Культура Два - Владимир Паперный

Слово «живое» часто употребляется в культуре просто как синоним положительного качества. Один завод, например, сумел уменьшить отклонение по толщине в плитах «дифферент» (используемых в домах А. Мордвинова) с трех миллиметров до одного; с точки зрения культуры это произошло потому, что «живых людей всегда увлекает живое дело» (Былинкин, с. 7).

Естественно, что на Западе, по ту сторону границ «нашего» мира, «исчезло живое, активное восприятие мира, исчезла радость существования, гордость быть человеком». Это пишет в 1947 г. Е. Кригер, он разъясняет дальше, что советские архитекторы и западные – это примерно как пушкинские Моцарт и Сальери. «Музыку архитектуры, разъятую как труп, – пишет Кригер, – мы видели, когда… Корбюзье выстроил в Москве на улице Кирова дом со стеклянными стенами» (Кригер, с. 335, 336). «Дому-трупу» Кригер противопоставляет «живые» сооружения культуры 2. Он приводит слова Алабяна: «Парфенон рано утром просыпается вместе с солнцем, живет и меняется в течение дня и засыпает с наступлением ночи» (Алабян, с. 2). Эта фраза Алабяна была произнесена в 1936 г., она очень понравилась заместителю заведующего культпропотделом ЦК ВКП(б) Ангарову, и он процитировал ее в своей речи (Ангаров, с. 9). Эта фраза потом цитировалась на всем протяжении культуры 2. Засыпающий и просыпающийся храм стал тем идеалом, к которому должна была стремиться архитектура.

Дом – это теперь была не «машина для жилья», это теперь был почти человек. Неудивительно, что архитектура должна была ориентироваться «на архитектонику жизнерадостного, здорового, хорошо сложенного человека» (АА, 1936, 3, с. 79). Обсуждение архитектурных сооружений в культуре 2 часто ведется тоже в антропоморфных терминах, например, «наша архитектура хорошо делает голову и очень плохо делает ноги» (там же, с. 81). Последние слова принадлежат архитектору Циресу, и за ними, видимо, стоит библейская реминисценция: «У этого истукана голова была из чистого золота, грудь его и руки его – из серебра, чрево его и бедра его – медные, голени его – железные, ноги его частью железные, частью глиняные» (Даниил, 2, 32). Реминисценция совершенно законная, ибо структура иерархии культуры 2 в этом образе выражена довольно точно. (Впрочем, еще ближе культуре 2 была бы иерархия, описанная в одной летописи XII в. Там говорится про «Перуна древяна, а главу его сребрену, а ус злат» – Аничков, с. 130. В культуре 2 иерархия тоже некоторым образом замыкается в усах вождя).

Антропоморфное видение архитектуры достигло своего апогея к началу 50-х годов, когда все дома стали облицовывать телесно-розовыми керамическими плитками. Это была неосознанная имитация человеческой кожи. Внутренние стены дворов, как и полагается внутренностям, этой кожи были лишены. А когда в конце 50-х годов эти керамические чешуйки кожи стали падать на головы прохожих, так что даже понадобилось снабдить дома специальными металлическими предохранительными сетками, стало ясно, что это конец культуры: кожные заболевания всегда свидетельствуют о нарушениях центральной нервной системы.

58. Специальные сетки, предохраняющие прохожих от падающих архитектурных элементов (ФА, 1980).

59. Рельеф на павильоне Московской, Тульской и Рязанской областей на ВСХВ. Архитектор Д. Н. Чечулин. 1939 (МА, 11, 11792).

Итак, в глазах культуры 2 творчество прежней культуры – это «бесплодное формотворчество», – как сказал Р. Хигер о К. Мельникове (АС, 1935, 1, с. 34). Этот же мотив бесплодия можно увидеть и в области кино. «Эти люди, – говорится в 1934 г. про О. Брика и его единомышленников, – творчески бессильны» (СК, 1934, 8 – 9, с. 5). Короче: культуру 2 отталкивает «импотенция» предыдущей культуры, себя же она ощущает переполненной витальной активностью. Отсюда довольно неожиданная похвала архитектурному решению: в нем привлекает «темпераментность» (АС, 1939, 4, с. 23).

