Расцвет и закат Сицилийского королевства - Джон Норвич

Хотя папа после первой встречи старался не ссориться с императором, он вполне оправданно счел себя обиженным. Он с риском для себя провел коронацию, как того желал Фридрих, но мало что получил взамен. Покинув Рим, он всеми силами склонял Фридриха к тому, чтобы придерживаться изначального плана и выступить без промедления прогив Вильгельма Сицилийского; хогя сам Фридрих, вероягно, желал того же, но больные и уставшие бароны придерживались иного мнения, с готовностью пообещав вернуться в ближайшем будущем с более здоровой и многочисленной немецкой армией, которая посгавиг и римлян, и сицилийцев на колени. Император осгавил папу, изгнанного и одинокого, выбираться как может.

История коронации Фридриха Барбароссы почги рассказана, но еще не завершена, поскольку, помимо коронованного императора и короновавшего его папы, в ней был еще трегий участник, который, хогя он не присутствовал в Риме в тот ужасный день, повлиял на ход событий не меньше, чем первые двое. Арнольд из Брешии был одним из первых в череде поражающих воображение народных лидеров, которых Италия рождает время от времени в течение всей своей истории, — фанатиков-гениев, которые благодаря непреодолимой магии своих личностей получают абсолюгное и никем не оспариваемое главенство над своими соратниками. Иногда, как это было с Арнольдом или с Савонаролой тремя столетиями позже, речь шла о духовном наставничестве; иногда, как в случае с Кола ди Риенцо, их власть держалась на сознании собственной исторической миссии; а порой, как у Муссолини, она оказывалась в игоге чисто политической. Но имеется нечто общее у всех этих людей. Все они потерпели поражение и поплатились за это жизнью.

Ни один источник не сообщает точных сведений о том, когда и где был казнен Арнольд. Мы знаем только, как он встретил смерть. Осужденный церковным трибуналом за ересь и бунт, он до последнего мгновения сохранял присутствие духа и взошел на эшафот спокойно, без тени страха; когда он преклонил колени для последней исповеди, сами палачи, как мы читаем, не могли сдержать слез. Тем не менее его повесили, затем тело сняли и сожгли. Наконец, чтобы быть полностью уверенными, что прах или могила Арнольда не станут предметом народного культа, его пепел бросили в Тибр.

Для мученика, заблуждавшегося или нет, трудно придумать более подобающие почести.

Глава 10

Нападение греков

Император Мануил часто говорил, что ему не составляет труда побеждать народы Востока, деньгами или силой оружия, но в отношении народов Запада он никогда не достигал подобных успехов, ибо они устрашающе многочисленны, неукротимы в гордости, жестоки по характеру, богаты и вдохновляемы укоренившейся ненавистью к империи.

Никита Кониат. История Мануила Комнина. VII, 1

Ни одна из многих германских армий, которые за прошедшие полтора столетия приходили в южную Италию, чтобы восстановить власть империи на полуострове, не задержалась там больше чем на несколько месяцев. Императоры, которые их вели, вскоре обнаруживали, что, если даже эти пагубные, выпивающие все силы земли формально им принадлежат, они, со своей стороны, никогда не сумеют в них утвердиться. Здесь они всегда будут чужаками, причем нежелательными; и их люди, тащившиеся в своей тяжелой домотканой одежде под знойным апулийским солнцем, больные от непривычной пищи и жестоко страдавшие от насекомых, тучами круживших над их головами, чувствовали то же самое. Все — и предводители, и их воины — равно мечтали о том дне, когда смогут увидеть за спиной нерушимый горный хребет, отделивший их от этой юдоли страданий.

Фридрих Барбаросса являлся исключением. Он был бы искренне рад остаться на юге и помериться силой с Вильгельмом Сицилийским, если бы только он мог взять с собой своих рыцарей; но те упорно хотели вернуться в Германию, и Фридрих понимал, что в попытках диктовать им свою волю не стоит заходить слишком далеко. Вынужденное отступление опечалило и обескуражило его; вероятно, он расстроился еще больше, когда в Анконе — после бессмысленного разрушения Сполето — его встретили три посланца из Константинополя, возглавляемые бывшим правителем Фессалоники Михаилом Палеологом, которые доставили ему богатые подарки от своего властелина и пообещали значительную денежную помощь, если он изменит свои планы. Фридрих некоторое время медлил с ответом: даже на этой стадии стоило предпринять последнюю попытку заразить рыцарей своим энтузиазмом. Но германские бароны достаточно настрадались; и через несколько дней император вынужден был сообщить грекам, что ничего не может поделать.

