Эксперт № 01-02 (2014) - Эксперт Эксперт

Новые традиционалисты

Впрочем, нужно признать, что нулевые годы уже и без того осложнили картину постсоветской поэзии. Стало очевидно, что поэзия, переболевшая актуальностью, экспериментом, урбанизмом, концептуализмом, возвращается к простейшим базовым формам. Например, вдруг возвратилась пейзажная лирика. В перестроечное и постперестроечное время для русской поэзии основными мотивами были несоответствие человека замыслу творения, социальный парадокс, отказ человека от реальности в пользу текста, ощущение вседозволенности человеком из толпы. Под давлением массового урбанизма, тотальной актуальности в 1990-е годы природа в поэзии представала в виде униженных, заплеванных задворок большой исторической и мелочно человеческой драмы. Теперь же пейзажи, лирические ситуации, в которые природа допущена в качестве участника, описываются с тем удивлением и восхищением, которое характерно для прачеловека, впервые осознавшего, что рассвет или поле с колосящимися озимыми — это красиво. Началось интуитивное возвращение поэзии к традиции в ее простейших — еще антологических — формах миниатюры и даже идиллии.

В то же время явно обозначилось и новое поколение поэтов, ориентированных на традицию. Его первые представители, родившиеся в конце 1960-х — начале 1970-х, появились еще в конце 1990-х, однако думается, что это поколение еще только входит в литературу. Первыми были очень разные поэты: Максим Амелин и Борис Рыжий.

Амелин пришел в поэзию как принципиальный архаист, превративший в литературный жест свою верность почти забытой «русской античности» — поэтическому XVIII веку. «Я болен прошлым, ибо у будущего будущего нет!» В исторической судьбе русского XVIII века Амелин невольно угадал судьбу самой поэзии в своей постсоветской современности. Сама поэзия нуждается в защите от настоящего, от забвения, навязываемого настоящим.

Рыжий, неоднократно названный «последним советским поэтом», был явно ориентирован на традицию Серебряного века, продолженную в советское время, — традицию противостояния, с одной стороны, песенности и музыкальной возвышенной эстетики, а с другой — вовлеченности в быт и даже в суровую прозу постсоветской провинции:

13 лет. Стою на ринге.

Загар бронею на узбеке.

Я проиграю в поединке,

но выиграю в дискотеке.

Пойду в общагу ПТУ,

гусар, повеса из повес.

Меня обуют на мосту

три ухаря из ППС.

И я услышу поутру,

очнувшись головой на свае:

трамваи едут по нутру,

под мостом дребезжат трамваи.

Трамваи дребезжат бесплатные.

Летят снежинки аккуратные.

Главным сюжетом становления этого поколения был слом эпох. При всем антагонизме Амелина и Рыжего нерв их поэзии един: они дали первые образы поэтического сознания, сформированного этим культурным сломом. Предыдущее поколение поэтов встретило его осознанно. Поэзия в этом поколении — возможность сохранения себя. Стилистическая метка культурного слома — сознание, которое разрывается на разные ипостаси, социальные роли, амплуа. И поэзия оказывается единственным способом собрать себя воедино в мире, который грозит разорвать сознание на части. Из поэтов этого поколения нужно назвать Ивана Волкова, Олега Дозморова, Владимира Иванова, Станислава Ливинского, Александра Переверзина, Григория Петухова, Нату Сучкову. Здесь уже нет никакого инфантилизма и постмодернистской спонтанности, но и нет того старого тотально переживающего лирического «я», которое ассоциируется с шестидесятниками, — оно сейчас не в цене. Лирическое «я» появляется в основном как орган восприятия мира вокруг:

Асфальта живая плацента,

на десять км — никого.

Подъедет ЛиАЗ из райцентра,

оставит тебя одного.

Сам рвался на волю, смотри же:

отсюда нельзя убежать.

Спускайся к торфянику, ниже,

туда, где сосновая гать.

Она в этом дыме кромешном,

для тех, кто не видит пути,

положена плотником здешним,

и мимо нее не пройти.

Это из Александра Переверзина, и после двадцати лет экспериментов эта способность пустое убогое пространство стоически осознать как мироздание — ново. В поэзии этого поколения постепенно нарабатывается совсем не потребительская сюжетика собственно постсоветского этапа — а ведь культура этого периода, по большому счету, до сих пор не определилась с пониманием, кто ее герои.

