Наследство разоренных - Киран Десаи

Дамы строго проинспектировали тарелки, потребовали одну заменить, тщательно протерли столовые приборы бумажными салфетками.

— Выпьем чуток, леди?

— О, Потти, слишком рано.

— Совсем чуть-чуть.

Он заказал джин-тоник и нырнул куском хлеба в масленку. Отправил кусок, увенчанный изрядной горкой масла, в рот.

— Страсть как люблю хлеб с маслом.

— У них хорошая рыба с чипсами под татарским соусом, — мечтательно протянул отец Бути, мечтая о речной рыбке в золотистой корочке хлебных крошек.

— Рыба свежая? — спросила Лола официанта. — Прямо из Теесты?

— Почему нет? — ответил вопросом официант.

— Почему нет? Я не знаю! Вы должны знать почему, если она несвежая!

— Лучше не рисковать. Как насчет цыпленка с сырном соусе?

— Какой сыр? — спросил отец Бути.

Все замерли. Роковой вопрос. Каждый понимал, чем это закончится.

«НЕСРАВНЕННАЯ МАСЛЯНИСТОСТЬ!»

«АМУЛ!»

— Замазка! — закричал отец Бути.

В конце концов склонились в пользу Китая.

— Конечно, это не настоящая китайская кухня.

Лола вспоминает, что Джойдип, ее покойный муж, был в Китае и сразу понял, что китайская кухня — совсем другое дело. Скажем, яйцо, сто дней (а то и все двести) проведшее в земле. Несравненный деликатес! И вида соответствующего. По возвращении из Китая Джойдип пользовался оглушительным успехом на вечеринках. Его слушали раскрыв рты. По его словам получалось, что в Индии все лучше. Женщины, антиквариат, музыка и даже китайская кухня. А во всей Индии ничто не может сравниться с калькуттской китайской кухней «Та Фа Шун», где дамы за острым горячим супом обмениваются острыми горячими сплетнями.

— Так на чем мы остановились? — интересуется дядюшка Потти, справившись с содержимым хлебницы.

— Свинина или курятина?

— Свинина?! Ленточный червь! Кто знает, откуда эта свинина?

— Значит, цыпленок?

Снаружи снова гомон демонстрации.

— Господи, как они шумят!

Поставив курятину на стол, официант вытер нос об занавеску.

— Ф-фу! — возмущается Лола. — И мы удивляемся, почему Индия отсталая страна.

Приступили к еде.

— Но приготовлено вкусно.

Увлеклись курятиной.

*

И снова та же процессия, с тем же шумом, под теми же плакатами. Выйдя из ресторана, они пропускают орущую толпу. И кто же чуть не наступает на ногу Саи?

Джиан!

В ярко-красном свитере, вопящий с незнакомым Саи воодушевлением. Что он делает в Даржилинге? Почему он в этой толпе?

Саи уже открыла рот, чтобы крикнуть ему, но в этот момент их взгляды встретились. На его лице отразилось недовольство, даже злость. Она закрыла рот, как рыба.

Борцы за независимость Индийского Непала проследовали далее.

— А ведь это твой учитель математики? — спросила Нони.

— Нет-нет, — замотала головой Саи, пытаясь сохранять достоинство. — Очень похож, я сначала тоже так подумала, но это не он.

*

Крутой спуск к руслу Теесты. Саи выглядит нездоровой.

— Что с тобой? — спрашивает батюшка Бути.

— Укачало.

— Совсем зеленая. Смотри вдаль, полегчает.

Она возводит взгляд к горным вершинам, но легче не становится. Она даже не понимает, что перед глазами. Цыпленок в желудке воскресает, восстает, рвется наружу.

— Останови машину! — кричит Лола. — Выпусти ее!

Саи вырвало в траву, все могут полюбоваться, чем они только что лакомились. Нони наливает ледяную воду из термоса в его серебристый колпачок, подносит Саи. Отдых на берегу прекрасной, прозрачной Теесты.

— Дыши глубже, дорогая. Пища слишком жирная. Неряхи! Чего стоил этот официант… Нам следовало уйти оттуда сразу же.

На другой стороне моста контрольный пост Солдаты проверяют машины. Сейчас они особенно бдительны в связи с беспорядками. Тщательно проверяют поклажу, роются в багаже пассажиров большого рейсового автобуса. Пассажиры прижимаются к стеклам, выглядят как животные, которых везут на бойню. Металлическая труба шлагбаума опущена поперек дороги, за автобусом уже выстроилась очередь из нескольких машин.

Садящееся солнце золотит деревья, травы, кусты, тени кажутся абсолютно черными. Воздух жаркий, камни нагреты, но вода, в которую Саи опустила руку, обжигает холодом.

— Отдохни, Саи. Все равно очередь.