Говоря о «потенции», «темпераментности» и «активности» культуры 2, мы не можем не вспомнить о гигантской скульптуре «Буйвол» с гипертрофированными гениталиями, установленной в 1939 г. на ВСХВ (и задвинутой в глухой угол парка в 60-е годы). Вспоминаются также гневные строки из подписанного Сталиным и Молотовым постановления СНК и ЦК ВКП(б) о недопустимости «кастрации племенных баранов», поскольку эта кастрация нарушает «интересы государства» (СЗ, 1936, 13, 112)[27]. Уместно вспомнить и об уже цитированном постановлении о «ежедекадном отчете о ходе случной кампании» (СЗ, 1934, 22, 176). По-видимому, с пафосом плодовитости связано и широкое распространение в архитектуре мотивов колоса и снопа.

В бытовой лексике культуры 2 очень часто употребляется зоотехнический термин «покрыть», употребляемый в значении «сильно критиковать». Это слово, в частности, употребляет С. Лисагор на заседании 13 февраля 1936 г.: «Александр Яковлевич (Александров. – В. П.) покрыл меня на секции… и что ему стоит угробить меня…» (Стенограмма, л. 206). Можно было бы даже сказать, что культура 2 воспринимает людей предыдущей культуры как кастратов. В культуре 1 1920-х годов не было, конечно, явно выраженных элементов скопчества, но тот факт, что культура 2 постоянно противопоставляет предыдущей культуре свою повышенную половую активность, заставляет думать, что в культуре 1 всетаки присутствовали некоторые элементы того мироощущения, которое в конце XVIII–XIX веках выразилось в идеологии скопчества. Скопцы противопоставляли плоти Дух. Функционалисты – Машинный дух.

60. И. В. Клепиков. «Буйвол». 1939 (МА, 11, 11793).

Сельскохозяйственный пафос плодовитости и урожайности возникает в культуре 2 вопреки угасанию реальных плодовитости и урожайности сельского хозяйства, и реализуется он в одном из грандиознейших сооружений культуры 2 – во Всесоюзной сельскохозяйственной выставке.

Это вполне традиционное в архаических культурах соединение плодовитости и урожайности довольно ярко проявилось в популярных песнях культуры 2. Вот несколько примеров.

Всю ночь поют в пшенице перепелкиО том, что будет урожайный год,Еще о том, что за рекой в поселкеМоя любовь, моя судьба живет.

(ЛПНП, с. 219)

Чтобы все девчата былиИ пригожи и ловки,Чтобы жарче их любилиМолодые казаки.Убирай! Убирай!Да нагружай, нагружайДа выгружай! Наступили сроки.Эх, урожай наш, урожай,Урожай высокий!

(Там же, с. 217)

Чтоб на поле житоДружней колосилось!Чтоб сало в кладовкеВсе время водилось!..Еще пожелать вамНемного осталось:Чтоб в год по ребенкуУ вас нарождалось!А если, по счастью,И двое прибудет,Никто с вас не спросит,Никто не осудит.

(Там же, с. 223)

61. В. М Андреев. Колонна в кассовом зале станции метро «Сокол». 1948 (ФА, 1979).

Излюбленным архитектурным мотивом культуры 2 становятся снопы и колосья. Пафос урожайности становится тем сильнее, чем ниже падает реальная урожайность сельского хозяйства.

62. Г. Д. Константиновский. Фрагмент фонтана «Дружба народов» на ВСХВ. 1954 (ФА, 1979).

63. Г. А. Захаров, З. С. Чернышева. Колонна «Изобилие» в переходе станции метро «Курская». 1949 (ФА, 1979).

