Конец света на «бис» - Владимир Контровский

– Опаньки, старшина, и когда это ты немецкий освоил? Методом скоростного глубокого погружения в среду? – насмешливо спросил лейтенант. Бойцы вокруг пусковой заржали, комментируя в подробностях это «погружение».

– Первый номер, не слышу доклада о заправке! – Борис оборвал веселье.

– Сейчас… все, отсечный клапан… сработал. Есть заправка ПГ!

– Разблокировать гироскопы!

– Есть! – прокричал в ответ старший оператор. – Есть раскрутка гироскопов!

– Воздух в АБ!

– Есть АБ! – Первый номер открыл на пульте СПО клапан подачи воздуха в ампульные батареи ракеты.

«Все, – отрешенно подумал Борис. – Обратного пути нет».

С удивлением он обнаружил, что подспудно все время ждал – комбат даст отмену пуску. Всё можно было ещё вернуть – застопорить гироскопы, поднять стрелу, опустить ракету, одеть заново термочехол, закрывающий эту чертову боевую часть с пугающей (для тех, кто знает, конечно) надписью на боку «РА-17». Но сейчас все, ракете теперь только в ПРТБ, на замену ампульных батарей, уже раздавленных сжатым воздухом, Или туда – вверх и потом на запад.

– Заводи! Крикнул он пятому номеру. – Выкрутить ветровые болты!

Расчет рванулся выкручивать четыре болта, вкрученных еще тогда, перед подъемом, что бы ракета не упала от порыва ветра. Четвертый номер замешкался, у него все время срывался ключ с головки болта.

– Дай сюда, раззява! Быстрее, может, к нам уже кто-то летит! – подскочил к нему Негруца и через пятнадцать секунд прокричал:

– Командир, все!

– Отделение, газы! – скомандовал лейтенант. – Всем в пусковую!

По инструкции, во время пуска весь расчет должен был сидеть в 2П19, с заведенным двигателем и в средствах защиты. Если ракеты поведет себя не так, как, положено, мехвод должен резко подать ПУ назад, потом рвануть вперед, «выдергивая» пусковую из-под падающей ракеты, а надетые противогазы давали расчёту возможность уцелеть в облаке ядовитого дыма, который окутывал позицию при падении и взрыве ракеты. «Надеюсь, хоть до этого не дойдет, и так у нас выходные проходят хуже некуда» – мрачно подумал Борис, запрыгнув в ПУ последним и хватая гарнитуру связи с машиной управления.

– Товарищ капитан, стартовое отделение номер…

– Пуск по готовности! – оборвал его Живодеров. Борис глубоко вздохнул, откинул предохранительную скобу и нажал её: ту самую кнопку, которую он десятки раз нажимал на тренировках, и которую надеялся никогда не нажать в бою. Секунды потекли медленно, каждая, казалось, длится вечность. Внезапно захрипело радио комбата:

– Стартовые отделения! – захрипело радио голосом комбата. – После пуска столы не поднимать, закинуть кабели на столы и сразу уходить с позиции за моей машиной!

Его последние слова потонули в реве ракетного двигателя. Вторая стартовая батарея третьего дивизиона 159-й ракетной бригады начала свою часть Третьей мировой войны.

****

16–15, время местное, авиабаза Витмундсхаффен, Западная Германия.

Майор Юстин Гюнтер зашнуровывал высотно-компенсирующий костюм, когда услышал грохот двигателей взлетающей дежурной тройки F-104G. «Хоть этих поднять успели» – подумал он. Вокруг него спешно одевались летчики первого штаффеля, все угрюмо молчали, обычных шуточек и подначек сейчас слышно не было.

– Герр майор, первые два звена через три минуты будут готовы! И ваша машина тоже. – сообщил заглянувший в раздевалку посыльный.

– Всем взлетать звеньями по готовности! – приказал майор пилотам, выбегая из комнаты со шлемофоном в руке.

****

18–20 московское время, 16–20 время местное. На северо-западе ГДР

Позиционный район третьего дивизиона 159-й ракетной бригады

Кнопка, нажатая Борисом, замкнула стартовые цепи ракеты. Электрический импульс, проблуждав по ним положенное время, попал на контакты электродетонатора пороховой шашки, и она, сгорая, начала раскручивать турбонасосный агрегат. Когда давление в магистрали турбонасоса достигло требуемого значения, открылись клапаны подачи горючего и окислителя из баков в камеру сгорания. Окислитель поступал прямо в камеру, а горючее сначала пошло по трубопроводу в самый хвост ракеты, а потом под давлением стало проходить сквозь сотни маленьких каналов хитрой «рубашки», «надетой» на камеру сгорания двигателя с соплом, одновременно охлаждая всю металлическую конструкцию, иначе камера сгорания попросту прогорела бы в первые секунды работы. Сначала это были тридцать килограмм пускового горючего, залитого расчетом пять минут назад – оно так и стояло в магистрали бака горючего и первым попало в камеру сгорания. Смешавшись с окислителем – семидесятипроцентной азотной кислотой, – «самин», пятидесятипроцентный триэтиламин с изомерными ксилидинами, вспыхнул, взорвался в камере сгорания. А потом температура в камере при непрерывном горении выросла настолько, что воспламенилось уже основное горючее, представляющее собой простую смесь скипидара с керосином. И все это заняло всего двенадцать секунд.

