Ангел для сестры - Джоди Линн Пиколт

только заткнешь один прорыв в плотине, как она дает течь в другом месте. Во мне всегда что-нибудь отказывает.

Она сообщает это совершенно спокойно, как будто я спрашиваю ее о погоде или о том, как кормят в больнице. Я могла бы поинтересоваться, говорила ли она с нефрологом о трансплантации почки? Как она переносит такие болезненные методы лечения? Но именно этого и ждала от меня Кейт, а потому с моих губ слетел совершенно другой вопрос:

— Кем ты хочешь быть, когда вырастешь?

— Никто никогда не спрашивал об этом. — Она внимательно смотрит на меня. — Почему вы думаете, что я вырасту?

— А почему ты думаешь, что нет? Разве не ради этого ты лечишься?

Мне уже кажется, что она не ответит, но Кейт наконец произносит:

— Я всегда хотела быть балериной. — Она поднимает руку и делает вялый арабеск. — Вы знаете, чем обладают балерины?

«У них проблемы с питанием», — думаю я.

— Полным контролем. Когда речь идет об их теле, они точно знают, что с ним случится и когда. — Кейт пожимает плечами, возвращаясь к реальности — в этот момент, в эту больничную палату. — Да все равно…

— Расскажи о своем брате.

— Похоже, вам еще не выпало счастье познакомиться с ним лично, — смеется Кейт.

— Пока нет.

— О нем можно составить мнение секунд за тридцать. Он все время попадает в плохие истории, куда лучше бы не попадать.

— Ты имеешь в виду наркотики, алкоголь?

— Продолжайте, — говорит Кейт.

— Твоим родным было трудно справляться с этим?

— Ну да. Но я не думаю, что он делает все специально. Это его способ привлечь к себе внимание, понимаете? Представьте, как чувствует себя белка, которая живет в зоопарке в клетке со слоном. Разве кто-нибудь заходит туда, говоря: «Эй, видишь там белку?» Нет, потому как сперва все замечают нечто гораздо более крупное. — Кейт проводит вверх-вниз пальцами по одной из трубок, которые торчат у нее из груди. — Иногда он ворует в магазинах, иногда напивается. В прошлом году изобразил, что у него сибирская язва. Вот такими вещами занимается Джесс.

— А Анна?

Кейт начинает делать складки из одеяла у себя на коленях.

— Был один год, когда я каждые праздники, даже такие, как День поминовения, проводила в больнице. Разумеется, это не было спланировано, так получалось. Елку на Рождество мы ставили в больничной палате, пасхальные яйца искали в кафетерии, на Хеллоуин вымогали сладости на ортопедическом отделении. Анне было тогда лет шесть, и она устроила истерику, потому что ей не разрешили принести бенгальские огни в больницу Четвертого июля, — тут же кислородные камеры. — Кейт поднимает взгляд на меня. — Она убежала. Недалеко. Думаю, успела добраться только до вестибюля, где ее поймали. Она хотела найти себе другую семью, так и сказала мне. Как я уже говорила, Анне было всего шесть лет, и никто не воспринял ее слова всерьез. Но с тех пор я часто думаю, каково это — быть нормальной. И мне абсолютно понятно, почему Анну это тоже волнует.

— Когда ты не болеешь, вы с Анной ладите?

— Думаю, мы как все сестры. Ссоримся из-за того, кто чьи CD слушает; говорим о симпатичных парнях; таскаем друг у друга красивый лак для ногтей. Она роется в моих вещах, и я ору; я суюсь в ее вещи, и она вопит на весь дом. Иногда она классная. А иногда мне хочется, чтобы ее вообще не было на свете.

Это звучит так знакомо, что я улыбаюсь.

— У меня есть сестра-близнец. Каждый раз, как я произносила эту фразу, мама спрашивала: неужели я и правда могу ясно представить себе, что значит быть единственным ребенком в семье?

— А вы могли?

Я смеюсь.

— О… конечно, бывали моменты, когда я представляла себе жизнь без нее.

Кейт не улыбается:

— Понимаете, моей сестре все время приходится представлять себе жизнь без меня.

Сара

1996 год

В восемь лет Кейт — длинный моток из рук и ног, иногда больше напоминающий создание из солнечного света и ершиков для чистки трубок, чем маленькую девочку. В то утро я в третий раз сую голову в ее комнату и вижу дочку опять в новом наряде. Теперь на ней платье — белое с красными вишнями.

— Ты опоздаешь на собственный день рождения, — говорю я.

Стянув с себя верх на бретельках, Кейт вылезает из платья.

— Я похожа на мороженое с вишенкой наверху.

— Бывают вещи и похуже.

— Если бы ты была на моем месте, то надела бы розовую юбку или полосатую?

Я смотрю на обе — цветные лужи на полу.

— Розовую.

— Тебе не нравятся полоски?

— Тогда надень вон ту.

— Я надену вишни, — решает она и поворачивается, чтобы взять платье.

Сзади на бедре у нее синяк размером с монету в полдоллара — будто вишенка с платья отпечаталась на коже.

— Кейт, что это?

Извернувшись, она смотрит на то место, куда я показываю.

— Наверное, ударилась.

Пять лет у Кейт была ремиссия. Сперва, когда переливание пуповинной крови давало какой-то эффект, я все ждала, что кто-нибудь скажет мне: это ошибка. Если Кейт жаловалась на боль в ступне, я бросалась к доктору Чансу, уверенная, это рецидив, и обнаруживала, что дочке просто стали малы кроссовки. Когда она падала, вместо того чтобы целовать царапины, я волновалась, в порядке ли у нее тромбоциты.

Синяк появляется, когда происходит кровоизлияние под кожей, обычно, но не всегда, в результате травмы.

Прошло целых пять лет, я уже упомянула об этом?

Анна заглядывает в комнату:

— Папа говорит, первая машина уже подъехала и если Кейт хочет спуститься вниз в мешке из-под муки, ему все равно. Что такое мешок из-под муки?

Кейт натягивает на себя через голову летнее платье, одергивает подол и трет рукой синяк.

— Ух!

Внизу ждут двадцать пять второклашек, торт в форме единорога и парнишка из местного колледжа, которого наняли делать мечи, медведей и короны из воздушных шариков. Кейт открывает подарки — сверкающие бусы, наборы для рисования и лепки, всякие штуки для Барби. Она приберегает напоследок самую большую коробку — ту, что подарили ей мы с Брайаном. Внутри стеклянный аквариум, в котором плавает золотая рыбка, хвост веером.

Кейт всегда хотела иметь домашнего питомца. Но у Брайана аллергия на кошек, а собака требует много внимания, в результате мы остановились на рыбке. Кейт была счастлива, как никогда. Она носила за собой аквариум в продолжение всего праздника и назвала рыбку Геркулес.

После вечеринки мы вместе наводим порядок, я смотрю на золотую рыбку. Яркая, как пенни, она плавает кругами,