Сердце, живущее в согласии - Ян-Филипп Зендкер

– Ты меня прости, – сказала я брату. – Я не собиралась… Я просто хотела знать…

У Ба задумчиво глядел в окно, потом взял мою руку, погладил пальцы.

– Я впервые в жизни совершил подкуп, – вдруг сказал он, обращаясь, скорее, к себе.

– Ничего ты не совершил, – возразила я.

– Совершил. Только что. Я говорю про врача.

– Но это я дала ему деньги.

– Не имеет значения.

– Почему?

– Ты сделала это ради меня. Ради моей выгоды.

– Это были мои деньги и моя затея, – упиралась я. – Ты тут ни при чем. Я даже не спросила тебя. Потащила, как маленького.

– Я должен был встать и уйти.

– У Ба! О чем ты говоришь?

Его логика ставила меня в тупик.

– Да. Встать и уйти. Я не ушел, и потому я – твой сообщник, – без тени улыбки заявил У Ба. – Мы отвечаем не только за сделанные поступки, но и за те, что не сумели совершить.

– Я… Прости меня, пожалуйста. Я не хотела осложнять тебе жизнь. Просто пыталась помочь.

– Знаю, – ответил У Ба, стискивая мне пальцы.

Я достала пластиковую баночку с таблетками.

– Тебе обязательно нужно принимать по одной – утром и вечером.

Брат взял баночку, недоверчиво покрутил в руках и вернул мне, покачав головой.

– Ты же слышал. Это антибиотики. Если у тебя бронхит, таблетки помогут.

– Я не пью таблеток.

– Почему?

Я удивлялась его детскому упрямству.

– Большинство наших лекарств – китайские подделки. То, что внутри, не имеет ничего общего с написаным на этикетке. От них больше вреда, чем пользы.

Я покосилась на упаковку, где были лишь китайские иероглифы и затейливая вязь бирманских букв.

– Мы же не на рынке их купили. Я представить не могу, чтобы врач, да еще и в главной больнице…

– А что он мог дать? Других лекарств у него нет. У нас в Кало люди от таких таблеток умирали.

Такси остановилось перед обветшалым зданием с неоново-красной вывеской над входом. Сверху, на бетонном козырьке, росли деревца. Темные окна на двух нижних этажах были зарешечены, возле двери высилась груда мусора.

Я недоуменно посмотрела на брата:

– Может, есть другие отели?

На сей раз мы с У Ба сошлись во мнениях. Он что-то сказал водителю, тот быстро кивнул, и машина поехала дальше.

Через несколько минут он привез нас к современному шестиэтажному отелю. Швейцар поспешил к такси и открыл дверцу, его коллега почтительно взял у меня багаж. У входа стояли двое служащих, они держали тяжелые стеклянные двери и хором поздравляли нас с прибытием в их отель. В просторном вестибюле было прохладно и пусто. Посередине стояла искусственная елка, игрушки-свечи и красные шары отражались в блестящем мраморе пола. Служащие отеля приветствовали нас поклоном, администратор расплылся в улыбке и проводил нас к стойке регистрации. Вестибюль понравился мне обилием живых цветов. Молодая женщина предложила нам влажные салфетки и по стакану желтовато-красноватого напитка. Я заказала два одноместных номера, желательно рядом и как можно дальше от лифта. Затем попросила завтра разбудить нас в шесть часов и выложила на стойку кредитную карточку. И только тогда заметила, что У Ба рядом нет. Он стоял возле елки и задумчиво теребил узел на лоунджи. Время от времени поглядывал на дверь, словно намеревался сбежать.

Я взяла у швейцара багаж и сама подошла к У Ба:

– Что-то не так?

– Я мог бы спать где угодно. Есть ведь и другие…

– И думать не смей, – перебила я его. – Я сняла два отдельных номера, нас разбудят в шесть утра. Мы позавтракаем и поедем в Хсипо.

Он кивнул и послушно пошел со мною к лифту, который нам уже вызвали. Мы молча поднялись на шестой этаже, прошли по длинному коридору и остановились у двери его номера.

– Моя комната рядом. Тебе что-нибудь нужно? – (У Ба покачал головой.) – Могу я чем-то помочь?

– Нет, спасибо.

– Тогда спокойной ночи.

– И тебе спокойной ночи.

