День святого Жди-не-Жди - Раймон Кено

Все это скопище извилин принялось урчать, юлить, егозить, скрипеть и пыжиться. Короче говоря, зеркально, трехмерно и все начисто отражающий мозговой желатин реагировал. Волны, ох, и до чего же короткие, ультразвуки, невидимые лучи пронзали серое вещество, ибо необычное, ах, и до чего же необычное, предложение им только что сделал Жан Набонид, младший сын покойного мэра.

А предложил он следующее: он будет говорить, но с высоты.

Предложения такого рода наводили на размышления.

Они чесали черепа, соскабливая с поверхности кожи сероватый гумус, фактуру которого мечтательно рассматривали под оральными ногтями.

— Не понимаю, чем мы рискуем, — выдал наконец Роскийи.

— Может, и ничем, — ответил Мачут. — Но сейчас мы знаем, что имеем, а вот что будет потом…

— Мы уже по горло сыты этим дождем, — воскликнул Мазьё.

— Ввязываться в будущее — дело довольно серьезное, — изрек Зострил.

— Предположим, произойдут изменения, — продолжил Мачут. — Но нет никакой гарантии, что в лучшую сторону.

— Еще бы! — подтвердил Сенперт.

— Но этот дождь, — сказал Мазьё, — как надоел этот дождь.

— Верно, — согласился Сенперт. — Мы на него насмотрелись.

— И потом, — сказал Роскийи, — не очень понятно, что может быть хуже.

— Как что? — возразил Мачут. — Ну, например, снег.

— С не что? — спросил Мазьё.

— Снег! — крикнул ему в лицо Мачут. — Есть же он в рассказах путешественников, этот снег. И в кинематографических видениях, иногда.

— А что это такое? — спросил Мазьё.

— Затвердевшая белая вода в виде хлопьев! — заорал Мачут.

— Не может быть! — опешил Мазьё.

Мачут кивнул в сторону Элен и Жана.

— Вот они знают. Они путешествовали.

После чего указал на Алису.

— И чужеземка должна знать. Особенно если она из Святолесья.

Спиракуль счел нужным вмешаться:

— Разумеется, он знает, этот юный гспадин. Возможно, именно поэтому он и предлагает свой план. Он любит снег. Так же как его брат любит дождь. Вы его послушайте, и очень скоро окажетесь по уши в вате. Но в мерзлой вате.

— Отлично сказано! — крикнул Мачут. — Вот именно. В меру злой вате. В меру злой вате. В меру злой вате.

— Но ведь это еще не доказано, — возразил Роскийи.

— Ваша история про злую вату — чистое безумие, — сказал Мазьё. — Этого не может быть. Зато хорошая погода… ну как о ней не вспомнить? Осмелюсь Даже сказать: ну как о ней позабыть? Как бы мне хотелось, чтобы она вернулась, хорошая погода на каждый день…

Мачут обратился к Алисе:

— Скажите нам честно, сударыня, он действительно снуществует, этот снег? Да или нет?

— Конечно, — ответила Алиса. — Есть еще и град.

— Что? — спросил Мазьё.

— Град.

— Не знаю такого, — честно сознался Мачут.

— Это затвердевшая вода, — принялась объяснять звезда. — В виде очень жестких горошинок. Как крохотные камушки.

— Ну вот, что я говорил, — воскликнул Мачут.

— Не может быть! — прошептал пораженный Мазьё. — Фантастика.

Слово взял Зострил:

— Если мы будем испытывать на себе все пертурбации окружающей среды, то никогда из них не вылезем. Из-за акватических идей нашего предыдущего капитула, мы терпим постоянный дождь. Ладно. И не надо ничего менять. Мы уже начинаем привыкать. Я даже нахожу, что у воды есть и свои приятные стороны, ну и потом, плавание как зрелище представляет некий шарм.

Он блаженно заулыбался. Остальные покраснели.

— Кроме того, мне нравится зелень, — добавил он.

— Фу, — скривился Поль.

— Эй! — заметил Спиракуль. — Вы обещали не вмешиваться в дискуссию.

Все замолчали.

Слово взял Квостоган:

— Быть может, его предложение лишено всякого смысла.

— Лучше и не скажешь, — отозвался Жан.

— Они уже переговариваются вовсю! — воскликнул Спиракуль.

Все снова замолчали.

— Возможно, у него ничего не выйдет, — сказал Мачут. — Но риск все же есть.

— За одним братом сразу же другой, — заметил Спиракуль. — Нет. Теперь мы их знаем, этих Набонидов.

— И все-таки, — взмолился Мазьё, — а если у нас есть шанс на хорошую погоду, пусть самый ничтожный? Неужели вы не помните, как было хорошо? Гнег, срад, мы даже не знали, что это такое. Зато хорошая погода, если бы она вернулась, если бы был шанс, чтобы она вернулась…

— Этот человек — авантюрист! — громогласно возвестил Зострил.

— Я?!