Палеолог и его товарищи не слишком огорчились. Стратегически Византии было выгодно, чтобы германская армия сражалась вместо нее; дипломатически, однако, ситуация в отсутствие Западной империи существенно упрощалась, тем более что у Мануила теперь появилось много других, более управляемых союзников — мятежных апулийских вассалов короля Вильгельма. Они также возлагали большие надежды на Фридриха и были разочарованы его поспешным отбытием; но они не ощущали никакой особой необходимости хранить ему верность в большей степени, чем кому-то другому. Теперь, когда он их оставил, они были вполне готовы получать поддержку и субсидии из Константинополя.

Весь этот год в Апулии крепло сопротивление новому королю Сицилии. Отчасти причиной тому были надежды на появление Фридриха Барбароссы, видевшегося этаким духом мщения, но еще более важную роль сыграли мужество и твердость нового предводителя — Робера де Бассонвилля, графа Лорителло. Робер являл собой типичный пример недовольного нормандского аристократа. Как близкий родственник короля — он был сыном сестры Рожера II Юдифи, — он считал, что достоин занять самый высокий пост; Гуго Фальканддаже предполагает со своей всегдашней злобой, что Рожер подумывал о том, чтобы сделать его своим преемником вместо Вильгельма. Соответственно, его сильно задели возвышение Майо и упорное стремление эмира не допускать знатных землевладельцев к государственным делам. Тот факт, что Вильгельм, вступая на трон, даровал Роберу далекое графство Лорителло, ничего не изменил, и Робер почти сразу начал возбуждать недовольство среди соседних баронов. Вильгельм, со своей стороны, не питал никаких иллюзий по поводу его лояльности. Уже в начале весны 1155 г. при первом визите в Салерно в качестве короля он отказался принять графа; а по возвращении на Сицилию вскоре после Пасхи послал своему наместнику Асклеттину приказ немедленно арестовать Робера из Лорителло. Робер, однако, бежал в Абруццо, где провел лето, собирая силы, — и там он услышал о прибытии Михаила Палеолога на полуостров.

Они встретились в Внести и сразу договорились объединить свои усилия. Каждый из них мог обеспечить другого тем, чего ему не хватало. У Палеолога имелся флот из десяти кораблей, неограниченные материальные ресурсы и возможность призвать при необходимости подкрепления из-за Адриатики. Робер пользовался поддержкой большинства местных баронов и реально контролировал обширный участок побережья, что было жизненно важно для обеспечения надежных коммуникаций византийской армии. Королевская же армия под командованием Асклетина находилась далеко, за Апеннинами, — бессильная противостоять любой быстрой неожиданной атаке в северной Апулии.

Итак, в конце лета 1155 г. Робер из Лорителло и Михаил Палеолог нанесли удар. Их первой целью стал Бари. До того как Роберт Гвискар взял его в 1071 г., этот город был столицей византийской Италии и последней греческой крепостью на полуострове. Большинство горожан, будучи греками, не слишком любили палермских властителей — особенно с тех пор, как Рожер после последнего апулийского восстания отменил некоторые их древние привилегии, — и благосклонно рассматривали любую возможность освободиться. Группа горожан открыла ворота атакующим; и, хотя сицилийцы храбро сопротивлялись в церкви Святого Николая и старой цитадели, они вскоре вынуждены были сдаться и наблюдать, как барийцы набросились на цитадель — ставшую символом сицилийского господства — и, невзирая на все попытки Палеолога остановить их, сровняли ее с землей.

Весть о падении Бари вкупе с неожиданно распространившимися слухами о смерти короля Вильгельма — он действительно был серьезно болен — подорвала боевой дух прибрежных городов. Трани был взят; затем, невзирая на героические усилия командующего, графа Ришара из Андрии, пал соседний порт Джованаццо. Дальше к югу сопротивление было еще более яростным; Вильгельм Тирский сообщает, что, когда патриарх Иерусалимский, направлявшийся к папе, прибыл той осенью в Отранто, он нашел всю область в таком смятении, что предпочел вновь взойти на корабль и плыть вдоль берега до Анконы. Но греки и мятежники продолжали побеждать, и к началу зимних дождей положение в Апулии стало критическим.