Костры на башнях - Поль Сидиропуло

— Тебя это не касается. Так нужно.

— А знаешь, что сказал дежурный фриц: тебя отпускайт, а это упрямая горянка отправляйт лагер. — Она подражала немцу. — Так на меня посмотрел, как будто я им чем-то помогла.

— Ты соображаешь, что говоришь?

— Да, соображаю. По всем дворам фашисты шастали, как голодные собаки. Забирали последнее, что было у людей. У тети Маши увели козу. Оставили детей без молока. А к нам… к нам даже не зашли…

— А я знаю? Может быть, из-за дядьки! С него и требуй. Я тут при чем? Вот еще — она мои действия решила обсуждать, оценивать. Может быть, ты и со своей подружкой всякие такие разговоры ведешь?

— Мне стыдно о таком говорить…

— Учти, я не посмотрю, что ты моя сестра. Выбью дурь из головы.

Он выбежал во двор, оттуда на улицу. Много ли нужно девчонке с больным сердцем? Одной оплеухой можно уложить ее наповал. Что делать? Как быть? Растерялся Азамат. Недолго думая, он бросился в комендатуру.

— Нужно немедленно освобождать кабардинку! — стал упрашивать Конрада Азамат. — Прошу вас, господин Эбнер. Аргуданова ничего не скажет… я хочу… вернее, она ничего не знает. Глупые девчонки, что одна, что другая.

Глаза Конрада оставались суровыми. Но он не стал отказываться, а неожиданно перевел разговор:

— Списки коммунистов принесли?

— Да, конечно, как условились. — Азамат полез в боковой карман пиджака. — Вот они. — Протянул листок бумаги. — Я все для вас сделаю, только отпустите кабардинку.

— Девушка она ваша? — Глаза Эбнера стали какими-то стеклянными.

— Что вы, господин Эбнер! Моя сестра и кабардинка — подруги. И если…

— Хорошо! — оборвал Конрад. — Понятно. Я отпущу кабардинку. Но учтите, если попадутся еще раз, расстреляем. Не посмотрю — сестра или брат.

Он пробежал глазами список.

— Это все? Вы никого не упустили? — подозрительно прозвучал его вопрос.

— Пока все… — Кровь в жилах Азамата, кажется, остановилась.

— Надежду Соколову вы знаете? Она не коммунист?

Азамат побледнел: откуда уполномоченному известно о Наде? Она из дому не выходила все эти дни.

— Нет-нет, она не член партии…

— Вот как? Интересно.

Азамат перебирал в памяти разговор с Конрадом и не мог отвязаться от мысли: а вдруг Эбнер проверит и выяснит, что и те, другие, кого он указал в списке, не коммунисты? Дядьке легко было советовать: включай, говорил, всех, кто может вызвать у немцев подозрение, на кого питаешь зло. Даже Надю советовал включить, но Азамат отказался… Где же мог видеть ее Эбнер? Может быть, там, на полустанке, когда немцы проверяли пассажиров? Расспрашивать Надю о чем-либо остерегался: кто знает, как она воспримет его интерес. Сама же ничем не делилась с ним. Не доверяла…

* * *

От волнения дрожали руки, он никак не мог расправить плотный лист бумаги, сложенный вдвое, и прочесть текст, слезились глаза от напряжения, расплывались строчки. Он снял очки, протер глаза носовым платком, а заодно и стекла, и снова водрузил очки на орлиный пос. Теперь смог прочесть: «Эльбрус покорен, на его макушке водружено наше победоносное знамя…» Старик Эбнер перечитывал короткое послание сына, воспринимая сообщение по-новому, словно за каждым словом таился дополнительный смысл, как в закодированном тексте.

— И все-таки, — заметил он незримому собеседнику, — они удачливее нас. — Справившись с внезапно нахлынувшей на него завистью, он дал более трезвую оценку: — И мы многое сделали для них, и они не подвели нас. Одним словом, вырастили достойных преемников.

В этот день Вильгельм Эбнер решил забросить все дела: не работалось ни в саду, ни в кабинете, не хотелось и дома сидеть — потянуло с неукротимой силой на улицу. Лица прохожих светились радостью; люди возбужденно обсуждали у киосков грандиозные события. Кто-то привел слова Геббельса, который утверждал, что Германия значительно улучшила свое экономическое положение, и главным образом за счет Кавказа, откуда якобы стала поступать нефть.

Вспомнились Вильгельму пророческие слова главного идеолога Германии:

«Мы заняли страну на Востоке не только для того, чтобы ею обладать, но и для того, чтобы организовать ее прежде для себя. Мы ведем войну за уголь, железо, нефть… Если к назначенному нашим командованием сроку закончатся бои на Кавказе, мы будем иметь в своих руках богатейшие нефтяные месторождения Европы. А кто обладает пшеницей, нефтью, железом и углем — тот выиграет войну».

