Времена негодяев - Эдуард Геворкян

— Ты давно его видел? — перебил он доктора.

— Как тебе сказать… После нашего похода, сразу же, на следующий день, Саркису сообщили, что его родители погибли. Он замкнулся, никому, даже нам, не показал книгу, читал ее один, а недели через две случился пожар, Лицей сгорел дотла. К счастью, никто не пострадал. На этом месте сейчас сквер. Нас расформировали по школам и курсам, с тех пор я его не видел. Но лет пять назад услышал о нем и с тех пор держал в поле зрения. Я был тогда стипендиатом ООН, ну а сейчас, как видишь…

Он обвел рукой кабинет. Доктор явно нервничал. Заботы душат. Виктор пожал плечами. В конце концов, его дело нехитрое — сходил, принес.

— А с Петром фактически мы не расставались. Он работал со мной в Гронингенских лабораториях, и мы вместе эвакуировались, когда прорвало дамбы. Он недавно тебя вспоминал, жалел, что не пересеклись, но время уже прокапало. В Будапеште сейчас густое варево замешивается, туда, как мухи на мед, со всего мира слетаются… — он замолчал.

— Кто слетается?

— Есть всякие!

Доктор не хотел развивать тему. Виктор подозревал, что Месроп скажет больше. Интересно, задумался Виктор, знает Месроп о Саркисе и как вытянется его лицо, когда Виктор между прочим выложит ему об исчезновении вожака секты.

Немного погодя доктор Мальстрем пояснил, что Петро отдаст ему небольшой пакет с дисками. Взять — и быстро уносить ноги. Прямиком в Москву, лично к нему. В городе только одна точка, и ждать надо в полдень всю неделю, начиная с двадцатого числа. Но он просит не ограничиваться неделей, а ждать, ждать, ждать, пока Петро не встретит его. Могут быть непредвиденные задержки. Хотя все так перегрето, что счет идет не не недели, а на дни. И все же он просит дождаться Петра, а если у того возникнут проблемы, то помочь. Со своей стороны он готов с сегодняшнего дня считать Виктора в командировке, оплата суточных и прогонных сейчас и наличными.

С этими словами доктор полез в ящик стола и извлек папир-бокс, битком набитый новенькими чонами. Взял на глазок стопку в три пальца толщиной.

— Хватит?

Виктор усмехнулся, кивнул и спрятал деньги в карман. Затянул молнию. Тысячи три, не меньше. Явно не подотчетные. Широко размахнулся доктор на ооновском коште. Интересно, бывают у них ревизии?

Доктор поднялся, пожал руку Виктору и, проводив к двери, сказал, что после возвращения надо будет поискать ему хорошую работу, не век же в гонцах бегать. Да и самому пора вернуться в науку.

В холле гостевого дома висело объявление: работали лифты и желающие приглашались на смотровую площадку. Месроп еще гулял. Виктор походил по пустому номеру, повалялся на кровати, потом встал и двинул к лифтам.

На смотровой было малолюдно. Девица из бара прижималась к старому потертому мужчине, который с неудовольствием покосился на Виктора. Не обращая на них внимания, Виктор подошел вплотную к стеклу.

Внизу тянулись сады и павильоны Ярмарки. Когда-то здесь находилась большая выставка непонятно чего. Однажды он видел старую хронику: золоченые фигуры, плоды и злаки среди фонтанов, машины, стенды, толпы людей, арки, дороги, дорожки и тропинки, а перед ними большой жестяной мужик с такой же бабой застыли в танцевальном па.

Отсюда было видно, как муравьями сновали покупатели, подъезжали и отваливали грузовые и легковые платформы. Несмотря на зной, в торговых рядах было оживленно.

Мужчина и девица пошептались, поднялись и ушли коридором к лифту. Холл опустел. Виктор еще немного посмотрел на город, а потом, когда в углу подозрительно закрутилась пыль и раздались тихие скрипы, сплюнул трижды через левое плечо и вернулся в номер.

Месропа он ждал к вечеру. Еще уйма времени. Заснул, и приснилась непонятная чепуха, беготня какая-то по пляжу, а потом снилась Ксения, он о чем-то говорил с ней, убеждал, но словно через подушку, слов различить не мог, голова гудела… Проснулся в сумерки с головной болью.

Долго умывался холодной водой, потом принял горячий душ. Помогло. А когда совсем стемнело и он уже стал прикидывать, по каким помойкам искать расчлененного попутчика, вернулся Месроп, в дым пьяный, но целый и очень довольный собой.

— Все ко-колечиком! — объявил он, рухнув на кровать. — Скажи дяде Месропу спасибо. Что бы мы… что бы ты без тебя… без меня делал? Завтра… Тс-с! Прямо утром. Вперед, знамена, и в путь!

Героическим усилием он приподнялся, выложил на стол дорожный пасс, упал обратно и захрапел. Виктор взял со стола пасс, повертел. Так, на две персоны. Достал свой. Близнецы, словно из одного принтера вылезли. Эге, да и номерочки-то!.. У Виктора 217, а у Месропа 218. Что же получается: проводив Виктора, доктор Уля жал руку Месропу и с тем же выражением лица хрустел чонами? Молодец доктор, в две лузы кладет!

3

Широкие ступени-скамьи из серого бетона спускались к воде, к серым же волнам. На том берегу, слева, возвышался императорский замок, а рядом нависал трилистник моста Маргит.

По набережной прошла веселая компания, крик, смех, пластиковая бутыль закувыркалась по ступеням и мягко легла на воду.

Виктор проводил ее глазами, но головы вверх не поднял. Там еще немного пошумели, что-то непонятно проскандировали, и все стихло. Месроп лежал на теплом бетоне и даже не шелохнулся, когда бутыль пролетела над ним.

— А в девяносто девятом… Нет, вру, в девяносто шестом, в девятом уже из-за мора все перекрыли, в шестом мы здесь славно погуляли…

«Сколько же ему лет? — задумался Виктор. — Сейчас уже двадцать четвертый».

— Молодой я был, — продолжал Месроп, — лихой. А выпить мог, страшно вспомнить! Ох, и попили мы тогда… — он раскрыл глаза и даже сел. — Ты вообразить не можешь, сколько мы через печень свою пропустили! Гуляли по улицам днем и ночью; красивейший город, а тогда вообще — феерия. Неделю ходили, смотрели, а потом сорвались. Из всей делегации только один был сухой, и то потому, что он еще в поезде до сердечного спазма нарубился. И вот тут, помню, ходили. Весь проспект святого Иштвана истоптали, сюда освежиться спустились. Плюс два ящика пива. До полного хамства дошли, представляешь: встали здесь в ряд и отлили прямо в реку, а я распевал «Дунай, Дунай, а ну узнай, где чей подарок». Песня такая была, народная…

Он хихикнул и сладко зажмурился. Виктор вежливо улыбнулся. Вот уже вторая неделя, как они в Будапеште. Город поразил его. В первые дни он не понимал, в чем дело. Видывал он старые ухоженные города, встречал веселых довольных людей, правда, не часто. Видел и сумасшедшую сутолоку на перекрестках миграционных путей. Здесь было другое. Сначала показалось, что нет еле заметного, но неистребимого духа распада, тления, который преследовал его последние годы, исчезло ощущение зыбкости, неустойчивости мира. Нет, не то. Он знал, что и эти дома, площади и мосты в считанные месяцы, если не дни, могут превратиться в загон ревущих от ужаса, затаптывающих друг друга насмерть людей, стоит только не выдержать дамбам в верховьях.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});