Тихоня для шалопая (СИ) - Котлярова Екатерина

Раздался громкий звук пощёчины и женский вскрик:

— Не смей больше и слова говорить о моем сыне. Пошла вон из моего дома. И больше никогда сюда не заявляйся.

— Я на тебя в суд подам! — истеричный визг.

— Подавай, — смеётся отец. — Все вопросы только через суд.

С тех пор я усвоил, что все бабы твари. Каждая из них ищет выгоду. И будет лгать тебе в глаза, водить за нос и купаться в твоей любви.

Но Соня… Соня блять совершенно другая. Соня исключение из всех правил.

Мой наркотик. Моя зависимость. Меня блять крутит, если я её не вижу больше суток.

Выворачивает, как наркомана при ломке.

Я хочу расквасить рожу этому пижонистому Марку, который крутится всю неделю вокруг моей Бэмби. Я ему чётко дал понять, что это девчонка моя, но этот урод тянет к ней свои клешни.

Держусь из последних сил, когда вижу, как в коридоре она мило с ним беседует. Держусь, чтобы не усугубить положение. И так всё, откровенно говоря, хуёво, после того, как я наговорил Бэмби той херни. И я наблюдаю. Скрипя зубами, наблюдаю за тем, как моя Соня улыбается этому белобрысому уроду. Ему, а не мне.

Подсаживаюсь к ней, кинув презрительный взгляд за соседнюю парту, где трусливо прячет взгляд Паша и с немым обожанием во взгляде на меня смотрит Маша.

Чувствую, как Соня напрягается каждой клеточкой своего тела. И я провожу мизинцем по тонкому запястью, чтобы её успокоить.

Я молчу потому что блять не знаю что сказать. И так ни разу и не смог с ней нормально поговорить в течение всей недели. Ждал среды. Ждал гребанной среды, как дня рождения в детстве.

 Этот день недели стал моим любимым, потому что только в среду моя девчонка сидела на моей кухне, прижимаясь тёплой коленкой к моему бедру. Только в среду после её ухода в моей квартире оставался её запах.

Но Бэмби отказалась от занятий. Прислала сообщение:

"Я нашла себе другого репетитора, Артём. Больше не буду отнимать твоё время".

Сбил костяшки пальцев в мясо, пытаясь унять свою ярость. Она отсекает все пути. Не даёт возможности подобраться ближе. Не даёт шансов исправить положение. А я блять не знаю как. Я никогда в жизни не бегал за девчонками. Никогда не признавался в своих чувствах даже бате. Не знал красивых слов.

А с Бэмби хотелось быть ебанным принцем. Орать серенады под её окном. Надеть доспехи и на коне за ней прискакать. Чтобы увидеть её улыбку. Смех услышать. И восхищение во взгляде заметить.

Увидеть не только боль в перемешку с болезненной любовью, которой я блять ещё не заслужил, а счастье.

На вечеринке в субботу я жду удобного момента, чтобы к ней подойти. Купил грёбанный кулон в виде олененка Бэмби, который ассоциировался у меня с ней. И ждал удобного момента, чтобы его вручить ей.

Кулон прожигал руку, которую я держал в кармане.

Моя девочка вплыла в зал в белом платье. Чуть выше колен, открывающем вид на худые коленки, которые сводят меня с ума. Короткие рукава и открытые плечи. Залипаю на её ключицах. Даже с такого расстояния не могу отвести взгляда. Тянет к ней магнитом.

Но я не иду. С титаническим усилием воли остаюсь стоять на месте.

Жду удобного момента. Жду… пока к ней подходит снова этот мудак. Цветочки дарит.

Отворачиваюсь. Залпом выпиваю приторный сладкий сок, чтобы прогнать горечь, которая оседает на языке. Жаль, что здесь нет ничего покрепче, слишком яро следят за тем, чтобы никто не пронёс алкоголь в школу.

Ничего не значащий флирт с десятиклашкой помогает усмирить своего зверя, который рычит, беснует, рвётся вырвать из рук Марка Бэмби. Они кружат по залу. А у меня сердце в желудке сводит от ревности. Спазмами сжимается.

Этот урод сваливает с горизонта.

Вижу, как девчонка в растерянности стоит одна в центре танцпола. Переминается с ноги на ногу и двигается на выход. Иду за ней как привязанный. Сжимаю кулон в кармане. Смотрю только на её спину, по которой рассыпались локоны светлых волос, каждый из которых хочется намотать на пальцы, поднести к носу, втягивая неповторимый аромат.

