Эксперт № 01-02 (2014) - Эксперт Эксперт

— И для таких детей у нас есть книги. Для меня это вопрос «попадания», и вовремя увидеть, чем интересуется ребенок, — задача любого неравнодушного взрослого. Мне вот Юрий Шиханович, который взял на себя в 80-е раздачу помощи детям политзэков, в 12 лет читал Мандельштама — и зацепил меня так, что я стала издателем. У нас была масса случаев, когда мы приезжали в библиотеки или в школы, в том числе в регионах, и нам приводили второй, например, класс, предупреждая о «совсем не читающих детях». С ними иногда мы читали вместе, иногда играли, отвечали на вопросы. И я помню прекрасную девочку Аню в Рязани, она мне жестко так сказала под дружное кивание учителей: «А я вообще книги читать не буду, потому что это совсем неинтересно». Второй класс. Я так себе это где-то отложила, думаю: «Сейчас я попробую ее зацепить». В какой-то момент я предложила детям вспомнить самую нелюбимую книжку и рассказать, честно-честно, чем она плоха. Эта нечитающая девочка так здорово рассказывала, я ее похвалила, сказала, что из этого рассказа могла бы получиться отличная книжка, а потом я еще ее попросила почитать про героя, который не любил, как она сама, читать. В общем, применила разные «ходы», а в конце намекнула, что она могла бы и сама стать писателем… только для этого нужно много читать, чтобы не повторить никого.

И когда я уже собиралась уходить и дети стали покупать привезенные мною книжки (а магазинов тогда в Рязани практически не было, и мы попросили родителей дать детям немного денег и продавали книжки по каким-то бросовым ценам), я им сказала: «Ребята, у меня книжек немного, поэтому вы как-то определитесь, чтобы всем хватило, и сразу договоритесь, кто кому даст почитать». Аня пришла первая и купила одну книжку, потом заняла денег у учителей и купила еще три. Я ей говорю: «Ты что, куда ты все берешь, ты же не будешь читать». И она прижала их к себе изо всех сил: «Я это все-все прочитаю, потом другим дам».

Знак «Самоката»

— Во многих ли библиотеках вы сегодня есть?

— Сегодня — в очень многих, работающих с детской книгой, но не во всех, к сожалению. Хотя наша собственная база рассылки покрывает около трети детских библиотек страны, многие получают книги из бибколлекторов, и путь к этому был долгий.

Где-то через три года после того, как вышла «Собака Пес», мы смогли распространить наши книжки в ряде библиотек, в том числе в очень активных, таких как Екатеринбургская детско-юношеская библиотека, Библиотека Маяковского в Санкт-Петербурге, Библиотека Ленинградской области в Санкт-Петербурге, Библиотека имени Гайдара в Москве. Именно они — двигатели новых идей и течений в библиотечной отрасли. И когда мы вступили в их библиотечный круг, нам очень обрадовались. Нам говорили: «Мы никогда не видели, чтобы издательство делало работу библиотекаря, чтобы издательство придумывало, как продавать и продвигать каждую свою книжку от и до».

И однажды на съезде РБА в Екатеринбурге, когда нам исполнилось три года, произошел знаковый случай. Надо сказать, что в самом начале работы мы с Таней сформулировали для себя: если неизвестный нам человек, некто совершенно внешний, не зная автора и не совсем даже вникая, о чем книжка, будет готов купить ее, просто увидев логотип «Самоката», мы будем считать, что со своей задачей справились. Чтобы знак «Самоката» стал в сознании читателя своего рода знаком качества — задача сложная, потому что все издатели знают, что обычный читатель, как правило, реагирует на имя автора или на оформление и почти никогда — на логотип издательства. В Екатеринбурге я выступала перед библиотекарями впервые, многие не знали, как я выгляжу. И вот перед началом мероприятия мы стоим разговариваем у стола с нашими книжками. Группка библиотекарей книжки друг дружке показывают. И одна говорит: «Я читала “Приключения Камо”, очень хорошие книжки». Другая говорит: «А я читала “Голландский без проблем”, прекрасная». А третья: «А это что? Обложка какая-то странная вообще». И тут ей одна из коллег отвечает: «Ты знаешь, я три года читаю “Самокат” и ни одной плохой или даже средней книжки мне не попадалось…»

И дальше она сказала абсолютно теми самыми словами: «Я не буду знать автора, я не буду знать тему книжки, но увижу логотип “Самоката” — возьму с закрытыми глазами». И они все одобрительно головами закивали, нахватали книг. Я была счастлива. Мне казалось, что жизнь удалась. Сейчас мне понятно, что это было только начало…

Все время кого-то подставляем

— А сейчас вы довольны результатами?

