Пиар по-старорусски - Михаил Фёдоров

– Дело это хорошее и важное. Но мы ведь в походе. Порой будут и сражения нелёгкие. Доводилось ли тебе бывать в бою или к тебе охрану придётся приставить, дабы уберечь такого важного гостя от стрел ордынских да булгарских?

– Конечно. Я был в бою. Война красной энд белой роуз. Я храбро дрался. Шпага, мушкет, пистолет – я всё умею. Мой э-э-э-э паж также стрелять мушкет и драться испанский стилет. Очень хорошо.

– Добре, коли так. Нашим меньше головной боли. Ладно, располагайся в моей избе. Сейчас распоряжусь, чтобы тебе с пыжом твоим сенца в углу кинули. Укроетесь своими синими хламидами…

Гриша из долгих своих странствий вынес знание нескольких языков и теперь к месту и не очень применял разные нездешние слова… Он встал, чтобы отдать распоряжение насчёт сена, оставив письмо на столе. Краем глаза Пендергаст выхватил освещённые свечкой строки: «…иноземца сего используй по своему разумению. Ставь его в сражении в первый ряд или с дозором высылай пути разведывать. Человек сей Новограду опасный и будет лучше, если он останется на Волге или ещё где…» Эх! Не успел Пендергаст выучить новоградское письмо. Речь на слух – да, понимал, а вот письмо так и не освоил. А стоило ему прочитать и понять эти малые строчки, чтобы решить: бежать надо отсюда без оглядки! Бежать даже голышом, ограбленным до нитки и вымазанным нечистотами! Коварен и двуличен проклятый Докука. Какие фактории, какие форты? Не нужны Новограду иноземные люди на великом волжском пути, совсем не нужны! На смерть неминучую ты отправлен сюда, Джон Пендергаст, валлийский вельможа, посланник Его Величества в дикой северной земле…

Но не знал всего этого граф Голубая Шкурка, поэтому лишь скользнул взглядом по освещённому свечой листу и отвернулся равнодушно. Письмо доставлено, начальник войска прочитал, готов выполнять его распоряжения по строительству факторий, чего ещё надо? Всё идёт хорошо, а осенью, когда вернётся он с почётом в Лондон, король будет милостив к нему, забудется та история с Морганом и епископом. А может, Его Величество разрешит ему участвовать в большой торговле по новому торговому пути на льготных условиях. А что? Это было бы справедливо.

Дверь отворилась. В избу вошёл Гриша, за ним – стражник с охапкой сена. Кинул его в угол возле печи. Гриша заметил забытое на столе письмо, взял и внимательно посмотрел на англичанина – разумеет ли по-нашему, читал ли? Но безмятежное лицо гостя убедило его – не разумеет. Вот и всё. Песец подкрался незаметно…

Знаменитый самоедский выдутана, шаман шаманов, Хитрый И Осторожный Песец, Который Подкрадывается К Своей Жертве Незаметно, страдал от похмелья. Вчера он здорово перебрал, уверяя Филиппа, что огненная вода помогает ему справиться со страшной болезнью, которую навёл на него коварный и злобный домовой посредством удара молотком по колену. Филипп не то чтобы верил, но закрывал на проделки самоеда глаза. Он сейчас больше был занят тем, что собирал оружие и готовил свою челядь к решающей схватке за посадничье кресло. На колдуна нездешнего надежды, похоже, никакой. Отсюда что? Отсюда то, что в день, когда на Вече будут кричать посадника, нет лучшего крикуна, чем большой, хорошо вооружённый отряд.

Филипп зашёл в каморку к Песцу. Тот со стоном отпаивал себя после вчерашнего клюквенным компотом. В каморке воняло плохо выделанными шкурами, позапрошлогодним потом и какой-то тухлятиной. Из всего нового, что Песец узнал в господине Великом Новограде, он пристрастился только к водке. Баня в круг его интересов не входила… Филипп, молча свирепея, смотрел на шамана, на которого поначалу возлагал большие надежды. Самоед глянул на купца, буркнул недоброжелательно:

– Чего смотришь? Вишь – болею. Поднёс бы шкалик!

