Млечный Путь, 2012 № 03 (3) - Журнал «Млечный Путь»

почуявшей добычу.

Загребая руками песок, Юан бросился бежать, оступился, рухнул; лодыжку пронзила боль. Почтмейстер вскочил и вновь побежал во тьму, хромая и истошно визжа. Страх гнал вперёд, заставляя забыть о жуткой боли в ноге. Из тьмы за спиной слышался топот существа, бросившегося вдогонку. Тварь настигала его. Интересно, каким будет конец? Кто-то говорил о всей жизни, мелькающей перед глазами за миг до смерти… Но Юан видел только тьму и чувствовал лишь страх…

Мимо его лица промелькнула летевшая навстречу вспышка пламени. Рухнув, Юан перевернулся на спину и успел увидеть, как брошенное кем-то горящее копье вонзилось в его преследователя. Вспышка на мгновение осветила омерзительно белую, в розоватых прожилках кровяных сосудов кожу, усеянную множеством отростков, напоминающих щупальца… Тошнотворная исполинская тварь испустила вопль боли и удивления, но Юан почти не слышал его: он наконец-то лишился чувств, ощутив за миг до блаженного забвения, как чьи-то руки подхватили его и поволокли в темноту.

Всё было в порядке. Он не мог встать с постели, мог лишь смотреть по сторонам, но всё было хорошо: их дом, суетящиеся на полу роботы-уборщики… Запах соли, как на Эвтерпе… Вдруг на него полились струи дождя, и он увидел её лицо… Над ним склонилась Тейра… Лицо и комната стали расплываться в потоках дождя, словно нарисованные акварелью, а смуглое лицо Тейры бледнело и превращалось в жуткую маску…

Юан вскрикнул: маска стала лицом… ужасным лицом призрака, мертвенно-бледным, худым, с острыми чертам и прищуренными жуткими блеклыми глазами без зрачков, в которых отражалось пляшущее пламя… Сердце бешено колотилось, но бледное лицо оставалось бесстрастным, и почтмейстер постепенно успокоился, а затем, присмотревшись, с облегчением понял, что перед ним человек, пусть и невероятно бледный и наверняка практически слепой. Должно быть, это следствие жизни во мраке, в вечной холодной тьме этого Ада… Стоило подумать о Тенебрии, как бурным мутным потоком хлынули воспоминания: Эвтерпа, бар, Потерна… чудовище, бегство во тьме, горящее копье…

Вместе с воспоминаниями вернулась и боль: лодыжка пылала: должно быть, он сломал её, спасаясь от твари. Желудок словно скрутили узлом, горло саднило, а кожа зудела так, будто он всю ночь провалялся в сугробе из битого стекла. Повернув голову, Юан понял, что попал в нечто вроде небольшой пещеры или землянки. В дрожащем тусклом свете маленького костра мерцала влага на покрытых рисунками и письменами стенах. Среди какой-то утвари, копий и огромных костей, лежавших на песчаном полу, Юан увидел два сидящих силуэта. Прищурившись, он сумел рассмотреть их получше и понял, что перед ним укутанные в шкуры женщина с ребёнком. С их бледных лиц, бесцветных, испещренных трещинами и складками, как старый пергамент, на пламя смотрели такие же водянистые, незрячие глаза, как и у склонившегося над Юаном мужчины. Казалось, еще немного, и его ветхая, полупрозрачная кожа надорвется на острых скулах, как бумага. Юан провёл пальцами по укрывавшей его шкуре с едва слышным шуршанием, и лица сидящих тут же повернулись к нему. Слабое, редуцированное зрение, но прекрасный слух, как у летучих мышей и других обитающих во мраке тварей, никогда не видевших света, подумал Юан, и мысль эта вызвала ужас, лишь усилившийся от осознания того, кем в действительности были его «спасители».

О происхождении этих людей красноречиво говорили не только рисунки и письмена, покрывавшие стены их жилища, почти неотличимые от множества аналогичных изображений на Фронтирии. Сами их лица, пусть и лишившиеся свойственной предкам смуглости, были до крайности схожи с искажёнными злобой мордами статуй кровожадных дикарей из Музея Колонизации на Фронтирии. Юан ожидал прилива страха и отчаяния, но вместо них пришли лишь апатия, усталость и безразличие. Должно быть, мстительный Бог этих сумасбродов-проповедников с Ирия решил воздать ему за все его грехи и лишь для того спас от одного из инфернальных порождений тенебрийского мрака, чтобы он стал добычей безжалостных убийц и садистов, чьих предков когда-то сослали с Фронтирии в эту преисподнюю. Должно быть, время в Тенебрии текло быстрее, ведь всего за двадцать фронтирских лет бывшие степные кочевники почти лишились пигментации кожи и зрения, ненужных здесь, во тьме. Но свою звериную жестокость они уж наверняка не утратили. Скорее, наоборот: здесь она лишь закалилась и окрепла. Интересно, с чего они начнут? К ним наверняка нечасто попадают виновники их пребывания в этом ночном кошмаре, и уж на нём они отыграются сполна. По рассказам отца, тетоны обладали обширнейшим арсеналом пыток. Когда Юан достаточно подрос, чтобы слушать рассказы старожилов о злодеяниях дикарей, отец поведал ему, как однажды он с другими скаутами попал в засаду. Окружённые, они засели на холме и вынуждены были весь день, до самой темноты, слушать вопли своего пленённого товарища, которого эти изуверы освежевали живьем. Отец говорил, что крики несчастного с тех пор часто слышались ему по ночам, а потом он просыпался, дрожа, с застрявшим в глотке воплем. А ещё они наверняка сожрут его. Уж если и на Фронтирии, посреди неисчислимых стад мобашей, эти выродки не брезговали человечиной, то уж здесь, в Тенебрии…

Склонившийся над ним дикарь что-то едва слышно залепетал, повернувшись к двум другим. Тихие звуки, слетавшие с его сухих, сморщенных губ, походили на шелест опадающих листьев. Юан видел, как задвигались губы женщины, но она говорила слишком тихо. Тетон исчез из поля зрения. Почтмейстер попытался привстать, но, застонав, рухнул обратно. В глазах потемнело, к горлу подступила тошнота. Он был слишком истощён, да и сумей он сбежать, куда бы он направился? Там, во тьме, он наверняка станет закуской чего-то вроде той твари с щупальцами… А принять смерть от рук пусть и примитивных, но людей, это всё же лучшая участь. Почтмейстер почувствовал, как его поволокли куда-то в темноту, и закрыл глаза. Будь что будет, и к чертям всё остальное.

Его опять начала опутывать паутина бредовых видений, когда относительное тепло дикарского логова сменилось леденящей стужей и безумным воем ветра. Измученное сознание вновь прояснилось, но лишь для того, чтобы обострить боль, тошноту и страх ожидания смерти. Спину сквозь волокушу то и дело царапали острые камни, и Юан жалобно постанывал. Впереди похрюкивал волочивший его тетон, а отовсюду вокруг, из воя ветра, до почтмейстера то и дело доносился какой-то рёв, слышались причмокивания и хруст. Каждый из этих звуков вызывал в памяти то нечто, с бледной в розовых прожилках кожей, покрытой тошнотворными отростками… Юан был уверен, что, предстань эта тварь перед ним целиком, рассудок тотчас покинул бы его. Но и то, что он успел разглядеть в свете брошенного тетоном