Наследство разоренных - Киран Десаи

Но книжные черви не вызывают симпатий у защитников родины. Гунда им ближе и понятней.

— Воры и бандиты! Вся полиция воры и бандиты! — кричит Лола. — Вы и гунда — близнецы-братья. Я пожалуюсь майору! Притесняете население! Ничего вы от меня не получите, зря стараетесь, вымогатели! — Она отворачивается от вымогателей. — Поехали!

— Чало Пар, — мурлычет дядюшка Потти, стреляя глазом в сторону своих картонок, намекая, что пара бутылок…

— Нет-нет, это дело серьезное, — отмахивается страж. — Даже пяти бутылок не хватит.

Если уж и пяти бутылок не хватит, то Калимпонг ожидают серьезные потрясения.

— Прекратите, мадам! — одергивает пограничник Лолу. — Если ваши книги не опасны, вы получите их обратно, никому они не нужны.

Подозрительные книги изъяты. Изъят и фотоаппарат отца Бути. Этот случай будет рассмотрен особо.

*

Саи не слишком опечалилась пропажей книги. Инцидент у моста вообще обошел ее стороной. Слишком близко к сердцу приняла она реакцию Джиана, его злобную агрессивность.

Почему он там? Почему оттолкнул ее? Разве не он бессвязно бормотал, едва владея собой: «Я не могу без тебя…»

Дома дожидался повар, но она отправилась спать, не поужинав, чем его, разумеется, оскорбила. Конечно, подумал повар, наелась в ресторане всяких финтифлюшек, простая домашняя пища ей теперь не по нутру.

Обычно, вернувшись домой, она льстила его самолюбию, жалуясь:

— Перец не промолот толком, я чуть зуб не сломала; мясо жесткое, не прожевать…

— Да, да, — улыбался повар, — нынче никто время не тратит, чтоб мясо подготовить да перец смолоть. Лентяи! — Тут улыбка исчезала, указующий перст вздымался вверх с политической назидательностью: — А какие деньги они сдирают за это с посетителей!

И раздраженно гремел тарелками.

— В чем дело? — возмутился судья.

Вопрос ответа не требовал. Напротив, он должен был кануть в почтительное молчание.

— Да ни в чем, — небрежно бросил повар. — Ребенок в ресторане поужинал, спать пошел, вот и все.

Глава тридцать четвертая

Через неделю после противостояния на мосту книги вернулись. Их нашли совершенно безвредными. Иначе отнеслось начальство к снимку бабочки, за крыльями которой запросто можно было пересчитать всех пограничников и детально разглядеть пересекающий Теесту мост Более того, фокус снимка оказался наведенным не на бабочку, вместо которой угадывалось расплывчатое пятно, а на мост.

— Спешка, — оправдывался отец Бути. — Не успел навести резкость. Хотел переснять, но не успел, не дали.

Но полиция ему не поверила. В доме его устроили обыск, конфисковали будильник, радиоприемник и батарейки к нему, забрали упаковку гвоздей для ремонта коровника, контрабандную бутылку рома «Черный кот» из Сиккима.

— Документы!

И тут выяснилось, что отец Бути нелегал. Проживает в Индии незаконно! Откуда ж он знал, что придется столкнуться с начальством… Разрешение на проживание давно утратило силу. Продлевать его — пустая трата времени, общение с этими проклятыми бюрократами. И зачем? Он никуда не собирался из Индии. Да, он иностранец, но настолько сжился с этим местечком…

Ему предоставили две недели, чтобы покинуть Калимпонг.

— Но я прожил здесь сорок пять лет!

— Это не имеет значения. Вам предоставили возможность жить здесь, но вы злоупотребили доверием. Нарушили закон.

Затем официальное лицо смягчилось. Вспомнило, что сына его обучали иезуиты, что неплохо бы отправить парня в Англию или Америку. Или даже в Швейцарию…

— Что поделаешь, — элегический вздох. — Времена такие. Я и сам могу работу потерять. В иное время, может, обошлось бы, но сейчас — никак. Так что обратитесь в бюро путешествий, закажите билет. До Силигури мы вас доставим бесплатно в полицейском джипе. Представьте себе, что вы в отпуск отправились. Когда здесь заваруха закончится, подайте заявление, получите бумаги и возвращайтесь, добро пожаловать. — Официальное лицо умилилось своей мягкости да обходительности.

В отпуск… Каникулы. Добро пожаловать!

Отец Бути побежал по знакомым. Шефы полиции и госбезопасности — регулярные посетители его молочной фермы, любители свеженького творожка. Майор Алу весьма ценил «шоколадные сигары» отца Бути. К лесному начальству сбегал. Лесники снабжали его грибницей, чтобы к грибному сезону в его хозяйстве своевременно вызревали грибочки. Однажды у него на участке вдруг буйно расцвел бамбук, и пчелы со всей округи нервно отплясывали в воздухе в честь этого чуда — бамбук цветет раз в сто лет. Лесное начальство купило у него саженцы, бамбук погиб, и они снабдили отца Бути новой рассадой.

