпсихоза. За каждым поступком в жизни следует хорошее или дурное воздаяние, а потому каждому человеку суждено в соответствии с характером воздаяния возродиться в ином теле и прожить в нем счастливую или несчастную жизнь. Поэтому особенно важно проживать жизнь, непрерывно совершенствуясь. Совершенствование позволяет достигнуть состояния души, которое и дарует слияние с Богом. Подобное умение жить возможно, если следовать за установлениями брахманов, жрецов, которые являются единственными посредниками между Богом и человеком.

В противоположность последнему принципу, который обосновывает существование аристократии, первые буддисты демократически провозгласили, что освобождение находится в пределах досягаемости для всех. Шакьямуни в своей проповеди в Бенаресе игнорировал духовенство, отказался от обрядов и жертвоприношений, отрицал существование души и ее возвращение к единственному Бытию. Для него переселение душ — это факт строгого детерминизма в соответствии с законом причин-и следствий. Чтобы избежать цикличности бытия, достаточно осознавать четыре истины. Первая истина состоит в том, что жизнь — сплошное страдание, так как она основана на непостоянстве любого явления. Единственная реальность есть реальность страдания, причина которого желания, жажда жизни, — такова вторая истина. Подавленное желание избавляет от страдания, и тогда более не существует ни рождения, ни жизни, ни смерти — в этом суть третьей истины. На пути Будды человек научается освобождаться от любых желаний — это четвертая истина. Наши чувства обманывают нас, а потому следует от них освобождаться, для того чтобы достичь подлинного озарения. Освобождение, таким образом, оказывается в большей степени результатом рассуждения, чем результатом веры.

Первые индийские буддисты восхваляли, таким образом, способ жизни, желательный для каждого верующего без вмешательства потустороннего спасителя, но с помощью наставника. Учитель показывает путь, но учение не составляет законченной системы. Ведь впоследствии могли возникнуть и многие другие установления, в которых излагалось не только то, что уже сказал наставник, но в откровении могло быть выражено и то, о чем он не говорил. В Индии первые буддийские секты объединяли тех, кто хотел отойти от бренной жизни, приняв формулировку трех ценностей и повторяя ее: «Я прибегаю к Будде, я прибегаю к учению, я прибегаю к его сообществу».[32] Монахи и монахини следовали ради своего спасения по восьмеричному пути, который при соблюдении личной дисциплины позволял достигнуть правильной медитации, подавляющей желания, творящей доброту, приводящей к альтруизму, культивирующей отрешенность и хладнокровие, ясность и невозмутимость. Медитация сама по себе многоступенчата: сначала человек отказывается от желаний, сохраняя только представление о предметах, затем утрачивает и эти образы, чтобы освободиться от любых ощущений, и наконец восприятие и чувства подавляются на самом пороге нирваны, этого состояния успокоения, бездействия дхарм, частиц, движения которых точно порождают образование цепочек бытия. Природе нирваны, благоприятной или неблагоприятной, Шакьямуни не дал определения; известно только, что следовало достичь такого психического состояния, которое полностью подавляло всякое физическое сознание, любую мысль, желания, ощущения.