LoveStar - Андри Снайр Магнасон

привили тебя против чумных мух и не давали тебе узнавать никакие новости о животных, болезнях, ядерной энергии, экологических проблемах и Руанде.

– А что произошло в Руанде?

– Ты и знать не захочешь, дорогой мой. А где ты вообще? Нужно приехать и позаботиться о тебе?

– Здесь только на одного есть место.

– Не надо сидеть одному, дорогой Индриди. Не надо избегать «ВПаре». От нее всем лучше, ты же знаешь, что когда этот проект будет реализован и весь мир сольется воедино…

– Я все знаю, мама…

– Приезжай к нам вечером. Придут папа и Цзин. – Логичным образом, каждому четвертому мужчине впаривали женщину из Китая. – Поговори с ними. Твой папа стал совсем другим человеком после того, как ему подобрали пару, он даже перестал сердиться по утрам. А Карлос хочет, чтобы я перестала худеть. Он хочет, чтобы я была пополнее, а еще он увидел фото моего прежнего носа и…

– Я не приеду, мама, – сказал Индриди.

– Да где ты, в самом деле?

– Я в песце.

– Где это – в песце?

– В бывшем заводе «Кока-колы».

– Никогда там не бывала. И как там кормят? – Мама явно хотела перевести беседу на более приятные темы.

– Да ты знаешь как, мама. Неплохо кормят.

Индриди сказал правду. Корм из него и правда грозил выйти неплохой. Спасти его могла только Сигрид. Он закрыл глаза и набрал ее номер. В ответ раздалось только: «Эти номера больше не спарены».

Индриди отключил систему и попытался ни о чем не думать. На него накатили безмолвные слезы. В жарком желудке он вспотел, руки стали липкие, волосы мокрые и скользкие, а по лицу потекла кислая влага. «Вот сейчас меня переварят», – подумал он. Вдруг что-то острое и твердое ткнуло его в спину, сильно уколов, и ему показалось, что желудок зверя – это нечто вроде мельницы, которая его сейчас перемелет с ног до головы и потом остатки выдавит в кишечник, как в мясорубке, – но пока что ему не было больно. Он пошарил у себя за спиной и нащупал твердый кусок металла. Это оказалась молния. Желудок у Серого Волка был на молнии! Индриди осторожно потянул собачку и высунул голову в дыру, жмурясь от слишком яркого света, а потом вылез целиком, скользкий и заплаканный, из брюха волка, который тут же проснулся и, повинуясь природному инстинкту, стал лизать ему лицо.

Ведь на самом деле страшный Серый Волк был волчицей; дело было в том, что у экспериментальной особи мужского пола оказался непомерно большой детородный орган, и это возмутило зрителей на предпремьерном показе шоу в Баварии. Как и большинство самок млекопитающих, Серая Волчица вылизывала всех, кто появлялся из ее собственной утробы, как будто своих детенышей. Волчица не связывала это «потомство» с человеком, которого только что проглотила, и это была главная причина того, что Волчицу еще не вывезли из страны. Ведь, когда она принималась вылизывать Красную Шапочку и Бабушку, это выглядело не вполне прилично, потому что ее шершавый язык щекотался, и пожилая баварская актриса начинала повизгивать и выходить из роли, когда волчица принималась переворачивать ее лапой, как щенка, и залезать языком под юбку.

А Индриди никто не лизал лицо с тех пор, как ему было 12 лет: это было за день до того, как усыпили Снотру. «Не плачь, Индриди, – сказала тогда ему мама. – Мы не усыпляем нашу Снотру, а откладываем на потом. Мы ее снова заведем, когда у нас будет время».

Язык так щекотал, что Индриди внутренне заулыбался сквозь всхлипы; усы у зверя были мягкие. Хотя у волчицы оказались большие-большие глаза, темные и глубокие, и большие-большие уши, и большая-большая пасть с острыми зубами, ее мех все равно щекотал Индриди, и он плакал. Серая Волчица свернулась вокруг Индриди, он, всхлипывая, зарылся в ее темно-серый мех, вспоминая и собаку Снотру, и Сигрид, а волчица с материнской заботой слизывала его слезы. Индриди лежал, обернутый волчицей, и крепко спал, а через полчаса его нашел Гримюр.

Гримюр

Гримюру всегда казалось, что роман Индриди и Сигрид когда-нибудь окончится крахом, но ему и в голову не приходило, что последствия могут оказаться настолько ужасными. Индриди был прилежным работником, разве что немного чересчур увлеченным Сигрид. Когда он занимался однообразными делами – косил газон или выпалывал сорняки, – он мог часами висеть на связи с Сигрид, а когда не разговаривал с ней, то говорил о ней. Когда разговор сворачивал на нее, Гримюр закуривал трубку, откладывал очки на стол и терпеливо слушал, а Индриди говорил и говорил: Сигрид то, Сигрид это – или рассказывал об их общей идее фикс: что они нашли друг в друге свою истинную любовь и счастье.

Гримюр вызвал начальника охраны Птицефабрики, и тот прибежал с лестницей. Дрожа от страха, охранник надел кольчужный бронежилет, водрузил на голову красную каску и натянул усиленные железом рукавицы, а затем осторожно спустился в бункер. Он нерешительно ступил на землю и легонько погладил волчицу. Зверь зарычал и показал зубы, но охранник старался не дергаться. Он снял пластиковую упаковку с двух шариков корма (их негласно изготовляли на фабрике переработки гуано из прессованной муки, поступавшей из LoveDeath), вдавил в них таблетки снотворного и пропихнул их длинным шестом в отверстие в животе волчицы, а потом застегнул молнию. Далее он попытался разбудить Индриди, но волчица недобро зарычала: повинуясь естественному инстинкту, она пыталась защитить свое потомство. Однако тут раздался звук жерновов из ее желудка: это перемалывался и переваривался корм; вскоре ее глаза помутились и волчица крепко заснула.

Охранник помог Индриди вылезти наверх по лестнице; тот был весь покрыт слизью. Гримюр принял его наверху и вывел в главное помещение; никто из них не произнес ни слова. Гримюр с охранником заперли двери в песцовый бункер и пошли дальше; они прошли половину бывшего птичьего цеха, и тут Индриди рухнул на пол. Глаза у него закатились, так что было видно только белки. Он хрипел, бился, как будто форель, выброшенная на берег, прикусил язык, так что из уголков рта пошла кровь, принялся стонать, а потом потерял контроль над своим мочевым пузырем и из штанов у него потекла желтая струя.

Гримюр принялся откачивать его.

– На помощь! – кричал он. – Кто-нибудь, помогите!

Работники фабрики сбежались и окружили Индриди, но не успел никто предложить помощь, как судороги прекратились и Индриди выпалил:

– У ВАС ТОЖЕ БУДЕТ ПРИПАДОК, ЕСЛИ ВЫ ПРОПУСТИТЕ АКЦИЮ НА РЖАНБУРГЕРЫ В ЭТИ ВЫХОДНЫЕ в The Thing!

Выговаривая «акциюнаржанбургерывэтивыходные», он