Но все, кто ранее находил время навестить его и поболтать о целебных свойствах творога, о грибах и бамбуке, вдруг оказались слишком занятыми или слишком испуганными, чтобы чем-то помочь.

— Угроза национальной безопасности!

— Но у меня здесь дом! Ферма, коровы…

Нелегальный дом, нелегальная ферма, коровы-нелегалки. Иностранцы не имеют права владеть недвижимостью.

Ферма, собственно говоря, записана на дядюшку Потти, когда-то выручившего друга своей подписью.

Но пустующие постройки в пределах зоны повышенного риска, в которой оказался Калимпонг, автоматически подпадают под опеку армии. Армия заплатит символическую аренду, набухает везде своего бетона и заселит дома черт-те кем, в кратчайший срок угробив все хоть сколько-нибудь ценное, оказавшееся в пределах ее досягаемости. Известная история.

Отец Бути хватался за сердце, представляя на своих лужайках армейские танки вместо коров. Он оглядел родной участок. Орхидеи, лилии, бамбук… Далеко внизу мелькает Тееста… Дикий пейзаж, и любовь, пронзавшая сердце отца Бути, тоже бушевала дико, неудержимо…

Через день отца Бути посетил еще один гость. Непальский врач, подыскивающий участок для санатория. Он по-хозяйски прошелся по участку, окинул взглядом вид, с которым за долгие годы сроднился отец Бути, постучал по прочным стенкам дома, названного хозяином «Сухтара» — «Звезда счастья»… Двадцать пять платежеспособных пациентов… И тут же предложил отцу Бути смехотворную сумму.

— Да столько и сарай не стоит!

— Больше вам никто не даст. К вам больше никто и не обратится.

— Почему?

— Я уже все устроил. Скажите спасибо и за это. Вы здесь никто и так или иначе потеряете все это. И ничего не получите.

*

— Присмотрю я за коровушками, Бути, — успокаивал друга дядюшка Потта. — А потом вернешься, не вечно же этой заварухе длиться.

Их трое. Отец Бути, дядюшка Потта и Саи. Шипит кассетник, крутятся бобины, поет Абида Парвин: «Алла-х-ху, Алла-х-ху, Алла-х-ху…» Бог — дикое безбрежное пространство, утверждает хриплый голос. Его не беспокоят любовь и ненависть. Все суета… «Мудже джа-а-а…» Пожелай себе свободы!

Но отец Бути беспокоится. Друг его — человек ненадежный, алкоголик. В нетрезвом состоянии он что угодно может вытворить, что угодно подписать. Что ж, сам виноват. Надо было получить этот дурацкий индийский паспорт. Почему он этого не учел? Потому что это казалось столь же не нужным, как получать, скажем, паспорт колумбийский.

Мангуст скользнул по траве, как струйка воды, теряясь в тенях вечера, выдавая себя лишь движением.

Гнев сдавил сердце Саи. Джиан! Его гнусные делишки. Его и его подонков-друзей. Во имя торжества справедливости! Больницы и преподавание языка! Да отец Бути сделал для этого края, для этих гор больше, чем любой другой из местных. Он принес пользу, без идиотских воплей, без размахивания кукри. А эта мразь лить гадит и разрушает! И теперь отец Бути принесен им в жертву.

В долинах уже ночь. Тьма ползет вверх по склонам. Трое на террасе потягивают «Старого монаха», вглядываются во тьму, стремящуюся поглотить все вокруг, подбирающуюся даже к сияющей вершине Канченджанги. Сколько вечеров они провели здесь втроем… Здесь Саи узнала, как алкоголь, музыка и дружба создают великую цивилизацию…

Там, куда вернется отец Бути, музыка оперных театров объединяет аудиторию, гремят аплодисменты, выражая общий восторг, общую скорбь, печаль и радость…

Но можно ли там ощутить то же, что и здесь, где рядом вздымаются горы, где сердца рвутся к чему-то неизвестному, к просторам мира, к иным мирам…

Саи вспомнила первые дни в Чо-Ойю, когда ее переполняло стремление к чему-то, неизвестно к чему, стремление, сопряженное с болью. Стремление улетучилось, боль осталась.

Она вспомнила день ограбления Чо-Ойю. День, начиная с которого все пошло вкривь и вкось.

Глава тридцать пятая

Дурацкие винтовки на стене, тоже украшение! Джиан — первый за долгое время, кто к ним прикоснулся. Парни любят такие игрушки. Даже далай-лама собрал коллекцию военных игрушек и солдатиков. Саи не приходило в голову, что оружие может ожить, что случившееся где-то преступление может привести к порогу их дома.