Дар Монолита - Сергей Клочков

— Доктор?..

— Ну, если вы меня признали, то, может, прекратите целиться, уважаемый?

— Вы же… умерли…

— Хм. Кто вам такое сказал? — Доктор улыбнулся. — Пеночка должна была передать вам, что я ушел, ведь я и впрямь уходил по делам. А уход, тем более временный — это отнюдь не смерть.

— Но…

— Сталкер, после того как вы вернулись от Координатора, думаю, не стоит обращать внимание на некоторые условности. И кстати, как моя воспитанница? Я в курсе, что она вас провела к Саркофагу, но потом я уже не мог за ней наблюдать.

— Была в порядке, — я опустил «сайгу». — У… у Красного леса она уже вполне сносно говорила, да… знаете, в какой-то момент я даже перестал замечать, что она не человек.

— Вот как? Удивительно… не думал, что мое, скажем так, воспитание сохранится на такое длительное время. Она снова удивляет меня… чувствую, что жива, и мало того, какое-то время даже общалась с другими сталкерами, но информация отсюда шла очень тяжело, пока я отсутствовал… м-да. Пойдемте, посидим. Здесь, у одного из корпусов есть подходящее чистое местечко, где я уже развел костерок и собрался отобедать. Составьте компанию.

И Доктор уверенно прошел сквозь «опасный» проем и направился к высоким цилиндрическим бочкам цементного завода, у которых действительно был виден дымок. Я проследовал за ним. Прав Болотник — в другое время и с другим опытом, пожалуй, стоило бы удивиться. Теперь же, после смерти и встречи с Координатором, я вполне мог ожидать такого. Уходил, значит… ну, ладно. Сейчас и поговорим. По душам поговорим и насчет того задания, и обещаний, что мы «выживем», и всего прочего.

— Присаживайтесь. — Доктор передал мне кусок доски. — И, как говорится, чем бог послал… осторожнее, не обожгитесь.

Я принял из рук Доктора дымящуюся банку «гречки с бобами и мясом», которая до этого стояла рядом с костерком. Банку я отставил, немного помолчал, вздохнул и…

Высказал.

Все, что думал о затее Доктора передать желание Монолиту. О том, как здорово использовать людей в качестве пешек в какой-то непонятной шахматной партии. О том, что мы попросту погибли в перестрелке, спасая Пенку от долговцев. Что мертвым быть не очень-то здорово и что, даже будучи зомби с гниющей рукой, я был живее, чем сейчас. Что из-за чьей-то бредовой теории о «конце света» мы со стажером, Хип, просто потеряли друг друга. Что…

Материться при Докторе, впрочем, не хотелось, поэтому я просто тихо выпустил набранный для залпа воздух обратно в атмосферу.

Доктор слушал меня спокойно, даже задумчиво, перемешивая в своей банке горячую кашу одноразовой пластиковой вилкой. Иногда кивал, даже улыбался немного печально, и, когда я закончил, он просто спросил:

— Да, я гарантировал, что вы выживете. Ну а разве вы сейчас мертвы, Лунь? Насколько я помню, из этой… миссии, которую я попросил выполнить, вы вышли живым.

На это сказать было нечего, и я просто кивнул.

— Что касается второго обвинения, Лунь, того, что вы друг друга потеряли из-за моей просьбы, то это зря. Вы ведь на Армейские идете, верно?

— Да, это так.

— И зачем, точнее, за кем вы туда направляетесь, догадаться несложно… видите ли, сталкер, после опыта, скажем так, небытия некоторые грани нашего человеческого существа стираются. Понятно, что прежними нам не быть хотя бы потому, что теперь мы знаем о мире несравненно больше, чем до этого специфического, опасного, но иногда необходимого опыта. И это сильно отражается на личности даже в том случае, если мы не желаем этого признавать. Но то, что мы считаем настоящим, то, что есть в нас, останется неизменным.

Доктор аккуратно подцепил вилкой горку каши, отправил в рот, неторопливо прожевал. Затем покопался в рюкзаке и достал две банки энергетика.

— Держите. С чаем сегодня, увы, ничего не получится — свой термос я забыл дома. Придется попить этой газированной гадости… впрочем, весьма приятной на вкус. Да, о чем это я… называйте меня провинциалом, но после того, как эта девчонка притащила то, что от вас осталось, причем фактически притащила на себе, я был потрясен. Не подумайте, я слышал разные истории, читал много книг, но я академический ученый, Лунь, получивший еще советское атеистическое образование, которое до сих пор небезосновательно считаю лучшим. Для меня любые отношения между полами выглядели исключительно химико-физиологическими процессами. Гормоны, инстинкты, химия мозга — в общем-то все, никакой эзотерики и прочей фантастики. Даже знания, скажем так, обогащенные Зоной, все равно показывали мне справедливость всех основных научных утверждений… ну, из той крохи информации о настоящем положении вещей, которую человек благодаря науке познал, и познал правильно. Но вы меня удивили. Правда. Я понял, как мало, в сущности, я знаю об этих самых отношениях.

— Знаете, Доктор… я уже начинаю сомневаться в том, что мы хоть что-то знаем, если честно.

