Кундуз-Гардез. Бригада уходит в горы (СИ) - Бикбаев Равиль Нагимович

Мы к машинам нашим подошли, к тем, что ротное имущество перевозили, а там, все мокрое, грязное, порванное, все в негодность пришло. Ребята которым домой увольняться, как увидали в каком состоянии имущество прибыло, так криком от обиды кричали. Форма парадная, дембельская с превеликими трудами добытая, подогнанная, вся расшито — ушитая, всё в грязные рваные тряпки превратилось.

Вошел призыв осени 1979 года в Афган босяками, и увольняться, домой ехать, такими же пришлось. В грязных прожженных бушлатах, во вшивом штопано — латаном обмундировании, да в рваных кирзовых сапогах. Вот такими вы уходили домой. И в декабре восемьдесят первого года мы прощаемся:

— Встретимся еще, — обещает Филон.

— Координаты мои держи, — сует мне бумажку с написанным адресом Баллон.

— Жду тебя и Лёху в гости, — поочередно жмет нам с Лёхой руки Муха и улыбается.

— Смотри П*** не подводи, — стискивает в пожатии мою руку капитан А***.

Он тоже уезжает, он тоже свои два года в Афгане оттрубил. А*** сопровождает личный состав до Союза, это его последняя операция. Самая счастливая, самая бескровная.

Сухо кивает головой Пауль, прощаясь бьет по плечу Герка, счастливо смеется Жук, машет рукой Челубей и первым бежит к транспортным вертолетам Разведчик.

— Держитесь тут! Пока ребята! — прощаются с нами уходящие в запас бойцы второй роты, первой роты, третьей роты, минометной батареи, батареи СПГ, зенитного взвода, взвода управления, прощаясь уходит наш первый батальон.

Не только по номеру он первый был, а по службе, по призыву. Это они, эти уходящие домой истощенные и вымотанные службой оборванцы, осенью семьдесят девятого года при формировании 56 ОДШБ стали его первым личным составом. Это они в январе восьмидесятого первыми с нашей бригады вошли в Афганистан.

— Уйду на дембель приеду в гости, — обещаю я и верю что сдержу обещание, и кричу вслед уходящим товарищам, — Мы еще встретимся ребята!

Никого я конечно не навестил, а переписка быстро заглохла. Новая жизнь, новые заботы, каждый пошел своим путем. Вне строя. Оно и правильно. А вот теперь все-таки встретились, пусть только на этих страницах. Такими как тогда были. Привет ребята! Это же я, узнаете? Ну вспомните… я был пулеметчиком третьего взвода второй парашютно-десантной роты, третьим с правого фланга я всегда в строю стоял, первый рас…дяй и залетчик в нашей роте. И пусть никто из вас этого не прочитает, но все равно скажу:.

Вы братцы и есть самая настоящая десантура. Про десант любят говорить: «в огне не горит в воде не тонет» Только такие словеса пусть плетут те кто настоящей службы не нюхал. Вы горели в огне, вы тонули в грязи, задыхались в горах, коченели в засадах и реветь вам приходилось правда все больше матом. Все было, вот только не было такого, чтобы в бою бежать, не было такого чтобы раненого и убитого товарища бросить. Первыми вы вошли в Афган, лютой зимой в голом поле выжили, в боях потом и кровью, опыт солдатский добыли, да нам передали.

От души вас Родина поблагодарила, пинком под зад. Я смотрю как вы уходите, оборванные, полуголодные и счастливые. Все! Закончена служба! Домой!!!

Через месяц уже в январе восемьдесят второго я получил письмо от Мухи. Разлинованный листок вырванный из школьной тетради, детский почерк, аккуратно выписанные буковки, расставлены знаки препинания. Муха всегда очень аккуратным был.

«Привет!