Молодые герои сцены

Пока толстые журналы констатировали исчезновение читателя, молодежь не постеснялась пойти к читателю сама — на сцену. Поэзия на сцене склонна заигрывать с массами, поэтому ищет более удобных и эффектных форматов. Отсюда разного рода поэтические «марафоны» и «чемпионаты», молодежные премии, выступления, перерастающие в перформанс; поэтические слэмы, в которых люди в зале выбирает победителя; введение новых жанров вроде поэтических клипов. Надо ли говорить, что аудитория этих мероприятий несколько иная, нежели у высоколобых литературных журналов? На фестивалях и слэм-вечеринках тон задает неискушенная молодежь, а побеждает не поэзия, а шоу.

И чем большее распространение получают эти массовые форматы, тем больше обостряется проблема, суть которой удачно формулирует главный редактор журнала поэзии «Арион» Алексей Алехин: «В сущности, всякий вновь пришедший поэт навязывает себя времени. Поэзии. Читателю. А первым делом — издателю. Он должен не только явить новую поэтику, но и заставить ее принять. Написать так, чтобы преодолеть любую инерцию восприятия… Похоже, заботами доброхотов как раз в нашем-то современном обществе проблема начинающего автора именно что решена. И это не радость, а беда. Чуть ли не у каждого из них годам к двадцати с небольшим не только по книге, но и по премии, а то и по несколько: ими нынче кто только не сорит, от организаторов всяческих фестивалей до департаментов культуры всех уровней — так раньше одаривали нищих в церковный праздник. Но милостыня, как известно, никогда еще не искореняла нищеты».

По этой логике массовый подход, при котором в поэзию принимают, как раньше в пионеры, неприменим в сфере,

в которой работает лишь индивидуально-штучный подход. Более того, даже талантливым дебютантам легкий вход на сцену сбивает ориентиры. Альтернатива — те или иные формы взаимодействия со старшими поколениями. Однако форм этих не так много.

В советское время страна была опутана сетью литобъединений — в постсоветское время молодежь оттуда ушла. А редакции потерявших тиражи и благосостояние литературных журналов стали скорее сопротивляться массам, чем работать с ними. Есть и исключения. Более десяти лет Фонд социально-экономических и интеллектуальных программ проводит форумы молодых писателей России: около 150 начинающих авторов со всей страны, прошедших творческий отбор, ежегодно заселяются в подмосковный пансионат «Липки», где в течение недели проходят семинары, мастер-классы и творческие встречи с поэтами, писателями, редакторами толстых журналов. Этот форум реально поставляет новые имена русской литературе. Но нельзя сказать, что он снимает проблему.

Еще недавно складывалась противоречивая ситуация: новые каналы взаимодействия с широкой читательской и писательской аудиторией наиболее активно создавали люди, в наименьшей степени ориентированные на традиции русской поэзии. В своей деятельности у них две точки опоры: ценности и индустрия актуального искусства — и зрители в зале. В результате сегодня мы имеем целую плеяду поэтов — героев сцены. Их публикации в литературных журналах найти непросто, чаще всего потому, что их нет. Но порой они способны собирать значительные аудитории, предлагая зрителю ту или иную разновидность шоу. Безусловной звездой такого рода сегодня является Вера Полозкова — она сегодня вполне способна собрать небольшой ДК. Из других можно назвать Андрея Родионова, Федора Сваровского... Десять лет назад были другие герои — среди них Дмитрий Воденников, Шиш Брянский: век сценических героев недолог. В провинциальных городах встречаются персонажи помельче, иногда это двадцатилетние крашеные юноши с яркими псевдонимами. Люди, следящие за литературой, ничего о них не знают, но те ездят по кабакам и почти везде собирают свою аудиторию тинейджеров. В некотором смысле герои сцены выполняют важную роль, они пробуждают массовый интерес к самой поэтической форме. В школьном возрасте слушать Полозкову так же не стыдно, как, например, читать стихи Эдуарда Асадова. Завтра эти люди с большей вероятностью будут готовы сделать следующий шаг.