И только краем глаза успеваю заметить, как Маша шагает резко в сторону, задевая плечом Соню. Эта сучка начинает верещать. Мерзко. Громко. На одной визглявой ноте.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Моё приближение видит Паша, который трусливо пятится назад. Мудак конченный. Ссыкло. Каждый раз сбегает как шавка подзаборная, едва увидит меня издалека. И сейчас уходит. Усмехаюсь криво.

А Маша распинается. Орёт, размахивая руками. А эти шакалы вокруг собираются, наслаждаясь зрелищем.

Бэмби пятится назад, налетая на меня. Прижимаю к себе. Чувствую её острые лопатки. Переплетаю пальцы, показывая, что глотки всем рвать буду за неё. Чтобы защитить её. От каждой мрази в этом зале, которая только вякнет в её сторону.

И она расслабляется. Чувствую, как напряжение, которое сковывало её мышцы уходит. И это блять полный снос крыши. Отвал башки. Она мне доверяет. Не смотря на всю херню, доверяет.

Заткнув рот Маше, тащу девчонку в туалет, когда замечаю уродливое пятно на ткани её платья.

В туалете крышу сносит окончательно. Не собирался я сегодня на неё набрасываться. Даже целовать не собирался. Хотел дать время привыкнуть. Дать время забыть ту хуюню, что я наговорил. Отпустить боль. Но при искусственном свете в туалете, увидел её закрученные кверху ресницы, которые были подкрашены тушью. Которые делали её и без того большие глаза бездонными озёрами.

Я утонул. Я просто погряз в её глазах. Влажных, перепуганных.

Слабак. Но ничего не могу поделать. Целую её, набрасываюсь на шею, оставляя засосы, чтобы Марк видел, что она моя.

Потому что я получал гребанное удовольствие, зная, что на ней есть мои метки. Что только в моих руках она будет такой податливой, нежной, отзывчивой, разрумяненной и возбуждённой.

Её слова. Блять. Её слова возносят меня к небу.

Я прошу, умоляю её повторить их. Необходимо услышать снова. Она меня любит. Соня Ефимова меня любит. Эйфория. Взрыв. Разрыв сердца от счастья.

Шепчу ей в губы о том, как она сводит меня с ума. Признаюсь, что сдохну за неё. Всё сделаю для её счастья. Шепчу всё это находясь в бреду. Вжимая её в себя. Всё равно осторожно, чтобы не причинить ей боль.

Но на грани сознания бьётся мысли, что платье мокрое, а девчонка только болела. И не смотря на её слабый писк, расстегиваю молнию, тяну платье вниз, мимолетом замечаю тонкий кружевной лифчик, который прилегает к молочной коже. Под которым видны её сжавшиейся от холодного воздуха сосочки. Накидываю пиджак ей на плечи, чтобы удержаться от соблазна, прижаться ртом к нежной коже, чтобы попробовать её на вкус.

Ледяная вода из-под крана остужает мысли. Но не полностью. В воспаленном от её близости мозге только её слова, сказанные нежным голосом. Сбивчивым шёпотом.

И я прошу повторить снова.

Трясёт. Меня трясёт. Знобит. От эмоций. От желаний. От любви к этой хрупкой девчонке, которая не боится произносить эти слова, которые распахивают передо мной её светлую душу.

Но эти сучки всё испортили. Их мерзкое шушукание, обсуждение моей малышки. Чем она меня зацепила? Завистливые суки. Вы даже представить не можете, что она в миллионы раз красивее вас. Без грамма косметики на лице, она выглядит женственнее и привлекательнее. Ни одна из вас не в состоянии сносит крышу, как она.

Бэмби срывается. Впервые вижу, чтобы она показывала свой характер. Слова этих сук её зацепили. Задели болевую точку.

Моя девочка! Они безмозглые курицы. Я уже достаю из кармана нагретый ладонью кулон, но Соня сбегает. Не хочет выслушать. А я не могу настаивать. Снова отступаю. Даю время успокоиться. Хотя от её слёз сердце рвётся на куски. И я хочу подойти, успокоить, но её сестра оказывается быстрее.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Курю, наблюдая за тем, как Катя уводит её в машину, кинув на меня полный ненависти взгляд

— Что ты опять натворил, Артём? — голос бати уставший и какой-то обречённый.

— Не смог нормально защитить, бать, — качаю головой, сжимая с силой зубы и смотря вслед Бэмби и Кате. — Не смог оправдать её надежды. Ни её, ни твои, — перевожу взгляд на папу. — Ей нужен принц. Рыцарь. А она полюбила меня. Ублюдка, который высмеял её чувства. Растоптал её искреннюю любовь, — замолкаю, потому что ком в горле мешает говорить. — Я блять даже понятия не имел, что это кто-то может увидеть или услышать! Я не хотел унижать её перед всей школой. Не хотел.