Ты как там еще живой? А у меня все ништяк, я уже дома. С Кабула нас в Ташкент отправили. Там на таможне нас прошерстили, у кого трофеи были, всё козлы отобрали. Калика с четвертого батальона помнишь? Его с наркотой на границе хлопнули. Наш А*** с нами был, так он его отмазывать ходил. Отпустили. А*** сразу в Чирчик уехал к своим. Остальные кто куда разбежались. А мы — Филон, Баллон и Я к Худому в гости отправились. Ты же Худого из Ташкента помнишь? Он еще той весной на дембель ушел. Заваливаемся к нему. Он так обрадовался. И сразу бухать стали, до утра. За всех вас, и за тебя тоже пили. Утром Худой чеки у нас взял и свалил. К обеду приходит и всё нам приносит: новенькие шинели с начесом; парадки; тельники; береты; знаки; сапоги. Все что надо короче. Мы ему: Где добыл? Худой смеется и говорит, что за чеки тут тебе не то что любую форму достанут, но и всю жопу оближут. Чуть похмелись и сели мы ушивать парадки, а Худой опять хохочет, мол на хер вам это надо, пошли дальше бухать, по дороге к портному зайдем, он всё и сделает. И точно, портной как чеки у нас увидел весь расцвел, заюлил и за день всё так сделал, что лучше и не надо. Трое суток у Худого пробыли, квасили не просыхая, вволю побухали, а там по домам разъехались. Когда прощались Филон по пьяни заплакал даже. Дома до меня, пока форму носил, то менты то патрули постоянно дое…лись. Никто не верил, что я десантник с Афгана и медаль у меня настоящая. Документы покажу, а эти суки только хохочут, мол ну и десантники пошли, задохлики одни, детский сад. А еще мне водку в магазине не продают. Знаешь как обидно. Как воевать и подыхать, так можно, как водяру хлестать так, ты еще маленький. И с бабами мне пока не везет. С девушкой одной хотел встретиться, а она мне: «отвянь пацан сопливый». А так все нормально, летом учится пойду, пока думаю куда работать устроится. Новый год дома с мамой и папой встречал, так я за вас ребята персонально выпил. Как вы там? Лёшке привет передавай, нашему П*** тоже.

Ну пока. И пиши, давай!»

Маленький субтильный, еще ни разу ни брившийся Муха, да откуда знать этим сукам, что ты лучшим бойцом у нас в роте был. Откуда знать той девушке что говорила: «отвянь пацан сопливый», что летом восьмидесятого ты один против сотни выстоял и пятерых духов в бою завалил. Первым, вы понимаете первым, в нашей роте получил медаль «За отвагу». Муха — друган, да плюнь ты на них! Мы то знаем, что если и есть в наших войсках настоящие солдаты десантники, то ты в самом первом самом лучшем гвардейском десятке далеко не последним будешь. Рифкат М*** — Муха это я тебе не по дружбе говорю, так оно и есть.

— Чего Муха то пишет, — Лёха заглядывает мне через плечо. Даю ему прочитать письмо. Лёха матерится:

— Я бы этих чморей, хоть патрульных хоть ментов что до Мухи дое…лись, враз бы уделал. А эта сучка? — Лёха тыкает пальцем в строку письма где написано как Мухе отворот дали, — Да она просто бл. ть!

— Товарищ гвардии младший сержант! — насмешливо и намеренно строго повышая голос говорю я Лёхе, — прекратите употреблять не уставные выражения. Вы какой пример подчиненным подаете?

— А ты товарищ командир третьего взвода уже совсем ох…ел? — в том же тоне отвечает Лёха, легонько толкает меня кулаком в грудь и заливается смехом.

Да представьте себе, я уже командир третьего взвода и младший сержант. Это я то, вечный военный залетчик и пожизненный рас…дяй. Забавно, но не смешно.

— Принимай третий взвод, — месяц назад недовольно приказал мне П***. Он теперь старший лейтенант и командир второй роты.

— Ты Саша чокнулся? — возмутился я, — какой из меня на хер командир…

— Сам знаю, что никакой, — как от нашатырного спирта кривит лицо П*** и мрачно спрашивает, — А из кого мне выбирать? Кто у нас остался?

Все кто остался все командирами стали. Хохол принял первый взвод, Владик — второй, Мишка — четвертый, Лёха — командир отделения ПКМ, переведенный к нам с третьей роты Жорик — принял два расчета отделения АГС. Я всё в третьем взводе числился. Да выбора у П*** не было.

Надо служить, надо обучать пополнение, и нечего тут вые…ся товарищ солдат. Тебя учили? Вот и ты начинай! Видали такого? не хочет он видите ли за них отвечать!? А тебя никто и не спрашивает. Присвоить звание младший сержант, назначить на должность заместителя командира взвода, обязать исполнять обязанности командира взвода. Вы товарищ младший сержант поняли приказ? Вот и выполняйте!

Есть! Выполняю! И вот стоят в строю перед нами вновь прибывшие солдаты совсем еще детишки. Три недели назад их призвали в армию, только три недели отслужили они на нашей базе в Союзе в городе Чирчик. И вот: здравствуй Афган. А какая ты война, а правда что тут и убить могут? Запуганные, жмутся на холодном ветру, тонкими шеями вертят: «Это куда ж мы попали!?»