Украинские сказки и легенды - народ

Снарядили старшего сына, выбрали ему коня, и поехал он за водой да за яблоками. Едет и едет в другое царство, в десятое государство. Едет — и вдруг опалило его огненное море за двенадцать верст, он назад и воротился. Приезжает домой.

— Никак, — говорит, — батюшка, не доехать!

Снарядили среднего, еще получше, чем того.

— Поезжай ты, сын! — молвил царь.

Поехал и тот. Едет в другое царство, в десятое государство. Опалило и его огненное море за двенадцать верст, и он назад воротился. Приезжает домой.

— Никак, батюшка, и я не в силах!

А дурак сидит в печи, на пепле, голову тряпкой обмотал. Сидит в печи и говорит:

— Дайте-ка и мне, братья, лошадку, поеду и я милому тятеньке лекарство добывать.

— Куда уж тебе, дурню! Мы вот не то, что ты, да и то не могли добыть, а то бы ты добыл!

А отец и говорит:

— Дайте ему, сыны, ту лошадку, что брагу возит.

Сделал дурак из соломы седло, из лыка уздечку; оседлал коня соломенным седлом, уселся на него задом наперед, берет лошадь за хвост и погоняет ладонью:

— Но-о, конек, царю лекарство добывать!

Смеются над ним, издеваются, а он выезжает себе со двора, едет е дубраву. И вдруг заговорил с ним конь:

— Дорогой мой хозяин, мой милый хозяин, как же долго я тебя дожидался! Хозяин мой милый, хозяин любимый, загляни мне в правое ухо, там всякая одежда припасена: и кафтаны, и жупаны, и разные доспехи богатырские. Снаряжайся, говорит.

Достал тот одежду, оделся, снарядился еще получше, чем те. Едет, а конь ему и говорит:

— Дорогой мой хозяин, мой любимый хозяин, пусти меня по ранней росе попастись.

Вот и дал он ему попастись — и стал конь краше тех, что на царском дворе. Едет он в другое царство, в десятое государство, а конь ему говорит:

— Дорогой мой хозяин, мой милый хозяин, пусти меня еще по росе попастись!

Дозволил он ему еще по второй росе попастись, и сделался конь такой, что стала шерсть на нем серебряная и золотая.

Подъезжает к морю — горит море.

— Дорогой мой хозяин, мой милый хозяин, загляни мне в левое ухо!

Заглянул он.

— А что там такое?

— Платочек, — говорит.

— Вынь тот платочек и трижды махни им на море!

Он вынул платочек, трижды махнул на море, — оледенело море, на двенадцать аршин стал лед в море. Переехал он, махнул назад — запылало море опять. Едет он, едет, — в другое царство, в десятое государство, глядь — хатка стоит. Подъезжает он к хатке. Открывает ему дверь Понедельник и говорит:

— Слыхом слыхать, превеликого царевича воочию видать! По какому делу, добрый молодец, так далече забрался? Волей или неволей?

— Добрый молодец ходит всегда по доброй воле, никогда по неволе. Не спрашивай, напои, накорми, а потом будешь спрашивать.

Напоили его, накормили, стали его спрашивать. А царевич и говорит:

— Есть, — говорит, — где-то, да неведомо где, царица-девица, сад у нее стеклом покрытый, струнами повитый, а из пальца-мизинца Орда-река течет. И в саду у ней яблочки все на подбор.

Понедельник ему и говорит:

— Это недалече, — говорит, — туда доедешь, а назад, бог весть, вернешься ли. Возьми моего лучшего коня, а своего здесь оставь.

Взял он лучшего коня, своего оставил. Едет и едет — в иное царство, в десятое государство; глядь — хата. Подъезжает к хате, слово волшебное молвил, и — открывает ему дверь Середа:

— Слыхом слыхать, превеликого богатыря-царевича воочию видать! То было слышно, а теперь и воочию видать! По своей ли воле иль по неволе?

— Добрый молодец ходит всегда по своей воле, никогда по неволе. Воля тяжелее неволи. Не спрашивай: напои, накорми, потом будешь спрашивать.

Напоили его, накормили, стали спрашивать, а он и говорит:

— Что ж, — говорит, — есть где-то, да неведомо где, красавица-девица, у нее сад стеклом покрытый, струнами повитый, из пальца-мизинца Орда-река течет, а в саду яблочки все на. подбор.

— Это недалече, — говорит. — Туда ты доедешь, а назад, бог весть, вернешься ли. Возьми моего лучшего коня, а своего оставь тут.

Взял он еще лучшего коня, своего там оставил и поехал. Едет и едет, едет и едет в другое царство, в десятое государство, глядь — хатка стоит. Подъехал к хатке. Вот Пятница отворила ему дверь и говорит:

— Слыхом слыхать, превеликого царевича воочию видать. По какому делу, добрый молодец, так далече забрался? По своей воле иль по неволе?

