Погонщик волов - Эрвин Штриттматтер

Ну ладно, Лопе уходит, не переставая раздумывать. Читает он и другие книги, но именно та, что подарена на конфирмацию, привлекает его больше других. Потому что она совсем непохожа на читанные до сих пор. От чтения других книг у него создалось впечатление, будто должен существовать такой мир, где все солнечно и безоблачно и как по мерке сделано для героя книги. Они просто покидают свой дом, эти герои, никого ни о чем не спрашивают, встречают по дороге некоторое количество трудностей, ровно столько, сколько могут преодолеть, после чего наслаждаются безмятежным счастьем. Вершину счастья чаще всего составляет женитьба на богатой.

А новая книга говорит, что все это вранье и выдумки.

Орге Пинк, с которым Лопе совместно вкушал крови Христовой, уже почти взрослый мужчина. Отец взял его к себе на шахту. Орге сцепляет вагонетки. Подъемная клеть выносит их из шахты на поверхность земли. Когда Орге сцепит сколько нужно, он свистит в свисток. Стоит Орге один раз свистнуть, с гудением подъезжает электровоз и увозит за собой эти маленькие черные вагончики. Орге зарабатывает двадцать марок в неделю. Десять из них он платит дома за свое содержание, остальные десять может откладывать каждую неделю. Но он ничего не откладывает. Он покупает себе сигареты, по воскресеньям — сладкое пиво, часы, новый костюм. В саду при трактире он играет с остальными шахтерами в кегли. Его принимают в велосипедный ферейн, после чего он начинает носить блестящий значок. Значок — это серебристо поблескивающее «S» на красном бархатном фоне. Орге даже пытается ходить на танцы. Он бьет кулаком по столу, когда играет в карты; да, Орге — уже почти взрослый мужчина. Орге Пинк ведет ту самую жизнь, которая описывается в тех книгах, что Лопе читал раньше. Лопе ломает голову над вопросом, как бы ему проникнуть в этот мир.

Дни проходят. Лопе окутан облаком мыслей. А работает он по-прежнему на поле с женской бригадой.

— Такой был шустрый парнишка, а теперь стал соня-засоня, — говорит одна из женщин. — Неужто ты не видишь, что корзина полнехонька и что я сейчас надорвусь?

После этих слов Лопе на мгновение просыпается, но потом его снова окутывает облако и снова кругом стены из тумана. Когда Лопе читает дареную книгу, в его мозг порой перепрыгивает искра познания. Туман рассеивается, Лопе видит жизнь, он вот-вот к ней подступит. Но тут раздается скрип материной кровати, мать что-то бормочет негромко и возбужденно. Он захлопывает книгу, гасит свет и ложится спать. А когда он завтра утром откроет глаза, все будет по-прежнему затянуто туманом.

Ариберт и Дитер фон Рендсбург находят, что жизнь — превеселая штука. Они не пытаются вникать в нее, как Лопе. Если человек слишком много размышляет, значит, с ним что-то не так. После того как Ариберта и Дитера конфирмовали в городской церкви, они носят длинные брюки. Их домашний учитель Маттисен тоже перебрался в город вместе с ними. Вместе с Маттисеном они живут в частном пансионе и посещают гимназию. Там учителя говорят им «вы» и «господин», и еще они носят там цветные фуражки с золотыми и серебряными околышами. Они пишут записочки девушкам из лицея и, прогуливаясь в ранние сумерки, передают записочки по назначению. А тем временем домашний учитель Маттисен проверяет их письменные задания — и кое-что в них исправляет. Вечером они совместно посвящают один час чтению немецких классиков или набивают трубку Маттисена отрезанными ногтями. Потом они от души забавляются, глядя, с каким злобным лицом Маттисен курит.

По субботам за ними приезжает либо Венскат в ландо, либо Леопольд на машине. Дома они отдыхают после недельных трудов. Учитель Маттисен делает его милости подробный отчет об успехах молодых людей.

— Обращайте особое внимание на их успехи в истории, — говорит Маттисену милостивый господин и угощает его дорогой сигарой. — Лично я считаю, что знание истории является для молодого человека альфой и омегой образования, независимо от того, какое поприще он изберет впоследствии.

Маттисен, правда, не разделяет этого взгляда, ибо, со своей стороны, считает более важным знание иностранных языков, но тем не менее он отвечает:

— Непременно, господин фон Рендсбург, всенепременнейше.

После чего ему даже разрешают взять с собой в комнату еще одну сигару.

Тем временем Ариберт и Дитер скачут на своих конях по лугам, по полям. Иногда им сопутствует бледная и задумчивая Кримхильда, чтобы поглядеть, не скрываются ли где в крестьянских садах подходящие экземпляры розовых кустов.