— Да, я могла бы сказать, что удовлетворена, если бы не крайне странная политика нашего государства, которое как бы одной рукой пытается поднять престиж чтения, а другой принимает такие законы, при которых дальнейшая работа с книгой становится практически невозможной. Нам, например, Агентство по печати выделяет средства на две или три книжки в год — это около 450 тысяч рублей (их частично хватает на печать). На них мы публикуем русских авторов, пишущих на тему войны и другие социально важные темы. Это вроде бы замечательно. Но с тех пор как с осени прошлого года стали приниматься законы, один безумнее другого, с которыми даже технически непонятно как работать, ситуация издателя и настроение в отрасли очень изменились. Это не значит, что мы будем закрываться, но сработает самоцензура, и какое-то время детские издательства будут вынуждены делать более коммерческие и менее острые проекты, чем те, которые выходили до этого и благодаря которым вырос интерес к детской литературе в стране. А это чревато проблемами для общества — дети-то растут сейчас, и нуждаются они в актуальных книгах, а не только в идеологически нейтральном нон-фикшене и развлекательной литературе.

— Почему будете делать более коммерческие проекты?

— Потому что пока мы не разобрались с формулировками закона ФЗ-436 об информации, наносящей вред физическому и психическому здоровью детей, мы очень большое количество текстов просто не можем издавать для детей (недавно дискуссия по применению ФЗ-436 возобновилась, но есть опасения, что это очередная «утка» и закончится видимостью дебатов и видимостью решений, как это уже было в ноябре 2013 года). Нам остается только издавать книги, сознательно завышая планку, ставя на все «18+» и организуя большую кампанию в сети, направленную на думающих родителей, с прямым посылом «Не обращайте внимание на маркировку: эти книги — для ваших детей». Проблема в том, что мы, таким образом, отсечем половину страны от своих книг, потому что, если мы поставим «18+», детские библиотеки и школы такие книги взять не смогут, а если возьмут, то станут жертвами первой же прокурорской проверки, которые стали нормой в библиотечной среде. По закону, например, книги, маркированные «6+», должны отстоять на сто метров от книг, маркированных «12+», а где возьмешь такие помещения?

Нас, издателей, поставили в такие условия, что, как бы мы ни промаркировали книгу, если в ней есть хоть одна острая и серьезная тема (развод или некомпетентность родителей, наркотики, алкоголь, гомосексуальность, секс и влечение между полами в любом его проявлении, да что там — просто половые органы в разрезе, насилие, рэкет, социальная несправедливость любого толка и т. д. и т. п. — то есть любые темы, на которые обычно пишутся подростковые книги), мы все время кого-то «подставляем» или обманываем — или библиотеку и школу, или магазин, или читателя, или государство, или самих себя.

Продаем русских авторов за границу

— А получаете ли вы еще какие- нибудь гранты?

— Да, но это смешные деньги в общей доле расходов. Есть во многих странах институты, которые помогают с переводами: французы оплачивают права частично, скандинавы иногда помогают оплатить часть печати книжек-картинок. В прошлом году мы получили очень маленькое количество грантов, может, 500 тысяч рублей; при наших затратах ежегодных в десятки миллионов рублей на производство, зарплаты, аренду эти деньги погоды не делают. Надо понимать, что все-таки каждая детская книжка обходится примерно в 450 тысяч рублей (и это только права и печать одного тиража), а то и больше.

— Возвращаясь к русским авторам: какой процент они у вас сейчас занимают от общего количества книг?

— Всегда было процентов двадцать, и нас за это все кому не лень ругали, сегодня благодаря сериям Ильи Бернштейна «Как это было» (книжки про войну с историческим комментарием) и «Родная речь» (лучшая проза ленинградской школы 50–70-х годов) и книгам новых авторов — Натальи Дубиной, Дарьи Вильке, Стаса Востокова, Эдуарда Шендеровича — стало под 40 процентов. Первый русский автор, которого мы издали, был поэт Олег Григорьев. Потом мы стали публиковать книги Екатерины Мурашовой, Сергея Седова, Натальи Нусиновой, Дины Сабитовой, поэзию Артура Гиваргизова, Сергея Белорусца, Григория Кружкова, Марины Бородицкой, Александра Тимофеевского, Эдуарда Шендеровича, Елены Аксельрод и других. Почти все прозаические произведения русских авторов мы продаем на Запад. Мы продаем права, чего вообще почти никто не делает. Последняя наша продажа — это книжка, которую здесь чуть не засудили за пропаганду гомосексуализма, а на самом деле великолепная театральная история про дружбу, наставничество и преемственность поколений «Шутовской колпак» — права ушли в американский Scholastic.