Чтобы мир знал и помнил. Сборник статей и рецензий - Жанна Долгополова

«Все это происходило при полном молчании Запада, – пишет Шаховская, – потому что страны, называвшие себя свободными, не желали портить отношений с одной из держав-победительниц». Тем не менее, когда трагедия в Линце стала достоянием общественности, в немецкоязычной газете Шаховская вычитала среди малозначащих новостей сообщение о том, что «двадцать шесть тысяч советских пленных из американского сектора поклялись покончить с собой, если их выдадут властям родной страны». Пройдет еще тридцать лет, и лорд Николас Бетелл в обличающей западных союзников книге «Последняя тайна: принудительная репатриация в Россию в 1944–1947 гг.» напишет: «…Наиболее ужасное впечатление производит история с казаками, так как они не были советскими подданными и их не надо было выдавать даже по Ялтинскому соглашению; они безоговорочно верили англичанам, и потому их особенно бесстыдно обманули, заманив в ловушку; среди них было более половины женщин, детей, стариков; спаслись немногие; коллективные самоубийства семей не исключительное явление в этой истории…»

Книга «Таков мой век» очень хорошо издана. Над ее переводом работало шесть специалистов, но отредактированный текст стал лексически и стилистически гомогенным (уж если кто из переводчиков назвал англосакса «англосаксонцем», этот «англосаксонец» потом еще не раз встретится). Текст сопровождают многочисленные постраничные примечания «автора» и «переводчика», завершает его именной (выборочный, но хорошо идентифицированный) указатель, с помощью которого легко находить и перечитывать/передумывать отдельные страницы. Жаль, правда, что имена в указателе записаны по-разному: иногда это фамилия с инициалами имени и отчества (Ильин В. Н.), иногда это только фамилия (Ребульский) или имя (и отчество) и род занятий его носителя (Лидия Александровна, учительница; Никита, охранник; Никита, слуга) – неужели этих одноразово упомянутых учительницу и никит тоже надо было помещать в указатель? Особую роль в книге воспоминаний играют фотографии из семейных и музейных архивов и генеалогическое (хотя и сокращенное) древо рода Шаховских. Они не только убеждают читателя в достоверности информации, но дают ему возможность визуально запомнить действующих лиц, а это способствует и более глубокому пониманию авторского текста, и формированию собственного отношения к прошлому.

Но хорошему не бывает предела. Было бы хорошо в такой книге поместить еще и предметный указатель – алфавитный и гнездовой. Издательство «Русский путь» приняло на себя особый труд – вернуть русской культуре принудительно вырванное из нее звено, и каждая выпущенная им книга становится для читателя учебником, энциклопедией, справочником. В этом случае предметный указатель оказывается незаменимым подручным и связным, помогающим соединить многие и разные публикации в единый культурный текст. Хорошо было бы также предварить или заключить мемуары биографией автора, из которой читатель узнал бы о том, что по скромности или преждевременности осталось за пределами воспоминаний: Зинаида Шаховская не упоминает, что за участие в Сопротивлении она награждена орденом Почетного легиона, что ее франкоязычная проза отмечена высокими литературными премиями, что в 1960 – 1970-е гг. она была главным редактором газеты «Русская мысль» и т. д. Хорошо было бы также дополнить издание списком хотя бы ее русских книг, а может быть, и литературных обозрений, комментариев и статей, изданных на Западе (в Париже и Берлине) и в России – уж если просвещать читающую публику, так со всей щедростью.

Помня же о полученном удовольствии при чтении книги «Таков мой век», благодарно повторю: то, что сделано издательством, сделано хорошо.

Опубликовано: “Новый Журнал”, № 249, 2007

Гарольд Шукман. Война или революция. Русские евреи и всеобщая мобилизация в Британии 1917 года

Harold Shukman, War or Revolution. Russian Jews and Conscription in Britain, 1917.London, Portland, OR.: Vallentine Mitchel, 2006, 157 p.

Английский историк Гарольд Шукман, автор многих работ по истории России и Советского Союза, всегда писал о масштабных событияхи крупных исторических деятелях, таких как русская революция, Распутин, Ленин, Сталин. Но в книге 2006 года «Война или революция. Русские евреи и всеобщая мобилизация в Британии 1917 года» он обращается к «микроистории» – одному событию времен Первой мировой войны, а именно британско-российской конвенции, согласно которой нескольким тысячам еврейских беженцев пришлось вернуться из Англии в Россию в качестве призывников на Восточный фронт.

