Скелет в шкафу - Энн Перри

Она ответила не задумываясь, скорее подчиняясь внезапному чувству доверия.

— По-моему, она боится собственных подозрений относительно того, кто был виновником смерти миссис Хэслетт. Точнее — боится, что это обернется потрясением для миссис Келлард, — ответила Эстер. — Думаю, она предпочитает затаиться и молчать, чем навлечь подозрение полиции на того, кого подозревает она сама.

Эстер умолкла, всматриваясь в его лицо.

— Проклятый Майлз! — в бешенстве бросил Киприан, выпрямился и отвернулся. Голос его был исполнен гнева, но особого удивления в нем не слышалось. — Папе нужно было выставить его, а не Гарри Хэслетта! — Он снова повернулся к ней лицом. — Я прошу прощения, мисс Лэттерли. Извините меня за грубые слова. Я…

— Пожалуйста, мистер Мюидор, вам не стоит винить себя в этом, — торопливо ответила она. — Обстоятельства таковы, что удержаться от вспышки гнева крайне трудно. Постоянное присутствие в доме полиции, донимающей всех вопросами, может вывести из себя кого угодно.

— Вы очень добры, — произнес он, и чувствовалось, что это не просто комплимент.

— Полагаю, газеты до сих пор пишут об этом? — продолжила Эстер, видя, что пауза затягивается.

Киприан присел на подлокотник ближайшего кресла.

— Ежедневно, — сказал он печально. — Те, что посерьезнее, ругают полицию, хотя, по-моему, она этого не заслужила. Вне всякого сомнения, полиция делает все, на что способна. Не могут же они, в самом деле, подобно испанской инквизиции применять к нам пытки, пока кто-нибудь не признается… — Он резко рассмеялся, но смех прозвучал скорее болезненно. — Кстати, сами газетчики возмутилась бы в первую очередь, примени полиция такие методы расследования. Положение у полицейских сейчас, прямо скажем, незавидное. Надави они на нас посильнее, их тут же обвинят в неуважении к дворянству. А прояви они мягкотелость, немедленно последуют обвинения в бездарности и равнодушии к делу. — Киприан глубоко вздохнул. — Думаю, бедняга инспектор уже проклинает тот день, когда докопался, что преступление совершено одним из обитателей дома. Но он, кажется, не из тех, кто ищет легкие пути…

— Да, это верно, — согласилась Эстер с большей уверенностью, чем мог предполагать Киприан.

— А бульварная пресса обсасывает каждую версию, сколь бы отталкивающей она ни казалась, — продолжил он, болезненно поморщившись.

Внезапно Эстер ощутила, как глубоко ранит Киприана вторжение чужих людей в жизнь семьи. Он переживал это очень остро, стараясь скрыть свою боль, как его учили в детстве. Мальчик должен быть храбрым, никогда не жаловаться и ни в коем случае не плакать. Это признак слабости, мужчины себя так не ведут.

— Мне очень жаль, — мягко сказала Эстер и, коснувшись его руки, ободряюще пожала ее, забыв, что здесь не госпиталь, а перед ней не раненый солдат. В этом доме она была на положении прислуги, и, право, не стоило брать за руку своего хозяина, да еще находясь с ним наедине в библиотеке.

Однако начни сейчас Эстер извиняться, она бы только усугубила неловкость. Оба тут же смутились бы, и зародившееся взаимопонимание исчезло бы в мгновение ока. Поэтому Эстер просто медленно села на место и улыбнулась.

От дальнейших объяснений ее спасла открывшаяся дверь: в библиотеку вошла Ромола. Увидев их вместе, она нахмурилась.

— Разве вы не должны быть с леди Мюидор? — резко спросила Ромола.

Ее тон уязвил Эстер, и она с трудом взяла себя в руки. Будь они сейчас в равном положении, она дала бы достойный ответ.

— Нет, миссис Мюидор, ее светлость сказала, что я могу провести этот вечер как мне угодно. Она решила сегодня лечь спать пораньше.

— Стало быть, она плохо себя чувствует, — моментально заключила Ромола. — Вам следует находиться сейчас где-нибудь поблизости от нее. Можете почитать в своей спальне или заняться письмами. У вас есть родственники и друзья, с которыми вы состоите в переписке?

Киприан встал.

— Я уверен, что мисс Лэттерли сама прекрасно разберется со своей корреспонденцией, Ромола. И как бы она смогла читать, не взяв предварительно книгу из библиотеки?

Ромола язвительно приподняла брови.

— А, так вы искали книгу, мисс Лэттерли? Простите, я этого что-то не заметила.

— Я отвечала на вопросы мистера Мюидора о состоянии здоровья его матери, — ровным голосом произнесла Эстер.