Пораженный Мазьё закрыл лицо руками, затем, посмотрев на ладони, обнаружил на них влагу и определил ее потное происхождение. Это была точно не дождевая вода. Он посмотрел Зострилу прямо меж век и произнес:

— Это я-то авантюрист? Я хоть раз уехал из города? Я хоть раз хотел из него уехать? Я хоть раз купил портвейн, зонт или какой-нибудь другой чужеземный товар! Я хоть раз не осудил инициативы, когда они были? Я хоть раз пожаловался на то, что инициатив никогда не было, до появления самой первой, а именно инициативы Пьера Набонида? Которая и принесла нам дождь? Признаюсь, я осудил вторую, а именно инициативу приговорить Пьера Набонида к с культурному заключению. Но я поддерживаю третью, цель которой — вернуть хорошую погоду. Вернуть хорошую погоду? Это да! Я — за.

Зострил взвыл подобно суке, которая своим протяжным истошным завыванием пытается устрашить ночное светило, которое на самом деле является весьма отдаленной и безразличной планетой. Он размахался руками, выбился из сил и сел. Несколько раз раскрыл рот, но, кроме пауз и вздохов, так ничего и не выжал.

— Я, — наконец-то выдал он, — дрить ее налево, а если… если…

— Если что? — спросил Мазьё.

— А если дождь не прекратится, даже когда статуя Пьера будет закончена?

Все перезыркнулись.

— Ну как? — прегордо воскликнул он. — Ведь никто об этом не подумал!

— Ядрить ее, — смутился Роскийи.

— Это совершенно не стыкуется, — сказал Капюстёр, взяв наконец слово.

— Ваше обсуждение растянулось, — сказал Поль.

— Тихо! — заорал Квостоган. — Дайте нам подумать!

— Любую проблему можно разрешить, — неожиданно проблеял Роскийи.

— Ну конечно, — сказал Мазьё. — Конечно же.

— Эта история со статуей — полная фигня, — заявил Капюстёр.

Зострил и Сенперт посмотрели на него с изумлением.

— Так вот почему с самого начала заседания вы ничего не говорили, — произнесли они хором.

— Этот человек — авантюрист! — громогласно возвестил Зострил.

Когда эхо его голоса затихло, на лестнице послышался шум, словно несколько человек бежали во всю прыть. Дверь распахнулась от мощного толчка, но без предварительного стука, и на пороге появился промокший, запыхавшийся Лё Бестолкуй с вываливающимся языком. Он рухнул на стул и залепетал:

— Онхо… хо… онхо… хо… чет…

Следом за ним появились Пьер и Эвелина, такие же промокшие и запыхавшиеся.

Лё Бе-уй дергался на стуле, как пациент, жадно страдающий по поводу своего здоровья.

— Да, — сказал он, переведя дыхание. — Это правда. Это правда. Статуя закончена. Закончена.

Снаружи продолжал идти дождь.

— Теперь, — изрек Спиракуль, — вся семейка у нас под рукой.

И тогда очень терпеливо Жан снова объяснил им свой план.

Импортеру поручили найти сеть. Но ее не было ни в городе, ни загородом, ни в стране вообще. Рыбалка пока еще мало интересовала родимогородцев, как из-за недостатка ихтиологических приспособлений (хотя их число все же увеличивалось), так и из-за отсутствия средств. Лишь детишки как-то пытались выловить плывущую в ручье кошку, предлагая ей привитый к веревке сначала выгнутый, а потом снова загнутый заостренный кусок железной проволоки, украшенный кусочком какой-то не стоящей внимания субстанции. Что касается оптовой ловли рыбы, до этого амбиции еще не доросли.

За прошедшие дни ожидания дождь конечно же не прекратился. Поль снял с себя мэрские обязанности и уехал в Чужеземье вместе с Алисой Фэй, которая незадолго до этого обнаружила в себе развивающийся плод. Их больше не видели. Впоследствии они народили целую кучу засранцев. Родимому Городу требовался регент. Одни (спираторы) предложили назначить Лё Бестолкуя, другие (например, Спиракуль и Квостоган) остановили свой выбор на Никодеме и Никомеде, которые медленно отходили от пребывания в ледяном застенке. Но, в итоге всех расчетов, эту должность получил Манюэль Бонжан. Лаодикея немедленно вышла за него замуж, что прибавило нотариусу уверенности в правильности его семейной политики. Пьер продолжал мраморно работать; он вытачивал волосы, изгибал икры, наращивал живот, сбивал припухлости. Эвелина чтила этот бесполезный труд, но изводилась от затянувшейся девственности.

Сеть наконец прибыла, и Мандас, в припадке гражданского мужества, оплатил расходы по ее доставке. На самом деле, сеть оказалась красно-белым ветроуказателем, какие встречаются на чужеземных авиационных площадках. Но кто среди родимогородцев смог бы отличить рыболовную сеть от метеорологического презерватива? И все население возрадовалось.