Ласточки и амазонки - Артур Рэнсом

Титти начала размышлять, часто ли Робинзон Крузо спал на деревьях и есть ли на острове такое дерево, на котором можно было бы спать. Но ведь все равно никаких диких зверей на острове не водилось.

Потом Титти прочла главу о следах на песке и вспомнила целую кучу вещей, которую ей следовало сказать Пятнице.

Листая книгу взад-вперед, Титти набрела на эпизод, который напомнил ей о капитане Флинте.

«Все то время, пока я был занят работой, – писал Робинзон Крузо, – я развлекался тем, что говорил со своим попугаем и учил его говорить. Я быстро научил его узнавать его собственное имя, и наконец он произнес его вслух: «Полли»… это было первое слово, которое я услышал на этом острове и которое было произнесено кем-либо помимо меня самого…»

Конечно, если бы у Титти был попугай, то жизнь на необитаемом острове была бы просто идеальной. Девочка подумала о зеленом попугае, сидевшем на перилах баржи. Потом ей вспомнились сойки, которые перекликались в лесу в тот день, когда Ласточки ходили в гости к угольщикам. Мысль о сойках, равно как и о зеленом попугае, снова напомнила Титти о капитане Флинте, потому что в тот день старик Билли просил сказать кое-что Амазонкам, что-бы те передали это послание хозяину баржи. Титти вновь повторила про себя слова угольщика: старик думал, будто кто-то собирается забраться на баржу, и нужно, чтобы капитан Флинт навесил на свое жилище прочный замок. Потом Титти припомнила, что Джон пытался передать капитану Флинту это послание, но тот был слишком зол, чтобы выслушать его, и к тому же назвал Джона вруном. А теперь мама хочет передать послание капитану Флинту через маму Амазонок. А ведь Джон отправился к реке Амазонке, и вовсе не затем, чтобы повидаться с Амазонками, а для того, чтобы увести их корабль, так что до завтрашнего дня Ласточки ничего не смогут передать Амазонкам.

– Черт бы побрал капитана Флинта, – вслух произнесла Титти, отложила книгу и поднялась на наблюдательный пункт с подзорной трубой в руках – она хотела оглядеть окрестности.

По озеру плавало множество лодок, а в подзорную трубу Титти увидела бакланов, сидящих на сухом дереве на Бакланьем острове. Но, несмотря на все эти интересные наблюдения, время тянулось медленно. Титти вскипятила и заварила чай, сварила два яйца, съела их вместе с добрым ломтем белого хлеба и большим куском мармелада, но даже это не заняло столько времени, сколько, казалось, занимало тогда, когда нужно было торопиться, чтобы успеть взяться за какое-нибудь другое дело. Титти почудилось, что приготовление и поедание обеда, а также мытье посуды заняло у нее не больше пары минут, после чего она снова забралась на Дозорную высоту и принялась гадать, что сейчас поделывают Ласточки. Она знала, что они не вернутся еще долго, потому что будут дожидаться сумерек, прежде чем войти в устье Амазонки. Матрос Титти с нетерпением ждала заката, и это ожидание показалось ей ёще более долгим, чем капитану, боцману и юнге, сидевшим в засаде у островов Рио. Наконец солнце закатилось за горизонт. Последний вечерний пароход прошел с севера на юг – в это время Роджера обычно отправляли спать. Последний рыбак-туземец взялся за весла, погреб к берегу и скрылся в сумерках. Титти превратилась в хранителя маяка на одиноком скалистом рифе.

Она зажгла большую масляную лампу, подняла ее на дерево и закрепила оба конца веревки. Лампа, распространявшая чудесный яркий свет, неподвижно висела высоко над головой девочки, и Титти подумывала о том, не отплыть ли ей немного от острова, чтобы посмотреть, как выглядит ее маяк с воды. Но потом она решила, что такой поступок не подобает смотрителю маяка. Его же может унести течением в открытый океан, и, когда лампа догорит, никто не подольет в нее масла, и какой-нибудь большой корабль налетит на рифы в темноте.

Прежде чем темнота сгустилась настолько, что без фонарика невозможно было разглядеть ничего, Титти взяла одну из маленьких ламп и подвесила ее на гвоздь, вбитый в раздвоенное дерево. Гораздо легче будет открыть уже висящую лампу и зажечь в ней свечу, чем сперва зажечь, а потом тянуться к гвоздю, пытаясь зацепиться за него дужкой наверху горячей лампы. Потом Титти вернулась в лагерь. «Быть может, как раз в эту минуту они уводят «Амазонку»; – подумала она и поняла, что усидеть на одном месте, когда где-то происходят такие захватывающие события, будет трудновато. Пару раз Титти взбегала на Дозорную высоту, чтобы убедиться, что маячная лампа горит как положено, хотя можно было бы обойтись и без этого – Титти даже из лагеря видела сквозь кроны деревьев ее сияние.

