Горячая купель - Петр Смычагин

— Отставить песню! — скомандовал Блашенко.

Миновали тихую, полусонную деревушку. К Грохотало подошел лейтенант Мартов. Гимнастерка на нем промокла от пота, лицо осунулось, губы обветрели, но глаза поблескивали неуемным огоньком. Редкие веснушки по обе стороны тонкого хрящеватого носа как бы слиняли на потемневшем потном лице. Володе нравился этот парень своей неутомимой бодростью, и за несколько дней, проведенных вместе, они сдружились.

— Вон лесок, видишь, Володя? — сказал Мартов, указывая вперед. — Это наш лесок. Пора передохнуть солдату. — Он раскрыл планшет и ткнул пальцем в точку на карте. — Видишь? Дом родной!..

Но редкий сосновый лес не дал ожидаемой прохлады: в нем не было ни настоящей тени, ни ветерка. Зато нашлось маленькое круглое озерко с прозрачной холодной водой, и солдаты потянулись к нему.

Таранчик одним из первых бросился с низкого берега, а Соловьев, раздевшись, топтался на песке, боясь шагнуть в воду.

— Порхай в купелю, Соловушка! — позвал Таранчик. — Или соловьи не плавают?

Он вернулся, подхватил Соловьева на руки и, отойдя шагов десять, с размаху швырнул его в воду; тот взвизгнул, вынырнул из воды, как поплавок, и саженками шустро заспешил к середине озера.

Торопясь окунуться в прохладу, Грохотало на ходу стащил с себя гимнастерку и удивился, заметив, что Фролов и Земельный не собираются купаться.

— Чего вы стоите, или не жарко вам?

— Я плавать не умею, товарищ лейтенант, — признался Фролов.

Бывают же такие люди, как Фролов: ничего-то он не умел, всего-то он боялся и сторонился. У него и лицо было какое-то затертое, бледное, незаметное. Целую неделю не мог запомнить его Грохотало: только отвернется — и забыл.

— Хлопцы научат, — прогудел, раздеваясь, Земельный. — Тут мелко. Пошли!

— А ну, все — в воду! И чтоб ни одного сухого! — шумно налетел на нерешительных Мартов.

Рядом с богатырской фигурой Земельного щупленький Фролов казался подростком. А когда Земельный повернулся спиной к озеру, чтобы уложить одежду, Володя понял, отчего тот не хотел купаться.

— Где это тебя так? — увидя изуродованную рубцами спину Земельного, воскликнул Карпов, солдат из второго взвода.

— Любашка дюже горячо обнимала, — неласково бросил Земельный, погрузился в воду и, загребая огромными руками, поплыл от берега.

— Чудак ты, — издали вмешался Таранчик. — Кто же такое сделать может, кроме фашиста...

— Рота, кончай купаться! — кричал с берега дежурный. — Обе-едать!

Офицеры пулеметной роты обедали вместе на разостланной плащ-палатке в тени невысокой сосны.

Илья Коробов, командир третьего взвода, купался дольше всех и появился у «стола» последним. Плюхнувшись грудью на плащ-палатку, он неловко заворочался и опрокинул крышку котелка с котлетами.

— У-у, медведь, — заворчал на него Мартов. — И вечно у него несчастья. Подвинься.

Коробов послушно отодвинулся на край плащ-палатки, собрал рассыпанные котлеты, как ни в чем не бывало принялся за еду. Человек этот удивлял Грохотало своей невозмутимостью и постоянной, непоколебимой уравновешенностью. Мартов нередко честил его то «медведем», то «Собакевичем», а он только посмеивался да делал свое дело. Такой не разволнуется по пустякам.

После обеда Коробов свернул плащ-палатку, положил ее под голову и развалился на мягкой хвое.

— У нас на Орловщине говорят: после хлеба-соли — семь часов отдыху!

— У нас тоже так говорят на Тамбовщине, — возразил ему Мартов, — только удастся ли тебе это.

— Да-а, — мечтательно протянул Коробов, — а дома уж я бы не упустил такого случая. — Он сладостно сомкнул веки, пытаясь немедленно задремать.

— А ведь я сейчас был бы в Харькове, — тяжело вздохнув, заговорил Блашенко, — если б не Горобский.

— А что Горобский? — оживился Мартов.

— Хотя Горобский и в самом деле тут ни при чем, — словно размышляя вслух, продолжал Блашенко. — Ведь он не подавал рапорта об отпуске. Это — Крюков. Он поставил меня в график, а капитана отпустил в первую очередь... Заслуженный, что поделаешь!

— Конечно, заслуженный, — азартно вклинился Мартов. — Разведчик ведь — глаза и уши полка. «Языков» они исправно доставляли.