— Добрый молодец всегда по своей воле ходит, никогда по неволе. Не спрашивай. Напои, накорми, потом будешь спрашивать.

Накормили его, напоили, стали спрашивать, а он и говорит:

— Где-то, да неведомо где, есть царица-красавица, у нее сад, стеклом покрытый, струнами повитый, а из пальца-мизинца Орда-река течет. И в том саду у нее все яблочки на подбор.

— Это недалече. Туда-то доедешь, а вот назад вернешься ли, бог весть. Оставь своего коня у меня, возьми моего, мой лучше будет.

Оставил он своего коня, взял лучшего и поехал. Приезжает туда, видит — сад огороженный, да так огорожен, что как глянешь, то и шапка слетит; тяжело и птице перелететь. Дернул он коня раз — не перескочил, дернул второй — и во второй раз не перескочил, дернул он в третий раз — перескочил. Привязывает коня, а конь ему говорит:

— Ступай, хозяин, в сад, живет там девица-красавица, а сейчас она спит. Ты смотри не буди ее! Двенадцать суток положено ей спать, а на тринадцатые она просыпается.

Входит он к ней, видит — лежит девица, красавица такая, что ни пером описать, ни нарисовать, только доброму молодцу в сказке рассказать. Очень красивая!

Не выдержал он, не послушал коня, согрешил, поцеловал ее; кубочек подставил — вода набежала. Пошел он по саду, походил, яблочек нарвал, сам наелся да еще и в торбинку набрал. Подошел к ней во второй раз, опять поцеловал ее, кубочек подставил — вода набежала. Вышел он в сад. Походил-походил, яблок нарвал, сам наелся и в торбинку набрал. В третий раз подошел, поцеловал, набрал воды, а тут и ехать пора. Подходит к коню, а конь ему говорит:

— Дорогой мой хозяин, мой милый хозяин! Ведь я ж тебе говорил: не греши, а теперь ты тут пропадешь. Я, — говорит, — знаю здесь бездонную пропасть: пойдем спустимся в нее, если выберемся оттуда, простятся твои грехи.

Подошли они к пропасти, прыгнули туда.

— Ну, теперь, — говорит конь, — немного передохнем.

Отдохнули немного. Дернул коня раз — не выскочил конь, дернул второй раз — не выскочил и во второй раз, а как дернул уж в третий раз — так и вылетел, словно птица, наверх. Подъезжают к ограде, дернул коня раз, дернул второй, все на землю опускается; пришпорил коня в третий раз — перескочил, только чуть задним копытом задел. И вмиг зазвенели звонки, струны опали, и как выскочит она:

— Ах, такой-сякой, — говорит, — и за ним в погоню. Он не убежит, она не нагонит, он не убежит, она не нагонит.

Прибегает к Пятнице: взял он того коня, а своего оставил и поскакал. Прибегает и она к Пятнице:

— Эй, — говорит, — не видали ли вы вора?

— Видали, — говорит.

— Куда он побежал?

— Туда вон.

Взяла и направила ее по другой дороге. Бежала она, бежала, подымается на гору, глядь — а он не тою дорогой едет. Давай она ворочаться и опять за ним в погоню. Он не убежит, она не нагонит, он не убежит, она не нагонит.

Прискакал к Середе: этого коня бросил, другого схватил и помчался. Прибежала и она к Середе:

— Эй, — говорит, — не видали ли вора?

— Видали, видали! Поехал такой-то и такой-то дорогою.

И та правды не сказала, на другую дорогу направила.

А он прискакал к Понедельнику, своего коня схватил, а того бросил и помчался. Прибегает она к Понедельнику:

— Не видали ли, — спрашивает, — вора?

— Видали, — говорит, — поехал такою-то и такой-то дорогой.

Направили ее и там на другую дорогу. Помчалась она за ним в погоню. Гналась, гналась — не видно. Поднялась на гору, глянула, а он другою дорогой едет. Стала его догонять, а он оглянулся назад и говорит:

— Эй, конь мой, милый мой конь! Догонит нас, уж близко…

А конь ему и говорит:

— Дорогой мой хозяин, мой милый хозяин, загляни мне в правое ухо.

Он заглянул.

— Что там есть?

— Щеточка.

— Вынь щеточку и трижды махни назад.

Махнул он трижды назад — поросли камыши, стали болота, большие пущи и воды…

Пока пробралась она через пущи, переехал он море, махнул платком назад, загорелося море. Выходит он в свои степи, надо ему поспать.

А братья его поджидали, царь ведь сказал: кто добудем, тому и полцарства будет.

А он взял, вырвал три шерстинки с коня, а сам спать на двенадцать суток улегся, а коня пустил в степь. Нашли его братья сонного, нашли и ту воду, забрали яблоки, и говорит старший брат:

— Давай его убьем!

— Э, нет! — говорит второй, — нас одна мать на свет родила, грешно нам будет! Я знаю бездонную пропасть, сбросим его туда: пока долетит он до дна, то и сам убьется.