Абель в глухом лесу - Арон Тамаши

Плакал и Фусилан, опустив голову на грудь.

Шурделан плакал тоже.

Вместе с ними плакал и я.

Утром бородачи попрощались с нами за руку и молча, повесив головы, удалились.

С этой минуты Маркуша как подменили. Он мало говорил, все время смеялся, за что ни возьмется — будто играет. Однажды надумал вырезать из дерева бусинки, четки сделать решил. Долго выпиливал, обстругивал, зачищал, целыми днями не поднимал головы, а когда набралось горошинок, сколько ему нужно было, вышел из дома и стал наметывать снежные холмики, начал от двери и так гуськом их и ставил, один за другим, в сторону луга. Я все гадал, догадаться не мог, что он затеял. Но настало утро, когда он сам позвал меня:

— Пойдем, Абель!

— Куда, Маркуш?

— Туда, к холмикам моим. Посмотришь, кто тут больной!

Вышли мы с ним из дома, Маркуш и говорит:

— Стой здесь и смотри!

А сам разбежался, как бегун на состязании, и ну через холмики прыгать, всю их длинную череду одолел, вернулся ко мне и гордо спрашивает:

— Так кто здесь болен, скажи?!

— Кто-нибудь, может, и болен, только не ты! — заверил я названого брата.

— С этого дня буду прыгать так каждое утро, — объявил Маркуш и добавил: — А теперь пойду помолюсь.

Мы вернулись в дом, и он тотчас взял в руки свои новые харгитские четки. Только-только начал молиться, напал на него страшный кашель. Я подбежал, придержал ему голову, но кашель никак не унимался. И тут я увидел на губах его кровь. Я еще крепче обхватил его и, поддерживая, приговаривал:

— Ты не бойся, не бойся!

И вдруг кровь хлынула из горла потоком. Маркуш упал мне на руки, пометался, помучился и затих.

Я перенес его на кровать, на руках перенес, словно дитя.

Маркуш лежал белый, как те холмики, что он набросал из снега. Правой рукой он сжимал четки, забрызганные его кровью.

Напрасно я звал его, Маркуш уже не ответил.

Правда, сердце-то еще билось, но слабенько, как у птицы.

А полчаса спустя и вовсе остановилось.

Я знал, что он умер, но слова этого и себе сказать не мог.

Опустившись подле него на колени, я стал молиться. И вдруг, сам не знаю как и почему, выскочил из дому и бросился через заснеженное поле бегом с криком: «Отец настоятель! Отец настоятель!» Так, крича, и бежал всю дорогу до Шомьо — даже сейчас понять не могу, как такой путь одолел.

А вечером мы ехали через то же поле, но уже на санях: отец настоятель, полицейский доктор и я. Они — впереди, на сиденье, я — на некрашеном гробу.

Маркуш лежал так, как я оставил его. Доктор осмотрел тело, он-то первый и выговорил слово: «Умер!» Выдал разрешение, помог похоронить.

Мы схоронили Маркуша под моим любимым дуплистым буком.

— Принято ли у вас школы благословлять? — спросил я отца настоятеля.

— Принято, сын мой, — ответил настоятель.

— Тогда благословите и эту могилу, потому как нет школы, этой важнее.

Добрый пастырь поднял руку для благословения. Я стоял с ним рядом, низко опустив голову. И вдруг что-то мягкое прильнуло к моим ногам.

— Блоха! — крикнул я громко.

Я упал на колени, обхватил собаку руками и, что уж таиться, заплакал: нашлась моя собачка, хоть и с одним глазом… и так прошло не знаю сколько времени, пока отец настоятель не окликнул меня.

От Блохи остались кожа да кости. Косточки только что не гремели. Я смотрел на нее, радуясь и печалясь, вспомнил нашу первую встречу и благословил милостивую судьбу за то, что опять послала мне Блоху в тот самый час, когда мне опять предстояло начать новую жизнь.

— Ну, Блоха, — сказал я, — мы с тобой снова отправимся в путь и еще разок облаем этот мир хорошенько!

Взял я с собой ключ и замок, который жандармы сорвали с двери, и вместе с Блохой и отцом настоятелем сел в сани.

Ту ночь мы с Блохой спали в монастыре у монахов, а на другой день отправились в середский банк. Замок я нес в руке.

— Вот, я вам его возвращаю, — сказал я директору.

— Что это значит?!

— Понимайте так, что в обличье ключа и замка этого я вам возвращаю домик на Харгите.

— Да почему?

— Потому что сторожем больше не буду, с этим покончено.

Больше я слов даром тратить не стал, не слушая уговоров, забрал свое февральское жалованье — мне его наконец-то выдали и сказали при этом, что Шурделан и Фусилан по своей воле явились в середскую жандармерию.

— Это Маркуш сотворил! — кивнул я.

И мы с Блохою ушли.

Дома я обо всем поведал отцу и прямо объявил, что больше на Харгиту не вернусь. Не знаю, что разглядел во мне отец, но только он против ничего не сказал, помолчал немного, потом спросил:

— Что делать-то собираешься?

— Куда-нибудь в город подамся. С Блохою.

— В город? Зачем?

— Затем, — сказал я, — чтобы отыскать брата моего Каина, по чьей вине нам, Авелям-Абелям, худо живется на свете.

Ничего мне отец не ответил, пошел нанимать телегу, чтобы перевезти с Харгиты наш нехитрый скарб. Покуда он ездил, мы с Блохой побывали на могиле у матушки, и там, у ее могилы, я поклялся, куда б ни забросила меня жизнь, всегда оставаться верным знамени бедных и угнетенных судьбой.

Примечания

1

Секеи — этническая группа венгров, проживающая в Трансильвании, отличающаяся ярким своеобразием в языке, более других сберегшая древние черты в фольклоре и быте. — Здесь и далее примечания переводчиков.

2

После первой мировой войны, по Трианонскому договору 1919 г., Трансильвания, являвшаяся до тех пор территорией Венгрии, отошла к Румынскому королевству.

3

Венгерские племена прибыли на нынешнюю свою родину в IX веке н. э. издалека, с Приалтайя.

4

«Юные храбрецы» — роман популярного в начале века венгерского беллетриста Виктора Ракоши, в сентиментально-патриотическом духе изображавшего события венгерской революции 1848 года.

5

«Ник Картер» — весьма невысокого уровня приключенческая серия, в которую входили произведения различных американских авторов.

6

День святого Мартона — 11 ноября.

7

Принятое в Венгрии приветствие, предполагающее обращение на «ты».

8

В венгерском языке принято прежде называть фамилию, а потом имя.

9

Хуняди, Янош (1407–1456) — венгерский воевода, одержавший ряд побед над турецкими завоевателями. В 1456 г. нанес им сокрушительное поражение под Белградом.

10

Имеется в виду библейский сюжет об Иакове, увидевшем во сне лестницу, которая вела на небо.