Если «живое» в культуре 2 становится одним из синонимов положительного качества, то устойчивым синонимом отрицательного становится «механическое», «логическое» и «абстрактное». Теория планировки городов Б. Сакулина, столь популярная в 20-е годы, даже повлиявшая, как утверждает М. Астафьева, на идеи районной планировки Патрика Аберкомби (Астафьева, с. 211 – 215), оказывается теперь «крайне вредной», то есть «чисто механической» (С. Чернышев на съезде – ЦГАЛИ, 674, 2, 35, л. 135).

Когда 13 февраля 1936 г. на заседании секретариата оргкомитета ССА выступал бывший соавтор М. Гинзбурга, конструктивист С. А. Лисагор, то, защищаясь от выдвинутых против него обвинений, он особенно возражал против термина «механист» – видимо, тогда это было серьезное обвинение. «Я держал под рукой, – говорил С. Лисагор, – и Мацу (И. Л. Маца, известный критик-марксист. – В. П.), и Маркса, и Энгельса… и мне после этого говорят, что я механист» (Стенограмма, л. 203 – 206). Но тот, кто в культуре 2 был однажды назван механистом, был обречен. Вскоре после заседания С. Лисагор был арестован, а в сентябрьском номере «Архитектуры СССР» он уже фигурировал в одном ряду с М. Охитовичем: «…вспомним троцкистов Лисагора, Охитовича, выступавших со своими троцкистскими “теорийками” на архитектурном фронте» (АС, 1936, 9, с. 2). Характерно это «вспомним» – М. Охитович был арестован, по-видимому, вскоре после (или незадолго до) его исключения из ССА 31 марта 1935 г., С. Лисагор был арестован между 13 февраля и сентябрем 1936 г., но культура успела их забыть. Через некоторое время культура будет уже не в состоянии их вспомнить, их имена будут вычеркнуты из архивных стенограмм, журналы с их статьями будут изъяты из библиотек. Их для культуры как бы никогда и не существовало. Старая культура с точки зрения новой отличалась «скукой», новая же – «весельем» и «радостью», что вылилось в 1935 г. в классическую формулу Сталина «жить стало лучше, товарищи, жить стало веселее» (Сталин, 1939, с. 499). Культура воспринимает свою переполненность радостью, бодростью и весельем как нечто чрезвычайно здоровое, во всяком случае, она настороженно относится ко всем искусственным средствам вызывания радости – закрываются игорные заведения (СЗ, 1928, 27, 249), запрещается торговля наркотиками (СЗ, 1928, 33, 290; 1934, 56, 422), вводится уголовная ответственность за распространение порнографии (СЗ, 1935, 56, 457). Исключение сделано лишь для традиционного в России средства для вызывания радости и веселья – алкоголя. Культура 1 начала с полного запрещения спиртных напитков (СУ, 1920, 1 – 2, 2)[28], а позднее, когда снова была разрешена водка (СЗ, 1925, 57, 425 – 426), началась активная борьба с алкоголизмом (СУ, 1926, 57, 447; 88, 640; ПЗМ, 1927, 16 мая). Особой остроты эта борьба достигла в 1929 г., когда появилось постановление, по которому в течение первых трех дней не выдавалось пособия по нетрудоспособности, вызванной опьянением (СЗ, 1929, 26, 236), вскоре не оплачивались уже первые пять дней (СЗ, 1929, 74, 710). Характерно также, что в типовом уставе дома-коммуны 1928 г. сказано, что в дома-коммуны нельзя не только «ввозить иконы», но и «вселять пьяниц» (ИИСА /3/, с. 9). В культуре 2 борьба с иконами и с пьяницами теряет актуальность (разумеется, на уровне текстов, а не практических действий). Конечно, на улицах можно было увидеть пьяных, но власть старалась не замечать этого, как не замечало этого правительство царской России. Конечно, в домах сохранялись иконы, но власть старалась мириться с этим, как некогда церковь мирилась с элементами язычества в христианских обрядах.