Отец Бути тоже вылез из джипа, разминает кости, потягивается, потирает отбитый зад. И замирает. Замечательная бабочка!

Долина Теесты известна своими бабочками. Со всего мира приезжают сюда туристы и специалисты, любуются и изучают, наблюдают и классифицируют. Здесь летают во множестве представители видов, запечатленных в библиотечном томе «Редкие чешуекрылые северо-восточных Гималаев». Когда Саи было двенадцать лет, она им давала имена: «Японская маска», «Мотылек дальних гор», «Икар, падающий с солнца», «Освобожденная флейтой»… Имена записывала в альбом «Моя коллекция бабочек» и сопровождала их иллюстрациями.

— Потрясающе, — чуть дыша, прошептал отец Бути. — Вы только гляньте. Синий павлиний и длинные изумрудные хвосты… О-о-о, а эта! Черная с белыми точками и розовым пламенем у сердца… Фото, фото! Потти, достань камеру из бардачка!

Поли занят Астериксом. «Аве Гол!» «Клянусь Тутатисом!» «#@***!!!» Однако безропотно лезет в перчаточное отделение и протягивает другу маленькую «Лейку».

Бабочка перепархивает на трос мостовой подвески, отец Бути щелкает затвором.

— Бог мой, дернулся, смазал, кошмар!

Он снова вскидывает камеру к глазу, но солдаты закричали, один уже бежит к нему.

— Мост фотографировать запрещено!

Бог ты мой, знает он, знает. Забыл впопыхах, переволновался.

— Извините, Бога ради!

Конечно же, этот мост — стратегический объект, соединяющий север с Индией, рядом агрессивный Китай, да к тому же эти непальские экстремисты бунтуют…

Не помогло и то, что он иностранец. Фотоаппарат отняли, принялись обыскивать джип.

Странный запах.

— Чем пахнет?

— Сыром.

— Кья чииз?

Этот парень из Мерута.

Что за сыр? Не слыхали о таком. Запах подозрительный. Наверное, взрывчатка.

— Газ маар раха хаи, — говорит парень из Мерута.

— Что он бормочет? — спрашивает отец Бути.

— Что-то вроде «ударный газ». Или «горючий газ».

— Выкинь его, — советуют они отцу Бути. — Он испортился.

— Нет, он хороший, добрый сыр.

— Плохой! Вся машина провоняла.

Солдаты начинают рыться в книгах, все так же морща носы.

— А это что?

Конечно же, литература должна быть подрывной, поджигательской, антииндийской.

— Троллоп. — Лола несколько бравирует, возбужденная боевой обстановкой. Она поворачивается к попутчикам: — Лучшее чтиво для грядущего старческого маразма. Старый стиль, неспешный слог. Не то что все это новьё — ни начала, ни конца, какая-то… плазма текучая.

— Английский писатель, — повернулась она к пограничникам.

Те разбирают названия: «Последняя Барсетская хроника», «Приход Фрэмли».

— Зачем вы это читаете?

— Чтобы хоть ненадолго забыть все ЭТО, — она кривит губы и легким пренебрежительным жестом обводит все ЭТО, включая и доблестного стража страны. Который исполнен собственного достоинства. Который знает, что все знают, какой он нужный и полезный член общества. И мама его это знает. Не далее как час назад она подпитала эту уверенность и организм своего сына. Организм ввел в себя пури алу и лимонно-лаймовую «Лимку», все еще щекочущую пузырьками его блестящий капельками пота нос.

Разозленный наглостью этой мадам, он перемещает книгу в полицейский джип.

— Но это библиотечная книга! — возмущается она. — Вот дурной! Вы не имеете права отбирать библиотечную книгу! Что я скажу в Джимхана?

— А это?

Нони взяла в библиотеке книгу Махашвета Деви о зверствах полиции при подавлении движения наксалитов, перевод Спивак, которая, как она недавно с интересом прочитала, со вкусом дополнила сари авиадесантными ботинками. И книгу Амит Чоудхури с описанием краха энергосистемы Калькутты, вернувшего население во времена доэлектрические, доисторические. Она уже читала эту книгу однажды, но почему-то вдруг захотелось освежить поблекшие впечатления, погрузиться в туманную даль. Отец Бути вез с собой трактат по буддийской эзотерике, сочинение современника из древнего монастыря в Лхасе, а также «Пять поросят» Агаты Кристи. В мешке Саи обнаружился «Грозовой перевал».

— Все это изымается для инспекции.

— Но, сэр! — взмолилась Нони. — Что же мы будем читать? Мы специально ездили…

— Любезнейший, вы не там ищете, — улыбнулся отец Бути. — Вокруг столько гунда, а вы впустую тратите время на мирное население.

Но книжные черви не вызывают симпатий у защитников родины. Гунда им ближе и понятней.