Сердце, живущее в согласии - Ян-Филипп Зендкер

– Но, насколько я понимаю, обратить вас он не смог.

– Что это значит?

– Монастырь. Статуи Будд, ваши монашеские одежды…

– Это все внешнее. Не стоит обманываться, дети, пришедшие ко мне, выросли в семьях буддистов. Им привычнее и спокойнее, когда у входа их встречают знакомые статуи. Они верят, что Будда оберегает их. А что касается обращения… отец Анджело сумел меня обратить. Но не в христианство.

– Почему же вы не стали христианином?

– Потому что я не грешник, – улыбнулся Тхар Тхар.

– В какую же веру он вас обратил?

Тхар Тхар помолчал.

– Это уже другая история.

– У меня есть время.

Он покачал головой:

– Не сегодня. Сомневаюсь, что я вообще смог бы ее рассказать. Это не тот случай, когда воспоминания стоит облекать в слова.

Тхар Тхар как-то странно на меня посмотрел. Его взгляд был полон нежности. Или мне показалось?

– Почему вы оставили отца Анджело?

– Потому что он оставил этот мир. Он был стар и болен, и у него случился инсульт, я почти год ухаживал за ним. На следующий день после девяностолетия его сердце перестало биться. Я сидел у постели, отец Анджело взял мою руку и прижал к своей груди. Я чувствовал удары его сердца, они становились все медленнее, а потом затихли.

Над бамбуковой рощей взошла луна, заливая двор неярким светом. Луна убывала. Почему-то ее сияние напомнило мне о притихшей деревне, где ужас прятался среди листвы, корча рожи и отбрасывая уродливые тени.

Где сердца превращались в камень.

Я вспомнила хижину с отверстием в крыше… Сверкающие черные сапоги… Тела – мускулистое и хрупкое, – вздрагивающие отнюдь не от любовного экстаза… Слюну, капающую изо рта с кроваво-красными зубами… Секунды, решавшие кому жить и кому умереть… «Один останется с тобой. Второго мы заберем».

Тхар Тхар смотрел на меня и улыбался. У него сверкали глаза. Глаза, много лет смотревшие в самое сердце зла, знавшие столько смертей. Глаза, видевшие падение с дерева и гибель самого дорогого человека. Как после всего они могли сверкать и улыбаться?

В чем их секрет?

У меня возникло ощущение, что я действительно попала на остров. Только не на Остров мертвых. И не на Остров одиноких.

На другой. На остров, о котором мне никто и никогда не рассказывал.

Глава 5

Утро в монастыре наступало рано. Я проснулась под негромкий разговор и смех послушников. За окном едва рассвело. Дети сворачивали подстилки. Потом я услышала певучий голос Тхара Тхара, начавшего мантру. Послушники тут же ее подхватили. На башенках крыши мелодично позвякивали колокольчики. Кудахтали куры. Приятно шумел ручей. Вчера, сидя на крыльце, я его не слышала.

Я потянулась всем телом, чувствуя себя выспавшейся и бодрой.

У Ба еще спал, лежал на спине, приоткрыв рот. Чувствовалось, кашель измотал брата, его щеки опали, нос заострился. В какой-то момент даже дыхание смолкло. Во всяком случае, мне так показалось. Я испуганно села и вслушивалась, пока не уловила знакомое сопение. Оно меня успокоило.

Не дайте У Ба умереть.

Пожалуйста, пощадите его. Сохраните ему жизнь.

Я поймала себя на том, чего не делала с детства. Я обращалась за помощью к высшим силам. Когда-то я точно так же лежала в постели и просила: «Дорогой Бог, помоги». Я обращалась к Нему, когда моя лучшая подруга Рут переехала в Вашингтон и мне стало одиноко. Когда умирала моя морская свинка. Когда мама почти неделю скрывалась у себя в спальне, плотно зашторив окно.

К кому я обращалась сейчас? К судьбе? К звездам? К местному духу по имени Натс? К Будде? Молитва была криком о помощи. Пусть откликнется тот, кто способен помочь!

Звуки мантр сменились другими: грохотом посуды, приглушенными голосами, треском поленьев в очаге. Еще через какое-то время дети вышли на крыльцо, спустились и отправились на поле.

Я вылезла из спального мешка. Утро оказалось холоднее, чем я предполагала.

Посередине зала, на подстилках, под старыми одеялами лежали две девочки. Обе выглядели печальными и больными. В одной я узнала Моэ Моэ. Перед ней на корточках сидел Тхар Тхар.

– Что с ними? – спросила я. – Вчера они были совсем здоровы.

– В жарком климате тоже легко простудиться. Даже легче.

– У вас есть лекарства? – по привычке спросила я, хотя и знала ответ. – (Тхар Тхар покачал головой.) – Совсем никаких?