— В самом деле? Ну, если он уже вполне удовлетворил свое любопытство, вы можете вернуться в комнату и заняться там своими делами.

Киприан открыл было рот, но тут в библиотеку вошел сэр Бэзил, окинул взглядом всех троих, затем испытующе посмотрел на сына.

— Мисс Лэттерли утверждает, что здоровье мамы вне опасности, — смущенно сказал Киприан, отвечая на безмолвный вопрос отца.

— А кто-нибудь утверждал противоположное? — сухо спросил сэр Бэзил, выходя на середину комнаты.

— Во всяком случае, не я, — вмешалась Ромола. — Конечно, она страдает… Но ведь и все мы тоже страдаем. С тех пор как это случилось, я не могу заснуть спокойно.

— Может быть, мисс Лэттерли способна тебе чем-нибудь помочь, — предложил Киприан, с едва заметной улыбкой взглянув на Эстер.

— Нет, спасибо. Со своей бессонницей я как-нибудь справлюсь сама, — огрызнулась Ромола. — Завтра днем я намерена нанести визит леди Киллин.

— Ты слишком торопишься, — сказал сэр Бэзил, прежде чем Киприан успел открыть рот. — Приличнее было бы посидеть дома месяц — самое малое. В крайнем случае, пусть она сама приедет с визитом.

— Она не приедет, — сердито ответила Ромола. — Леди Киллин будет чувствовать себя здесь неловко…

— Это несущественно.

Для сэра Бэзила вопрос уже был решен.

— Так что лучше мне отправиться к ней, — настаивала Ромола, глядя не на мужа, а на свекра.

Киприан повернулся к ней, желая что-то сказать, но его опять опередил сэр Бэзил.

— Ты устала, — холодно подытожил он. — Тебе лучше удалиться в свою спальню и провести следующий день в спокойной обстановке.

В том, что это не совет, а приказ, никто не сомневался. Ромола несколько секунд стояла в нерешительности, но разговор, по всей видимости, был завершен. Она получила инструкции на ближайшие сутки, и мнение Киприана ничего изменить не могло.

Эстер испытала страшную неловкость — не за капризную Ромолу, но за Киприана, которому здесь даже слова не давали вымолвить. Она повернулась к Бэзилу.

— Прошу прощения, сэр, но я также вынуждена удалиться. Миссис Мюидор высказала пожелание, чтобы я находилась в своей спальне — на тот случай, если ей вдруг понадобятся мои услуги.

Она кивнула переживавшему очередное унижение Киприану, стараясь при этом не глядеть ему в глаза, и, прихватив выбранную книгу, поспешно вышла.

Воскресенье в доме Мюидоров, как и во всей Англии, разительно отличалось от прочих дней недели. Обычные утренние заботы завершились, и завтрак прошел как всегда. Но молитвы сегодня были короче, поскольку все, кто мог, собрались идти в церковь.

Леди Беатрис предпочла остаться дома, сославшись на неважное самочувствие — в чем, естественно, никто и не сомневался, — но настояла, чтобы Эстер отправилась слушать церковную службу вместе с членами семейства. Ее услуги могли потребоваться леди Мюидор вечером, когда в церковь направятся горничные и камеристки.

Ленч проходил в строгой обстановке, разговоров за столом почти не слышалось. После полудня, по словам Дины, все писали письма близким, а сэр Бэзил, облачившись в смокинг, скрылся поразмыслить, а может, и вздремнуть в курительной комнате. На книги и газеты в воскресенье накладывался запрет, детям не разрешалось играть, читать позволительно было только Библию. Даже музицирование в этот день возбранялось.

Поскольку миссис Боден и большинство слуг еще не вернулись из церкви, ужин подавали холодным. Остаток вечера был посвящен чтению Библии под руководством сэра Бэзила. Определенно, воскресенье можно было назвать безрадостным днем.

Эстер невольно вспомнилось собственное детство. Ее отец, каким бы он ни был чопорным, никогда не заставлял домочадцев изнывать от скуки. А после того, как, покинув отчий кров, Эстер оказалась в Крыму, она и вовсе забыла о многих условностях. Война не давала возможности столь тщательно соблюдать принятые в Англии традиции, поскольку раненые требовали ухода днем и ночью, и уж конечно воскресенья не были исключением.

Послеполуденные часы Эстер провела в рабочем кабинете — писала письма. Разумеется, она могла бы перебраться с этой целью и в комнату камеристок, но, во-первых, леди Мюидор высказала желание вздремнуть и вряд ли вызвала бы ее звонком, а во-вторых, под щебетание Глэдис и Мэри сосредоточиться было трудновато.

Эстер уже сочинила послание Чарльзу и Имогене, а также нескольким своим знакомым по Крыму, когда вошел Киприан. На этот раз он не удивился, увидев Эстер, и лишь извинился за вторжение.