Чтобы мир знал и помнил. Сборник статей и рецензий - Жанна Долгополова

Бен Макинтайр в биографии лучшего вора XIX века коснулся биографий других, менее заметных сподвижников великого мастера, уделил много внимания агентству Пинкертона и сделал все это так, что перед собранным и обработанным им фактическим материалом потускнела фантазия сэра Артура Конан Дойля. Как и первая книга Макинтайра, «Наполеон преступного мира» долго не выходил из списка бестселлеров.

Дочь англичанина: подлинная история любви и предательства времен Первой мировой войны

The Englishman's Daughter: A True Story of Love and Betrayal in World War I, by Ben Macintyre. New York: Farrar, Straus and Giroux, 2002, 254 p.

Макинтайр еще дописывал своего «Наполеона», когда судьба преподнесла ему новую загадку. В 1997 году, работая парижским корреспондентом лондонской «Таймс», Макинтайр был приглашен на открытие мемориальной доски в честь жителей небольшой французской деревушки Виллерет, которые в 1914–1916 гг., во время Первой мировой, скрывали от германских оккупантов семерых британских солдат. Во время церемонии прикованная к инвалидной коляске женщина преклонных лет доверительно сообщила Макинтайру, что ей было меньше года, когда кто-то выдал англичан; четверых из них казнили. Один из казненных был ее отцом. Последние слова стали отправным пунктом для заглавия будущей книги «Дочь англичанина: подлинная история любви и предательства времен Первой мировой войны» (The Englishman's Daughter: A True Story of Love and Betrayal in World War I).

Это грустная история первых двух военных лет, нашедшая слабое отражение в архивных записях и смутно сохранившаяся в памяти местных жителей, которые слышали ее от родителей своих родителей. Бен Макинтайр написал историю обыкновенных жителей обыкновенной деревушки. Они не герои и не злодеи – просто люди, которым довелось жить в невыносимых условиях дурного времени. Их решение спрятать от оккупантов семерых британских солдат (это все, что осталось от разбитого полка) – акт сознательного сопротивления оккупантам. За два года многое происходит в деревушке: все изощреннее играет самодурство фанатичного германского майора Карла Эверса (так и кажется, что на страницах этого документального романа он репетирует свою будущую роль в следующей войне), все тяжелее становится быт местных жителей, а один из англичан – рядовой Ричард Дигби – сближается с местной красавицей Клэр (в те дни это называлось «союз союзников»). От этого союза родилась девочка Хелен. Хелен исполнилось полгода, когда четверых, в том числе ее отца, оккупанты расстреляли на глазах у всей деревни.

Макинтайр хотел бы дознаться, кто выдал англичан оккупантам, но все интервью с потомками потомков очевидцев ничего не дали. Предателем мог стать любой парень, у которого сердце сохло по красотке Клэр, любая завистница, которая не могла простить ей любовь Ричарда Дигби, или просто тот, кому нужна была лишняя миска похлебки.

Рассказ о давних происшествиях в крошечной деревушке на севере Франции свидетельствует о том, что в тяжелые дни самопожертвование и храбрость живут не только на полях сражений. Но главная мысль писателя – война всегда разрушает. Разрушает жилые дома и засеянные поля, душевные порывы и моральные устои. И судя по тому, как неохотно и уклончиво многие жители деревушки передавали писателю семейные предания, разрушает надолго. Бен Макинтайр заканчивает книгу символичным эпизодом: спустя годы после Первой мировой войны дядя «дочери англичанина» (он немногим старше ее и назван в честь «нашего англичанина» Дигби) пашет землю, плуг задевает неразорвавшийся снаряд – и человек погибает.

Опубликовано: “Русский Журнал” (Россия), апрель 12, 2002.

Мара Мустафина. Секреты и тайны: дело харбинцев

Mara Moustafine. Secrets and Spies: The Harbin Files. A Vintage Book Published by Random House, Australia, 2002, 468 p.