В мае 1916 года Британия, единственная союзная страна, не признававшая до этого воинской повинности, приняла закон о всеобщей мобилизации. При этом возник вопрос, что делать с «дружественными иностранцами» (французами, бельгийцами, итальянцами, русскими, в том числе несколькими десятками тысяч российских евреев) призывного возраста. С западноевропейскими союзными странами Британия заключила конвенции, согласно которым эмигранты из этих стран должны были служить в армиях своих отечеств. Конвенцию с Россией долгое время не заключали, с одной стороны, потому что царю вовсе не хотелось брать обратно ни своих евреев, ни политических смутьянов. Со своей стороны, Британия считала аморальным передачу России беженцев и политических эмигрантов, а кроме того, не хотела брать на себя материальные расходы ни на содержание остающихся в стране семей призывников, ни на транспортировку в Россию самих призывников по опасному Северному Ледовитому океану (Балтийское море кишело подводными лодками противника).

Пока Россия и Британия откладывали разработку соглашения о мобилизации, на смену царскому пришло Временное правительство, готовое вести войну до победного конца и нуждающееся в пополнении, откуда бы оно ни пришло. В результате летом 1917 года конвенцию ратифицировали, и Британия предложила российским иммигрантам призывного возраста выбор – служить на Западном фронте в рядах британской армии или на Восточном фронте в рядах российской армии.

Из ста двадцати тысяч российских евреев, живших в Англии в 1916 году, примерно четверть была призывного возраста; треть из них сумела уклониться от воинской повинности – эмигрировать в США, затаиться и затеряться; из тех, кто остался, примерно четыре тысячи выбрали действительную службу в британских войсках, столько же было оставлено на военно-трудовом фронте (в основном на фабриках, выпускавших военное обмундирование); примерно такое же число получили «белый билет» по состоянию здоровья. По данным министерства внутренних дел Великобритании, к августу 1917 года семь с половиной тысяч определилось в «конвенционеры», то есть в российскую армию. Записи в судовых журналах, однако, свидетельствуют, что только 3145 человек отплыли к месту назначения, остальные просто не явились.

Возвращались в Россию по разным причинам: одни из-за непонимания, что у них был выбор, в какой армии служить; другие оттого, что боялись британской службы из-за плохого знания английского языка или, вполне вероятно, хорошо зная, что делается на Западном фронте; кто-то хотел участвовать в революции и созидать новый мир, а не быть пушечным мясом на мировой бойне; у многих были чисто семейные причины. Объединяло всех лишь незнание того, что их ждет впереди.

Первые партии «конвенционеров» высадились в Архангельске в сентябре 1917 года, когда у власти еще стояло Временное правительство, худо-бедно распределявшее прибывших в Москву (но не Петроград) и Сибирь; следующие партии прибывали уже после Октябрьского переворота; большевики стремились к прекращению войны и считали, что новоприбывших следует вернуть туда, откуда они приехали, но средств на это у новой власти не было, поэтому возвращенцев свозили в Вологду (чтобы разгрузить архангельский порт, запруженный потоками «возвращенцев» в Россию и «беженцев», спешащих покинуть страну), где после долгих проволочек выдавали проездные документы, железнодорожный билет в любую сторону страны; тех же, кто затруднялся в выборе, отправляли в теплушках до Омска в распоряжение местных властей, обязанных заниматься их дальнейшим трудоустройством.

Гарольд Шукман воссоздает (хорошо документированную архивными материалами) обстановку всеобщего хаоса, несогласованных указаний, скоропалительных решений из центра и непоследовательных действий местных исполнителей, в результате которых «конвенционеры» в массе своей оказались брошенными на произвол судьбы. Главы книги о странствиях и мытарствах этих людей в большевистской России и о том, какой ценой и какими кружными путями некоторым удалось из нее выбраться и вернуться в Британию, захватывают читателя так, будто перед ним неопубликованные главы из «Конармии» И. Бабеля.

Среди «конвенционеров» оказался и отец Гарольда Шукмана, в 1913 году эмигрировавший с семьей из России, а через несколько лет вновь очутившийся на родине. Революционных идей у него не было, но он уже воевал в русско-японскую войну и, поставленный перед выбором, где сражаться в 1917 году, скорее всего, из двух зол выбрал знакомое – российскую службу. Отцовская одиссея вызвала у сына много десятилетий спустя желание посмотреть на нее глазами историка. Он разыскал и других евреев-«конвенционеров» (не всем удалось, как отцу, вернуться в Британию), записал их (или членов их семей) рассказы о том, что с ними произошло, а затем восстановил широкую панораму исторических событий и явлений. Активность российских политиммигрантов (самых разных направлений – от сионистов до большевиков) в Англии в Первую мировую войну; место российских иммигрантских меньшинств в предвоенной британской индустрии (шахтеры-литовцы, швейники-евреи); военные заботы российского консула в Англии (последним был Константин Набоков, дядя писателя В. Набокова); отношение в это время к российским иммигрантам и решение «вопроса еврейских беженцев» в Британии и (для сравнения) во Франции; парламентские дебаты о всеобщей мобилизации, обсуждение этого вопроса в британской и (опять же в сравнении) французской прессе; специфика воинской службы в армиях союзных держав в Первую мировую войну; гражданская война на юге России – все это, как и многое-многое другое, прослеженное в книге «Война или революция», драматически сказалось на судьбах «конвенционеров».