Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В банде маленьким кажется, что они почти взрослые.
Бандой может быть футбольный клуб и всё клубное фанатьё (они объездили всю страну, их нога вступала на твердь иных континентов, в них клокочет природа, в них вечно эрегированная сила).
Бандой может быть страна, империя, а может быть и, не поверите, община единоверцев.
Может, с тобой что-то не так, когда милосердный Бог хранит только тебя и подобных тебе? Когда только ты осознал Его благость, и Его защита направлена исключительно на тебя, а все остальные лежат во зле и червиво копошатся там, не узнав истины и света?
С такой платформы, как вера, так удобно смотреть на суетный и глупый мир, где любой жест, любая слава, любая удача, — не стоят и ломаного гроша.
Собственно, не стоят ничего, — и лишь ты незаметно как забрался Господу Богу на хребет, и, понукая его пятками, покрикиваешь на атеистов, язычников, маловеров: «…эй, тараканы! Смотрите, какой ценой куплен я! Смотрите, на ком я еду!»
Господь круче «Лексуса», йоу. Ты-то уже без пяти минут в раю, ты заслужил — а они, увы, нет. Их, конечно, жалко, но ты же их предупреждал о жизни вне Бога, чего они хотят теперь?
Глупо доказывать, что нет людей, лишённых комплексов, среди настроенных самоуверенно, агрессивно, злобно.
О, каких там комплексов только не встретишь.
Политики маленького роста желают больших женщин. Убитые бытом желают белого коня и въехать на нём в королевский дворец. Холопы мечтают о дворне. Дворня — о челяди. Любой человек способен измерять мир только сообразно своему уровню интеллекта.
Дурак видит оскорбление в любом персонаже, использующем сложные инструменты в постижении мира.
Дурак может быть просто дурак, это ещё полбеды. Но он может быть революционером. Может быть военным. Может быть политиком. Может быть писателем. Может быть глубоко верующим человеком, а то и проповедником.
К счастью, чаще всего он просто тупая гопота, но случаются исключения.
Случаются и дорого нам обходятся.
Назвать «дурой» свою страну может только подонок.
Но кто станет скрывать: Россия действительно сегодня ощущает себя обиженной, всеми плюнутой, холопьей, нелепой, плохо накрашенной, сутулой, разутой, сопливой. У неё комплекс. Сто сорок миллионов комплексов, согласно количеству населения.
Стране хочется взять палку и ударить кого-нибудь по спине: «А? Каково? Как я тебе? Узнал силу моего оружия?»
Сложно понимать это — и любить её, и разделять чувства крикливых толп, страну населяющих.
Тут есть только одно «но».
Разве комплексы людей, желающих видеть свою страну большой, чем-то отличаются от комплексов тех, кто желает видеть её, к примеру, маленькой? (Иногда это называется — «нормальной»; хотя никто не объяснит, почему и США, и Люксембург, и Австралия, и Швейцария — в пределах нормы, и только Россия — нет: норма у неё начинается от Урала).
Только что в народном журнале, с названием, от которого можно прикуривать (он и прикурил нам процесс под названием perestroika), прочитал статью видного писателя на тему «Бацилла империализма». От этой бациллы, считает он, нужно избавляться, потому что мы захватывали и убивали всех и всюду, в нашем позорном списке злодеяний — Астрахань, Казань, Новгород, Сибирь, Украина. (Великая Британия тоже захватывала, подмечает писатель, но в отличие от нас Британия несла «просвещение» — оценили разницу?)
Зададимся вопросом: есть ли у этого писателя комплексы? Или комплексы только у его оппонентов?
Если вся Россия — не только её география, но и её культура, — произошла от этой «имперской бациллы» — так ли мы уверены, что её надо убить и приживить вместо неё милейшую на вид бациллу антиимпериализма?
Человек, который хочет воевать, — закомлексован, ок, мы приняли к сведению. А человек, который отказывается не то что воевать, но вообще отдавать любые долги, с позволения сказать, Родине — будь то служба воинская или служба альтернативная, — у него, значит, нет комплексов? Он редкостно здоров?
Тот, наконец, кто считает, что у него есть Родина, — он более закомплексован, чем тот, кто мыслит себя гражданином мира, а понятие Родины — устаревшей абстракцией?
Убедили: человек, спрятавшийся за своего необъятного Бога, может быть носителем личностных страхов и преодолевать свои детские травмы при помощи религии.
А человек, утверждающий, что религия — пристанище мракобесия, — он априори более здоров? Кто это сказал?
В двадцать два года я пришёл в запрещённую ныне законом Национал-большевистскую партию. С тех пор я тысячу раз слышал от своих снисходительных буржуазных оппонентов, что всякими революциями увлекаются исключительно закомплексованные неудачники, которых не любят женщины.
Потом что-то сместилось в пространстве, и вот уже креативная буржуазия сама устремилась на митинги. Но ими, само собой, руководят уже не комплексы. Или как?