Книга «Дело харбинцев: секреты и тайны» рассказывает о четырех поколениях харбинской семьи. Очень личная по замыслу, книга выросла в хорошо документированную повесть о политике трех стран. Мара Мустафина, автор и действующее лицо книги, родилась в Китае у еврейско-татаро-русских родителей, тоже родившихся в Китае. С детства она живет в Австралии, окончила факультет международных отношений, много лет находилась на дипломатической службе в странах южной Азии, а в настоящее время является генеральным директором австралийского отделения Амнести интернэшэнл (Amnesty International). Она ездила в Москву, Ригу, Нижний Новгород, Хабаровск, Владивосток, Харбин, чтобы почувствовать время и место своих героев и узнать о них правду. Она изучила тысячи страниц их дел, выбрала из их показаний ненужные следователям 1938 года, но важные для истины сведения, нашла им подтверждения-опровержения-объяснения. Она разыскала в Австралии, Америке, Бразилии, Израиле бывших харбинцев, знавших ее родных, и уговорила их записать или наговорить воспоминания о минувших днях. Кроме того, она оказалась еще и незаурядным рассказчиком, динамичным и неболтливым, остроумным и наблюдательным.

Прадеды автора по материнской линии Гирш и Чесна Оникуль приехали в Харбин в 1909 году с двухлетним сыном и двухмесячной дочерью. В Китае родились их младшие дочь и сын. В 1931 году в начале японской оккупации Маньчжурии старший сын исчез, но вскоре дал о себе знать из Советского Союза, куда в 1936 году от японцев и безработицы подались и младшие дети. Они устроились работать на Горьковском автозаводе. Старший сын тем временем учился в Хабаровском университете на китайском отделении и работал выездным переводчиком на границе. Письма детей были такими радостными, что родители тоже подались в Горький. В Харбине осталась только старшая замужняя дочь Гита. С 1938 года переписка прекратилась. Но в 1956 году прабабушка Чесна приехала по гостевой визе к дочери в Харбин и только тогда та узнала, что ее отца и сестру расстреляли в 1938 году, что старший брат погиб в лагере, а младший брат, отсидев лагерный срок, после хрущевской реабилитации поселился в Риге, что мама ее отмыкала пятнадцатилетнюю казахстанскую ссылку. А дочь в свою очередь расказывала матери о харбинских родных, арестованных и погибших за годы японской оккупации. Нежданной радостью для гостьи из СССР была встреча с двухлетней правнучкой Марой.

В середине 1950-х годов начался последний исход русских из Китая; одни репатриировались в СССР поднимать целину, другие – в Австралию, Бразилию, Израиль, Канаду, США. Родители Мары выбрали Австралию. Работать над книгой о «харбинском деле» она начала только в 1992 году, приехав в Ригу к вдове бабушкиного брата. Вдова передала ей бумаги, среди которых оказались три «справки» о посмертной реабилитации. Вооруженная «справками», Мара явилась на Лубянку с запросом о судьбе погибших родственников. И получила в ответ три однотипных письма: о прадеде и его дочери из Нижнего Новгорода, о старшем сыне – из города Хабаровска. Письма оказались подробнее справок пятидесятых годов. В них указывались год и место рождения осужденного, время возвращения из Китая, место жительства и работы, дата ареста, инкриминированное преступление (у всех одинаковое – «японские шпионы», статья 58.6), мера наказания, место исполнения, место захоронения, постановление коллегии Верховного суда о посмертной реабилитации. Но Маре хочется дойти в своих поисках до самой сути. И чем бы она ни занималась, в какой бы стране ни работала, она всегда помнит, что ее поиск только начался. И за это судьба подбрасывает ей везения: в Сиднее она сталкивается с губернатором Нижнего Новгорода; в Москве – с харбинцем, приятельствующим с активистом хабаровского Мемориала; в Бангкоке – с китайским ученым, занимающимся русско-еврейскими общинами Китая. И все обещают ей помощь и сдерживают слово. В 2000 году в Хабаровске ей сделали фотокопии дела Абрама Оникуля, да еще нашли и дела ее дедов, харбинских дореволюционных старожилов, заведенные японцами во время оккупации Маньчжурии и вывезенные советской армией в 1945 году. Она вернулась в Хабаровск через полгода, чтобы установить мемориальный диск (491-й по счету) на стене памяти жертвам коммунистических репрессий.

Дважды побывала Мара Мустафина и в архивах «русского» Харбина, навестила считанных оставшихся в Харбине русских стариков (многие из них с началом «культурной революции» отбыли разные сроки в китайских тюрьмах). Нынешние китайские власти считают город Харбин ярким доказательством захватнических интересов царской России, хотя и не скрывают вклада россиян в развитие города, они даже восстановили церковь Святой Софии и разместили в ней историко-архитектурную экспозицию «русского» Харбина. Старое еврейское кладбище (более восьмисот могил) городские власти перенесли на новое место и реставрировали (при финансовой поддержке разъехавшихся по свету харбинцев). В Китае не скрывают меркантильных планов – привлечь в Харбин ищущих генеалогических корней туристов.