— И вы правильно сомневаетесь, сталкер. Однако та самая малая толика мира, познанная человеком при помощи науки, познана верно. Правда, это даже не верхушка айсберга, а так, ледяной осколок, тающий в руках, но, однако, и он может многое рассказать о свойствах ледяной горы. Вы, наверное, уже догадались, о чем я попросил Монолит…

— Да, я читал ваши записи. Знание. Вы попросили его о знании.

— Я был первым ученым НИИ, который сам, без проводников и помощников, с одним автоматом и комплектом плохонькой защиты, в нарушение всех инструкций покинул группу в районе Красного леса, после чего через Припять добрался до Саркофага. И знания я получил — Монолит, знаете ли, иногда выполняет просьбы по-своему, так, как только он один и умеет. Дословно — неграмотный дурак попросил волшебника сделать его всезнайкой — ну, допустим, стремился паренек к знаниям, несмотря на убогий умишко. А волшебник взял да и наколдовал дураку огроменную библиотеку с множеством самых умных книг, объясняющих буквально все на свете. А потом ушел, забыв научить дурня грамоте. Тому только и оставалось, что листать тома и смотреть картинки.

Доктор помолчал, затем усмехнулся и поскреб опустевшую банку вилкой.

— Ну… потому и уходил я, Лунь, грамоте учиться. Примерно туда же и почти точно таким же образом, как и вы. А что касаемо смерти… вот, думаю, вы бы удивились, узнав, как с этой штукой все обстоит на самом деле.

— Да вроде как проходили уже…

— Проходить и понять — вещи разные, сталкер. Скажем так, смерть существует, но не везде и не всегда. И не для всех, если можно так выразиться. Мы ведь живем не в системах координат, не только в том пространстве и времени, что способны воспринимать наши примитивные органы чувств. Ведь, в сущности, мы воспринимаем глазом только узкий, крохотный спектр электромагнитных волн, и ничего, кроме них. Ухо слышит колебания газа — и это все, что ухо может слышать. Обоняние, осязание, вкус при всем его многообразии — еще более узкоспециализированные органы чувств, которые развиты у человека намного хуже, например, зрения. В основном все приборы, изобретенные человеком, лишь усиливали органы чувств или переводили информацию в доступный для нас вид, искажая ее при этом до безобразия. И неужели разум, укомплектованный столь убогими и несовершенными инструментами познания, как наши хиленькие каналы, и способный воспринимать мир только через них, не ограничен уже только этими пределами? Конечно же ограничен, притом очень жестко… в мире, допустим, полностью слепых существ, и при том наделенных разумом, открытие световых волн будет доступно только исключительному гению. И даже он сможет понять их, оперируя не зрительными образами, а какими-нибудь звуками или даже запахами. Если ты попытаешься объяснить такому существу, пусть и невероятно умному, гениальному даже, как выглядит свет или перспектива, что такое картина или фотография, то ты ничего не добьешься. Никогда это существо не поймет тебя так, как ты этого хочешь — оно не видит, и этим все сказано. Поэтому и я сейчас не в состоянии объяснить вам, сталкер, множество тех вещей, что стали мне понятны. Просто потому, что вы не сможете это воспринять, увидеть и, соответственно, понять.

— Постарайтесь. А вдруг?

— Хм… ладно, — Доктор усмехнулся. — Когда я вас лечил, точнее, наблюдал за тем, как вас вытаскивает с того света Пенка, кое-какие ваши особенности привлекли мое внимание. Например, ваша способность видеть сны, непростые сны, которая вас всегда нешуточно раздражала. Это вас пугало, хотя, и вы говорили об этом, вам снились артефакты в знакомых участках Зоны.

— Да было такое, — я откашлялся. — Но один раз. И то, что я потом нашел «хабар» именно на том чердаке, который приснился, можно считать совпадением. Случайность.

— Случайностей не существует, Лунь. Заявляю вам это с полной ответственностью… любая случайность не случайна, это скорее единственно верная реализация одного из бесконечного числа сценариев реальности… гм… ладно, я отвлекся. Так вот, сталкер, это не случайность, это даже не прогноз, а именно знание, пришедшее тебе из Зоны в удобоваримом для тебя виде, минуя органы чувств. Выброс две тысячи седьмого не только вычистил из тебя большую часть памяти, но и кое-что дал взамен. Какая-то часть тебя уже знала, что на крыше заброшенного дома лежит артефакт. Одна из тысяч твоих граней передала информацию другой грани тебя. Да, твоя личность, все то, что ты решил считать самим собой — всего лишь одна из тысяч граней тебя настоящего, о которых ты, тем не менее, знать не знаешь. Мало того, мир, который ты видишь трехмерным, на самом деле таким не является — ты живешь одновременно в сотнях измерений, не понимая этого и не в состоянии понять не потому, что ты глуп, а просто потому, что ты человек. И ты упрямо оставался человеком, не желая быть никем иным… а когда сдался и начал уходить, считая, что сошел с ума, тебя вытащила твоя девчонка. Ты слишком человек, Лунь, и никогда не захочешь стать таким, как Прохоров. В Зоне уже есть Доктор, Смотритель, Бессмертный, и, думается мне, Координатор еще не совсем покинул эту часть мира. Нам не хватает только Сталкера, Лунь. Что же, придется поискать кого-нибудь еще.