Может быть, тогда перефразируем афоризм «Ад — это другие» на «Комплексы — это у других»?
Тобой движет чувство справедливости, а другим — то, что у него в детском садике отбирали совок. Ты побуждаем чувством долга, а другой руководствуется своими тайными страхами перед одиночеством. Ты — воплощение здравого смысла, а другой — психопат, скрывающий свои психозы и неврозы.
Так прикольней смотреть вокруг, но вообще в подобном представлении о мире есть очевидные недостатки.
Все в курсе, что у этой огромной России огромные имперские комплексы. А у Европы, по которой Россия периодически проезжала то на лошадке, то на танке в погоне за порождённым просвещёнными европейскими народами монстром, вроде фашизма, — комплексов нет?
По-моему, всё несколько сложней.
Нам не у кого научиться жизни без комплексов.
Да и есть ли эта жизнь? Да и жизнь ли это?
Хождение по счастью
Дружба — наивысшая стадия бескорыстных отношений.
Родитель и ребёнок — тут всё понятно. Муж и жена, любовники, сёстры, братья — всё это тоже объяснимо.
И вдруг дружба.
Два по сути посторонних человека вдруг рады друг друга видеть, хотя не связаны никакими узами, бросаются друг другу на помощь, звонят друг другу ночами, тратят друг на друга последнее, ну и тому подобное.
Чаще всего всё это касается, простите, мужчин.
Не знаю, как в иностранных языках, а в русском даже сами определения личностных отношений между мужчинами и между женщинами звучат с удивительно разным наполнением. Вслушайтесь и сравните: «подруги» — «друзья».
Наивысшая форма дружбы — это, естественно, воинская служба. Служили два товарища, три товарища, четыре мушкетёра.
Замените всё это на женский род и умилитесь: как вам кинокартина «Служили две подруги» или роман «Три подруги»? Как-то сразу не верится, что там пойдёт речь об удивительной дружбе. Какие-то совсем другие ожидания от вещей с такими наименованиями.
В «Трёх подругах», после пылкого периода дружбы и удачных замужеств, героини обязательно разойдутся по своим делам — длить и длить женскую дружбу нет никакого смысла; зачастую это противоестественно.
«Четыре подруги двадцать лет спустя» или «Четыре подруги тридцать лет спустя» — это просто кошмар какой-то: я б и не рискнул такую книгу открыть.
Женская дружба уживается, как правило, в форме родства — отсюда «Три сестры» Чехова и «Сёстры» А.Н.Толстого (первая, и лучшая, часть «Хождения по мукам»).
Женщины дружат с детьми и мужьями. Женщины ждут их.
А мужчины к женам и детям — возвращаются: разница.
Женщины вполне могут никого не ждать, желая сохранять свою свободу, — ну, тогда к ним никто и не вернётся.
Можно сколько угодно сердиться на мой мужской шовинизм, но проверяется сказанное мной до банального просто. Мужчина, отдавший жизнь за друга, — это обыденность, таких случаев — тысячи, они увековечены в мировой мифологии, истории, поэзии, об этом написаны тома книг.
«Отдать жизнь за други своя» — признак высшего состояния мужского (человеческого) духа.
Женщина, которая жертвует жизнью за свою подругу, — это алогизм, моветон, это нелепица какая-то. Зачем ей вообще было этим заниматься — у её подруги что, не было парня, чтоб пожертвовать собой?
Если хорошенько порыться в мировых литературных сокровищницах, то, конечно, можно найти примеры и на этот счёт — но зачем? Лично мне категорически не хотелось бы, чтоб женщины занимались такой ерундой, как самопожертвование, измеряя свою дружбу мужскими категориями. У женщины много других занятий, где она даст фору мужчинам.
Если вы по-прежнему категорически не согласны со мной, то вспомните хоть одну песню вроде «Если друг оказался вдруг…», только про женщин. Или хотя бы строчку наподобие «Друга я никогда не забуду, если с ним повстречался в Москве».
Если вспомните — буду счастлив.
Но вы не вспомните, потому что поэзия не врёт.
- Россия будущего - Россия без дураков! - Андрей Буровский - Публицистика
- Том 5. Книга 2. Статьи, эссе. Переводы - Марина Цветаева - Публицистика
- Свободная культура - Лоуренс Лессиг - Публицистика
- Блог «Серп и молот» 2019–2020 - Петр Григорьевич Балаев - История / Политика / Публицистика
- От первого лица. Разговоры с Владимиром Путиным - Наталья Геворкян - Публицистика
- Святая сила слова. Не предать родной язык - Василий Ирзабеков - Публицистика
- Почему ненавидят Сталина? Враги России против Вождя - Константин Романенко - Публицистика
- Редактору «Вестника Европы», 21 декабря 1879 г./2 января 1880 г. - Иван Тургенев - Публицистика
- Власть на костях или самые наглые аферы XX века - Юрий Мухин - Публицистика
- Мегабитовая бомба (эссе) - Станислав Лем - Публицистика