Но бывает и так, что они не испытывают охоты к верховой езде, тогда они привязывают к коровьим хвостам ракеты, бенгальские огни и тому подобное. Затем они разом все поджигают и с секундомером в руках наблюдают, какую скорость разовьет напуганная скотина. Еще они пробираются на кухню и рассказывают кухонным девушкам похабные гимназические анекдоты. При этом они обнимают девушек и тискают их. По ночам в своих комнатах они хвастают друг перед другом своими победами.

Кримхильда же мрачно расхаживает по замку и парку. Ее большие серо-голубые глаза не воздеты к небу и не опущены в землю — они устремлены в безбрежную даль. Там, где сосновые леса синей лентой опоясывают горизонт, должна лежать страна, в которой сейчас находится некий человек. Он прислал письмо с юга, откуда-то с Балкан. По письму очень трудно понять, откуда именно. Тысяча и одно приключение — а в письмах меж тем неизменное спокойствие. О, это спокойствие! Словно писались они не на спине у какого-нибудь вьючного мула, а в комнате со штофными обоями и бархатными драпри. Кримхильда-де должна проявить душевную широту, коль скоро он надумал таким манером провести последние часы своего холостяцкого бытия, принести обуревающую его страсть к приключениям в жертву богам полуденных стран. И пусть не тревожится нежная роза, произросшая в северном парке! Его имя и его предки порукой тому, что, отгуляв положенный срок, он надежно, как корабль, пришвартуется в гавани брака. Сердечнейшие поклоны ее папеньке, капитанский мундир которого восхищал его еще в детские годы. Именно это впечатление побудило его сделаться служителем Марса. Однако теперь, когда любезное отечество обанкротилось, он должен был вспомнить о других своих добродетелях. Правда, перо зарубежного корреспондента не идет с мечом ни в какое сравнение, но все-таки… И если она, как уже бывало, захочет перевести ему некоторую сумму для обеспечения некоторых удобств в его полной лишений жизни на грязном и кишащем клопами юге, тогда, пожалуйста, через его берлинский банк.

В остальном же и само их знакомство, и сама их любовь не знают себе подобных. Именно это и привлекает его в неслыханной степени. Подумать только: два человека узнали друг друга по рассказам знакомых, начали переписываться и под конец не могут поступить иначе, кроме как… впрочем, она понимает, о чем он… Пусть теперь кто-нибудь попробует сказать, что не все в жизни предопределено. Он, страстный любитель цветов, который ради того, чтобы увидеть своими глазами какой-нибудь редкий экземпляр, не останавливался перед путешествием на другой континент, и она, столь же страстная любительница роз. Не далее как вчера он принял в подарок два отростка неслыханной изысканности. И, представьте себе, какая досада: когда вечером он заглянул в свои переметные сумы, оказалось, что оба безнадежно засохли и листья у них стали ломкими, как чайный лист. Такое беспощадное солнце палит в этих краях…

Пусть она извинит его за то, что он так расписался, у него, к сожалению, слишком мало свободного времени, чтобы писать короче. Вот он уже слышит, как под балконом позвякивает сбруей его оседланный мул. Темнокожий слуга сидит на мраморных ступенях его студии и ловит блох. Он идет на дипломатическую встречу, которую нужно отразить в газете. Адьё-адьё и приятных — пестрых — сладких снов. Поцелуев не будет, нет, пока без поцелуев, зато позднее будет все, все, все… В глубокой задумчивости — сердечно ее — барон Герц ауф Врисберг.

В мыслях Кримхильды теперь совсем не осталось места для Фердинанда. Детская любовь, которая теперь кажется Кримхильде необъяснимой. Ну, а что же Фердинанд? А Фердинанд внутренне развивается. Или не развивается. Во всяком случае, мысли его куда больше вращаются вокруг этой любви, вокруг этой попытки любить, чем он себе в том признается. Он исписывает в своем дневнике страницу за страницей. Он заполняет страницы чувствами, лавиной чувств, своими отношениями с Матильдой, неудавшимися попытками с женой управляющего. Чистейший самообман. Вот полюбуйтесь, это он работает над собой. Настанет день, когда Кримхильда будет так потрясена его духовной красотой, что…

А теперь еще эта история с Фридой Венскат. Фердинанд до отказа начиняет ее своими самоописаниями. Дело, конечно, не останавливается на разговорах у окна. Ибо у окна им то и дело мешают грубые, непонятливые люди. Как-то само собой получается, что Фрида, волоча свои култышки и опираясь на два подбитых резиной костыля, сама приходит к нему. Он читает ей вслух. Он зачитывает ей отрывки из своих дневников, из сочинений великих людей, которые, по его мнению, выдержали в жизни такую же борьбу, как и он. И она не засыпает во время чтения, как засыпала жена управляющего, она присасывается взглядом к его губам, словно круглый, как шарик, шмель к цветку клевера. Но ей не удается высосать мед его духовных излияний. Она мнит себя одной из фигур, одной из возлюбленных в серии «ласточкиных романов». Впрочем, Фердинанд ничего не замечает, он слишком погружен в себя.