Тяга двигателя С3.42 стремительно росла, и когда она через несколько секунд превысила пять тысяч восемьсот шестьдесят килограмм – массу ракеты, – ракета оторвалась от пускового стола. Сразу после отрыва ракеты, как только разорвались кабели, соединявшие её с пусковой установкой, цепи взведения боевой части пришли в рабочее состояние. Ракета с ревом уходила вверх, а шаговый электродвигатель уже начал импульсами, число которых еще два дня назад ввел старший оператор, проворачивать валы автопилота с закрепленными на них кулачками. Несложное электромеханическое устройство, гордо называемое прибором 1СБ12, начало преобразовывать кривые поверхности кулачков, выточенные старым рабочим одного из московских заводов пару лет назад, в команды на углы поворота газовых рулей, до этого стоявших неподвижно на срезе сопла двигателя. Ракета начала медленно поворачивать на запад. Через восемьдесят секунд полета электродвигатель совершил последний оборот, щелкнули электропневоклапаны, перекрыв подачу компонентов в камеру сгорания. Прошла отсечка тяги – ракета уже летела со скоростью полтора километра в секунду. Дальше ее полет проходил почти бесшумно, если не считать треск абляционного покрытия, сгорающего от аэродинамического нагрева и сдираемого потоком воздуха с конуса боевой части. Ракета забиралась вверх по баллистической траектории. Через четыре секунды после выключения двигателя прошла команда на снятие первой ступени предохранения. Ракета достигла апогея траектории своего полета – высоты почти в семьдесят пять километров, – а скорость её чуть снизилась: до тысячи ста тридцати метров в секунду. И ракета с ядерной боеголовкой начала свое неотвратимое падение на цель.

Локаторы первого полка РЛС контроля четвертой авиадивизии люфтваффе засекли её, когда она ещё набирала высоту, но они засекли и десятки других аналогичных объектов. Было выдано оповещение на дивизионы ЗРК «Найк-Геркулес» возле Киля и Гамбурга. Расчеты ЗРК, благо все они уже находились в повышенной боевой готовности, взяли эти объекты на сопровождения, но и только – автоматика даже не дала разрешения на пуск зенитных ракет по целям, летевшим гораздо выше границ зоны поражения зенитно-ракетных комплексов. А ракета тем временем падала по траектории все круче. Когда её баровысотомер показал высоту пять километров, была снята вторая ступень предохранения боевой части. Одновременно – для определения точной высоты подрыва – начал работать радиовысотомер. И когда он отметил высоту пятьсот метров, предохранительно-исполнительный механизм выдал импульс на подрыв боевой части, практически мгновенно переведя весь персонал авиабазы бундесвера «Витмундхаффен» в категорию «безвозвратные потери», а всех живых существ в округе авиабазы – в категорию «побочный ущерб».

****

16–19, время местное, авиабаза Витмундсхаффен, Западная Германия

Майор Юстин Гюнтер сидел в кабине своего «Старфайтера», рулившего по дорожке к началу взлетной полосы. В наушниках раздался голос руководителя полетов:

– Я вышка, всем пилотам, взлет по готовности, тройками. Камрады из первого полка РЛС контроля сообщили, что к нам летит куча «хрущевских сосисок».[77]

Майор выругался и вырулил на взлетную полосу, встав в центре. Справа и слева, чуть позади от него, встали самолеты первого звена, командир первого звена занял место сзади, метрах в пятидесяти. Остальные «старфайтеры» первого штаффеля катились по рулежке, растянувшись от самых площадок подготовки вооружения, на которые техники уже начали закатывать самолеты второго штаффеля. «Слава богу, тут все машины гешвадера, нет только той шестерки, что в Аурихе» – подумал Гюнтер. Третий штаффель 71-й истребительно-бомбардировочной эскадры «Рихтгофен» был еще недоукомплектован – шесть его машин находились на авиабазе Аурих, где пилоты переучивались на новые F-104G со стареньких «Сейбров» времен Корейской войны. Там же были и почти все F-86 – три десятка, – с которыми командование люфтваффе еще не решило, что делать (в эскадре упорно ходили слухи, что их просто отдадут – то ли туркам, то ли грекам). А девять F-104G гешвадер еще не получил от завода «Блом и Фосс» консорциума Arge Sud, занимавшегося производством «Старфайтеров» в Европе.