– Иногда туристы оставляют жаропонижающее и таблетки от головной боли. Но дети не хотят их пить, у них потом животы болят. Если простуда не проходит сама, мы посылаем в Хсипо, к знахарю. У него есть травы и мази, обычно они помогают. Во всяком случае, не вредят, чего не скажешь о китайских таблетках.

– Я могу сделать девочкам холодные ножные компрессы.

– И что это даст?

– Снимет жар.

Тхар Тхар принес миску с водой и тряпки, которые я тут же намочила и отжала. Откинув одеяло у первой девочки, я едва удержалась, чтобы не вскрикнуть. Кажется, ее звали Эй Эй. У нее была негнущаяся нога. Я ожидала увидеть обычную ногу, по каким-то причинам неспособную сгибаться, а не бесформенную палку, обтянутую кожей. Мышц на увечной ноге не было. Стоит ли ставить туда компресс? Снимет ли он жар? А если обернуть только здоровую ногу, поможет ли это? Девочки молча следили за мной. В их глазах читалось недоверие. Похоже, им было так же неловко, как и мне.

Обе дрожали, когда я холодными тряпками оборачивала им икры и потом укутывала ноги в старые полотенца. Я попыталась вспомнить, кому в последний раз ставила такой компресс. Кажется, Эми, она несколько лет назад сильно простудилась.

Закончив, я укрыла девчонок одеялами, они еще дрожали. Моэ Моэ наградила меня улыбкой. Чувствовалась, температура у нее была высокой.

Тхар Тхар ждал на кухне. Стоя на коленях перед очагом, он раздувал огонь. В одном углу были аккуратно составлены вымытые миски, кастрюли, корзины с картофелем, помидорами, цветной капустой, морковью и имбирем. Над ними висели связки чеснока и сухих стручков перца чили. На полке я увидела бутылки и банки с черными и коричневыми жидкостями.

Завтрак мало отличался от вчерашнего ужина. Снова рис и яйца, но теперь в виде глазуньи с кашей, а также крепкого черного чая, оставлявшего во рту странный привкус. Я бы назвала этот чай «ворсистым».

– Детям я готовлю без специй и пряностей, но у меня есть то и другое. Хотите? – предложил Тхар Тхар.

Я согласилась.

Специи приятно оживляли пресноватую яичницу. После второй ложки у меня горели губы, но «жар» был вполне терпимым.

Пока я ела, Тхар Тхар тонкими ломтиками резал имбирь.

– Какой работой хотите заняться? – спросил он, когда я позавтракала. – Уборкой? Стиркой? Или приготовлением еды?

– Едой.

– Отлично. Тогда займемся ею вместе. Но вначале нужно собрать яйца.

Он подал мне корзинку, и мы спустились во двор. Куры сразу же сгрудились у его ног, будто чего-то ждали.

– Сколько же у вас кур?

– Не знаю. Их становится все больше. Я уже и считать перестал.

– А как их зовут? – бездумно спросила я.

Тхар Тхар резко повернулся ко мне:

– Кто дает имена курам?

– Дети, – торопливо ответила я, чувствуя себя дурой.

Тхар Тхар улыбнулся:

– У одних есть имена, у других нет. Их здесь так много.

Он негромко свистнул. Из кустов вышла коричнево-бурая курица, недовольная нарушенным уединением.

– Это Коко, – пояснил Тхар Тхар. – С нее все и началось.

Он нагнулся. Курица прыгнула ему на ладонь. Она сидела, как попугай, склонив голову и не сводя с меня глаз.

Я попятилась.

– Не бойтесь, она не клюется, – сказал Тхар Тхар, отпуская птицу. – Она очень доверчивая. Среди кур это редкость.

Мы собрали две дюжины яиц. Квочки неслись в ямках, в листьях возле кустов. Тхар Тхар знал все их тайные места.

На кухне Тхар Тхар вручил мне разделочную доску, острый нож и попросил разрезать помидоры на четыре части. Сам же быстро и ловко чистил картошку. Его точные, выверенные движения были почти медитативны. От них веяло покоем.

– Вы знаете, как живу я, но мне пока ничего не известно о вас, – вдруг сказал он, не поднимая головы от ведра с картошкой.

– А что вы хотите узнать? – спросила я, удивляясь, насколько мне приятен его интерес.

– Все, что согласитесь рассказать.

– Тогда задавайте вопросы. Я буду отвечать.

– Не могу.

– Почему?

– Это было бы неучтиво. Я не вправе задавать вопросы совершенно незнакомому человеку.

– Но мне так было бы проще, – возразила я. – И потом, я сама прошу вас об этом. Что же тут невежливого?

Я искоса на него поглядывала. Наверное, Эми сказала бы, что я флиртую.