«Советской экономике наступил конец, иссяк моральный дух красноармейцев, — приходил к выводу Эбнер, — еще немного, усилие-другое, — и Кавказ падет, а немцы выйдут к Черному морю, и турки двинутся навстречу».

С утра и до поздней ночи в эти дни передавали по радио бравурные марши военных оркестров. Вильгельм, кажется, слушал теперь все подряд, боялся пропустить самое главное: генерал Дитмар восторженно и убежденно уверял сограждан Германии в том, что близится день победы над Россией. Затаив дыхание, Эбнер ловил каждое слово любимого диктора фюрера.

Глава третья

В какой уже раз генерал армии Тюленев совершал очередной перелет. Каким бы ни был утомительным, опасным путь, он отправлялся на самые решающие участки фронта, чтобы там, на месте, разобраться в обстановке. Его присутствие понадобилось, когда крупные механизированные части противника начали выдвижение из района Пятигорска в юго-восточном направлении и подошли к реке Баксан. В районе Моздока немцам удалось форсировать Терек и перейти в наступление, вклиниваясь у станицы Вознесенская в оборону 11-го стрелкового корпуса. Танки противника продвинулись на юг к подножию Терского хребта и стали взбираться по его северным склонам.

Когда создалась угроза прорыва на туапсинском направлении, Тюленев тотчас вылетел туда, чтобы на месте совместно с руководством армии организовать оборону. Иван Владимирович понимал, как важно личное руководство штабами и войсками, общение с подчиненными, будь то командир или рядовой солдат: доброе слово настраивало, вселяло в людей смелость, организованность. Командованием, штабами одновременно решались самые разнообразные задачи, нельзя было упускать из поля зрения при этом и соединения, прикрывающие границы с Турцией, оборонявшие Черноморское побережье и обеспечивавшие наши коммуникации в Иране.

Сегодня под утро Иван Владимирович имел трудный разговор со Сталиным, который оставил неприятный осадок на душе. Верховный был встревожен, возмущен положением, сложившимся на перевалах Главного Кавказского хребта. Складывалось впечатление, что он, хотя и не прямо, упор, давал понять, что виной всему является Тюленев: не все учел при организации обороны горных рубежей, в результате противнику удалось подняться на вершины. Дело обстояло не совсем так, но не стоит искать теперь виновных, к чему вспоминать о просчетах, допущенных им, Тюленевым, и прежним руководством округа, положение этим не исправить. Принял командование — отвечай! Пока войска Закавказского фронта в твоих руках, полную ответственность несешь ты, Иван Владимирович…

Штаб 46-й армии располагался в Сухуми. В последние дни вражеские самолеты проникали и сюда, они разбомбили порт, вспыхнул и загорелся с безжалостной стремительностью абхазский театр.

Трудный разговор вышел с командующим армией — Василием Фадеевичем Сергацковым.

— Как получилось, что противник опередил наши части и занял перевалы Клухорский и Санчаро? — спросил Иван Владимирович.

— Штаб стремился максимально использовать возможности армии, чтобы остановить горных егерей… — неуверенно ответил командующий.

Такой ответ Тюленева не устраивал.

— Тогда как же, генерал, понять то, что командование и штаб армии не стремились я активной борьбе за перевалы на северных склонах гор? Почему высылались туда небольшие отряды под командованием малоопытных командиров?

Позже, в ходе разбора сложившейся обстановки, Тюленев указал и другие недостатки:

— Картина прояснилась. Вы не смогли надлежащим образом организовать снабжение войск в районах боевых действий боеприпасами, продовольствием и обмундированием. Большой ошибкой командования армии было и то, что оно не установило тесной связи с местными организациями и населением, не подготовило транспортных средств для снабжения войск в горных условиях. — Иван Владимирович дал конкретные указания по усилению частей, действовавших на основных направлениях. Учитывая возможность проникновения фашистов в обход выдвинутых на перевалы отрядов, он сказал: — Возьмите под тщательный контроль все дороги. Каждую из них пусть займет стрелковая рота, усиленная саперами. Одновременно приступайте к взрывным мероприятиям, устраивайте завалы на тех тропах и в теснинах, которые плохо обороняются, но могут быть использованы противником. Разумеется, неискушенному человеку может показаться, — особо выделил Тюленев эти слова, — что едва возможно преодолеть головокружительные узкие чабанские тропы, доступные лишь горцам. Но для специально обученных и подготовленных альпийских частей эти преграды не помеха. Их не сдержат высота бездонные пропасти, острые гребни скал и лесные завалы. Поэтому не полагайтесь на то, что все это само по себе препятствие. Остановить их может только наша продуманная оборона. Только мы с вами.