— Сам, что ли, он за «языками» ходил? — возразил Блашенко. — Он и в разведку, наверное, только за то попал, что раньше где-то научился говорить по-немецки...

— Ходил и сам, — перебил Мартов, — даже, говорят, в форму немецкого офицера одевался для вылазок.

— Вот-вот, — приподнял голову Коробов, — нарядиться он может. Как начистится да нагладится — артист! А уж рассказать-то сумеет он о себе тоже не хуже артиста... А что в графике там идет непонятная ворожба, так Крюков один, скорее всего, и ворожит, — заключил Коробов и, повернувшись вниз лицом, уткнулся в свернутую палатку.

Все замолчали.

Грохотало не ввязывался в разговор товарищей, а упоминания о Крюкове навели его на мысль о том, что здесь этого майора «любят» так же, как в шестьдесят третьем полку.

4

На второй день пути полк вышел на окраину огромного полигона. Дорога, выбежав на южный край поля, по кромке уходила в лес, на северо-запад.

— А что это там за журавли стоят? — вглядываясь и указывая в даль полигона, спросил Коробов.

— Для англичан они были страшными журавлями, — пояснил Блашенко. — Это — катапульты. С них гитлеровцы запускали свои самолеты-снаряды на Лондон.

— О-о! — протянул Коробов. — А на вид — так себе, будто строительные краны стоят без дела.

Миновав полигон, полк вошел в большой лес и остановился на привал.

Совсем неожиданно подкрались обложные тучи, в лесу потемнело, резче запахло сосной, и пошел теплый, ровный, неторопливый дождик.

От походной кухни тянулся аппетитный запах, а белесый дымок из трубы, поднявшись до половины сосновых стволов, стлался сизой прозрачной пеленой.

Солдаты, пропотевшие за день в походе, сбрасывали гимнастерки и мылись холодной водой из прозрачного лесного ручья.

Выбрав место посуше, офицеры пулеметной роты разбили палатку под старой сосной и разложили костер. В нем долго трещали и дымили отсыревшие сосновые сучья.

Спрятавшись от дождя в палатке, Грохотало достал бритвенный прибор. Но только начал бриться, Блашенко вернулся от комбата и сообщил: второй взвод должен пообедать раньше и вместе с саперами немедленно отправиться вперед для ремонта небольшого моста.

— А вам назвали конечную точку маршрута? — спросил Грохотало.

— Идем на демаркационную линию. Подробности — потом, а сейчас готовь взвод, — строго сказал Блашенко. — Оружие оставьте здесь. Инструмент захватят для вас саперы. Они скоро подойдут... Мост почините так, чтоб и немцам хватило его навек.

Второму взводу пришлось поторопиться.

Вскоре подошли саперы. Следом за ними катилась повозка, нагруженная шанцевым инструментом и разным инженерным имуществом.

Колонну ремонтников повел Грохотало. Время уже перевалило далеко за полдень, и потому приходилось поторапливаться.

Дорога уходила все дальше и дальше в горы, сплошь покрытые лесом. Дождь почти прекратился. В лесу было тихо, тепло и душно.

С вершины холма открывался вид на небольшую зеленую долину. Над ней клубился пар, он закрывал верхушки сосен на склоне другого холма, куда убегала извилистая дорога, во многих местах скрытая деревьями.

* * *

Часам к шести вечера добрались до неширокого ущелья. Между крутыми берегами был перекинут деревянный мост, нуждавшийся в ремонте. Осмотрев основу моста, саперы убедились, что она достаточно прочна, чтобы выдержать переправу не только стрелкового полка, но и танков. Настил же обветшал, прогнил, и его надо менять.

Вскоре у высокого штабеля заготовленного леса бойко застучали топоры, завизжали пилы.

Работа спорилась. Но ускоренный переход и срочное дело здорово вымотали солдат. Особенно это заметно было на Фролове. Написав донесение об исправности моста, хоть и работа далеко еще не была закончена, Грохотало подозвал Фролова и приказал доставить бумагу в полк на коне: отдохнет человек в дороге.

Но солдат явно не обрадовался такому обороту дела. Засунув донесение (чтобы не помять) за пазуху, он неуверенно пошел к лошадям, привязанным у повозки. Однако чем ближе подходил к ним, тем больше замедлялись его шаги. Не дойдя до ближнего коня шагов пять, Фролов обернулся к взводному, несмело спросил:

— Товарищ лейтенант, а они н-не того... не лягаются?

— А это у них спросить надо.

— Разрешите мне, товарищ лейтенант, — вмешался солдат Карпов. — Его не то что конь — курица залягает. Это же скульптор!

— Да... если можно, — просительно заторопился Фролов, пятясь от повозки. — Лучше я буду носить бревна, только бы не эта прогулка...