Наконец девочка осознала, что ей не остается теперь делать ничего, кроме как ждать и слушать, не раздастся ли уханье совы. Это будет означать, что Ласточки вернулись и ждут, пока она зажжет для них бакены, чтобы победители могли ввести «Ласточку» и «Амазонку» в гавань.

– Если только им удастся захватить «Амазонку», – вслух подумала Титти.

Она тщательно сложила костерок, так, чтобы все веточки сходились в середине очага, а потом прикрыла его комьями дерна, которые заранее накопала Сьюзен. Но в лагере сразу же стало так темно, что Титти снова расшвыряла дерн. В конце концов, в лагере было полно дров после того, как они позавчера сплавали за ними на материк. Титти зажгла свечу в оставшейся у нее лампе и попыталась читать при ее свете, потому что пламя плясало, отбрасывая на страницы книги движущиеся тени. Но вдруг, вспомнив, что в лампе остался совсем маленький огарок свечи, который понадобится для указания пути в гавань, девочка задула огонек. Она боялась улечься на свой тюфяк, потому что опасалась уснуть и не услышать сигнала, который Ласточки должны подать на подходе к острову. Поэтому Титти вынесла из палатки оба одеяла, завернулась в одно из них, а из другого соорудила плащ с капюшоном и уселась у костра, положив рядом с собой электрический фонарик и потухшую лампу со свечой внутри. Коробка спичек лежала в кармане бриджей – на всякий случай Титти проверила ее еще раз. Грани коробка прощупывались даже сквозь одеяло…

Это было последнее, что помнила Титти.

Она проснулась от того, что в лицо ей дунул прохладный ветер и принес откуда-то протяжный крик совы: «Ту-вуууу! Ту-вуууу!»

Титти резко села. Где она? Костер погас, остались лишь малиновые угли. Было совсем темно, но где-то позади, высоко над островом, горел свет. Ах да, это, конечно, маяк. Сколько времени прошло с тех пор, как она услышала совиное уханье? Было ли это перед тем, как она заснула, или же только что? А может быть, совиный крик ей просто приснился?

Девочка попыталась вскочить на ноги, но забыла, что она замоталась в одеяло, словно мумия. Должно быть, ее разбудил крик совы. Наверное, Джон, Роджер и Сьюзен плывут во мраке на двух кораблях и удивляются, почему не видно света бакенов. Титти с трудом поднялась на ноги и прислушалась. Несколько секунд она не слышала ничего, а потом где-то на озере раздался скрип разворачивающейся укосины – это парусная лодка совершала поворот оверштаг.

Титти нащупала на земле электрический фонарик, а рядом с ним – незажженную лампу. Засветив фонарик, матрос бросилась прочь из лагеря. Спотыкаясь на бегу, она мчалась по тропинке, ведущей в гавань. Как хорошо, что мама подарила им на день рождения Викки эти фонарики! Даже при свете фонаря бежать было трудно. И еще как здорово, что Титти сегодня днем пришло в голову убрать все ветки, нависающие над дорожкой.

Она нашла дерево с развилкой, вытащила из кармана коробок со спичками и сунула в тот же карман фонарик, чтобы обе руки были свободны. Первая спичка потухла сразу, а вторая тогда, когда она подняла ее вверх, чтобы засветить лампу. Но третья попытка оказалась удачной. Титти без труда зажгла вторую лампу и повесила ее на гвоздь, вбитый в центр белого креста на пне.

Что ж, теперь Джон и Сьюзен должны увидеть свет бакенов. Но что, если им пришлось ждать этого слишком долго? Она, Титти, матрос славной «Ласточки», позорно заснула как раз в то время, когда обязана была бодрствовать. Что, если остальные попытались войти в гавань в темноте и напоролись на подводные скалы?

Неожиданно над головой Титти, между двумя бакенами, пронеслась большая сова – ее, видимо, сбили с толку огоньки во тьме.

– Ту-вууу, ту-вууу, – услышала Титти, когда птица скрылась в ночном мраке.

Быть может, и то, что она слышала прежде, вовсе не было условным сигналом. Возможно, все страхи были напрасными и «Ласточка» еще далеко. Но ведь Титти слышала скрип, очень похожий на тот, который издает при развороте укосина «Ласточки»!

Как раз в этот момент где-то в темноте, у входа в гавань, послышался шум спускаемого паруса, а потом короткий скрип – так скрипит весло, когда им загребают с кормы.

Титти готова была поприветствовать Ласточек радостным кличем, но тут ее слуха коснулся голос, который не принадлежал ни Джону, ни Сьюзен, ни Роджеру.