В моем номере было даже холодно. Я выключила кондиционер и осмотрела временное пристанище. Большая кровать с безупречно чистыми простынями, мини-бар, письменный стол со стопкой почтовой бумаги, два телефона, вай-фай, цветной телевизор, букет цветов и блюдо со свежими фруктами. Все это было ужасно знакомым. Сколько раз, отправляясь в деловую поездку, я останавливалась в похожих номерах. Только города менялись: Даллас, Майами, Чикаго, Хьюстон, Сан-Диего. Куда бы я ни приезжала, меня повсюду встречали одинаковые спальни в отелях, одинаковые кабинеты и комнаты совещаний. Это был безымянный, взаимозаменяемый мир. Уравновешенный, стерильный, без запахов и, уж конечно, без чувств. Мир, в котором я легко ориентировалась и в котором мне до недавнего времени было ни хорошо ни плохо. Я не жила. Функционировала. Проводила переговоры. Выполняла задания фирмы. Номер в мандалайском отеле напомнил о том мире. Мне стало неуютно. Я почувствовала себя не на месте. Отчужденной. Такое ощущение возникает, когда после долгой разлуки навещаешь близких друзей и понимаешь, что вас уже ничего не связывает.

Я устало рухнула в кресло, закинула ноги на подлокотники и стала ждать. Чего? Сама не знала. Мне не терпелось встать под горячий душ и выспаться на мягкой кровати. Сейчас не было сил, чтобы раздеться. Не знаю, сколько времени я так просидела. Из ступора меня вывел кашель У Ба. Приступ продолжался, и я решила зайти к брату. В коридоре стояли поношенные сандалии, дверь его номера была приоткрыта. У Ба снял с кровати покрывало, сложил пополам и улегся на пол. Рюкзак с рубашками и лоунджи служил ему подушкой. У Ба лежал на боку, подтянув колени к груди. Кашель его не разбудил, либо он уснул сразу после приступа. Я осторожно закрыла дверь, села на кровать и засмотрелась на брата. На его тощие ноги с мозолистыми ступнями, на то, как ритмично поднимается и опускается грудь. Человек, спящий на полу. Картина, привычная в крестьянских хижинах, здесь поражала несоответствием, отчего У Ба казался еще более старым, слабым и беззащитным.

Между двумя моими визитами в Бирму пролегло десять лет. Десять лет, в течение которых нас с У Ба связывали только письма. Неужели я не чувствовала, как скучаю по нему, как мне его не хватает? И вдруг я поняла, почему он отказывался приехать в Нью-Йорк. Тяжело представить его идущим по Манхэттену в лоунджи и сандалиях. Но еще труднее вообразить У Ба в джинсах и ботинках.

Зачем я потащила брата в больницу против его воли? Почему, даже не посоветовавшись с ним, подкупила врача? Я хотела помочь, боялась за него. Но отчего мне казалось, будто я лучше самого У Ба знаю, чтó для него хорошо?

Вспомнились слова отца, я слышала их в детстве, но тогда не понимала смысла: «Дорога в ад вымощена благими намерениями». Так он всегда говорил о благотворительных балах, которые помогала устраивать мать. Для меня «ад» и «благие намерения» были несовместимы. Я считала, что они находятся между собой в вечном и непримиримом противоречии. Потом, через много лет, я поняла, насколько точными были отцовские слова. До чего же тяжело противостоять благим намерениям. И как трудно от них ускользнуть. Тень угрызений совести слишком длинна.

Слова отца наверняка понравились бы Эми. Я уже дней десять, с самого отъезда, не вспоминала о ней. Странно. В последние годы мы постоянно виделись и перезванивались. Что сказала бы она, увидев меня сидящей на кровати брата? А что – услышав истории, которые слышали мы с У Ба?

Я вот подумала: а вдруг голос зазвучал в твоей голове не просто так?

Как же я соскучилась по ее «я вот подумала».

Я вот подумала: а был ли смысл тащить брата в больницу, где ему ничем не могли помочь?

Я вот подумала: а неужели ты не понимала, перед каким искушением ставишь честного врача?

Я вот подумала: а может, слова «благие намерения» – синоним чего-то другого?

Почему бы не позвонить ей? Я прикинула время: в Нью-Йорке сейчас день. Ее голос, несколько ее фраз помогли бы справиться со страхом за брата. Это все, что мне нужно. Я подошла к столу, сняла трубку. Номер Эми был один из немногих, которые я помнила наизусть: 001-555-254-1973. Я замерла, словно чего-то выжидая. Мысль о том, что я могу набрать комбинацию цифр и соединиться с Ривингтон-стрит на Манхэттене, казалась абсурдной. Будто ее мир и тот, где я сейчас, разделяла только эта комбинация.

Если бы все было так просто.

У Ба засопел и немного покашлял. Я присела возле него, дотронулась до руки. Потом встала, принесла из своего номера одеяло и легла на его кровать. Не знаю, что оказалось сильнее: нежелание оставлять брата в таком состоянии без присмотра или желание находиться рядом с ним.

Глава 3