Всё. Чаша терпения Филиппа переполнилась. Он подскочил к Песцу и, схватив того за грудки, крепко и с размаху приложил к бревенчатой кедровой стене. В детстве Филипп не болел, а напротив, питался очень сытно и вкусно. Став постарше, купался в проруби, гнул подковы, таскал на загривке по два мешка пшеницы, показывая пример своим нерадивым работникам. Песец же, наоборот, был тщедушен и невелик ростом, поэтому мотался в руках Филиппа, как кукла. Голова шамана с размаху ударилась о стену. Раздался звон, словно били в набат. Причём непонятно было – то ли это звенит кедр, из которого сложены стены, то ли голова колдуна. В соседнем доме всполошились и заквохтали куры, гулко залаяла сторожевая собака, заплакал разбуженный младенец.

Филипп, выпустив пар, отпустил шамана. Тот сполз по стенке на пол, бесформенный, как кусок тины. Неужто совсем зашиб? Филипп уселся на лавку, переводя дух…

Кто-то похлопал его по плечу. Он поднял глаза – Песец! Стоит, как будто и не шваркнули его изо всей мочи о стенку! Стоит прямой, глаза ясные, цепкие, твёрдые. Словом, как тогда, при первой встрече. Стоит и ехидненько так ухмыляется Филиппу в лицо:

– Что, Филя, похоронил меня, поди? Не спеши. Не ты меня в жизнь выпускал, не тебе меня и ворачивать оттудова. Что о стенку меня ударил – не виню тебя. Вытащил ты меня из хмельной ямы, враз вытащил. Вот ведь как бывает: сколько я ни старался, никак от водки избавиться не мог, а ты меня – хлоп о стенку – и готово! Думаю я, во времена грядущие назовут такое лечение шоковой терапией. Время, думаешь, упущено? Да, но не всё. Осталась и надежда кой-какая. Всё, всё тебе отработаю, что обещал. Из кожи вон вылезу, и мышью, и орлом обернусь, но слово своё сдержу. Не грусти, Филя, сейчас колдовать буду. Воровать Докукиных помощников поздно, не поможет это, времени мало у нас осталось. А вот его самого украсть или погубить – это может и получиться. Что хочешь, Филя?

Филя хотел всего. Побыстрее и побольше. Навёрстывая потерянное время, Песец решил не откладывать дела в долгий ящик:

– Сейчас колдовать буду. Сначала в нижний мир схожу, гляну, что там и как. Может, про этого… Простомира чего узнаю. Без схватки с ним мне никак не обойтись. Филя, скажи слугам, пусть притащат мой бубен и котомку. Прям здесь камлать стану.

Филя заинтересовался. Ещё никто из новоградцев не видел, как камлает настоящий самоедский шаман. А тут ещё повод такой… нужный.

– Эй, кто-нибудь, тащите сюды самоедские причиндалы! – закричал он. – Да поживее!

– Ещё мне надо, – продолжил Песец, – пятилетнего мха, который на дубе рос. Если нет пятилетнего, подойдёт и трёхлетний, только его побольше надо будет, в силу ещё не вошёл. Высушенного помёта молодого оленёнка, которого два месяца трын-травой кормили. Немного – кружки две. Печень мертвеца, умершего от запоя, немного бобрового мускуса, три волоса непорочной девы и толчёный изумруд – с напёрсток примерно… Ну что, Филя, скоро ли всё это достанешь?

Филя, озадаченный, молчал. Мох с дуба принести несложно. Можно даже со стен терема наковырять, не зря он в своё время не позарился на дешёвое сосновое бревно, а разорился на дорогую дубовую древесину. Вообще-то, дуб специальным указом посадника ещё лет двести назад запретили использовать на иные цели, кроме строительства ладей. На том и стоял господин Великий Новоград: крепкие, надёжные суда, военные и торговые, не гниющие в воде и выдерживающие любой шторм, хоть в немецких морях, хоть в суровом Ледовитом океане, хоть на волжских просторах…

Только вот поди ты разбери, какой мох пятилетний, а какой трёхлетний. Или двухлетний? Или столетний? Может, наковырять этому балбесу какого ни попадя, пусть сам там разбирается?

– Эй, кто-нибудь ещё, а ну брысь мох со стен ковырять – целый короб надо!

В шаманскую каморку вбежали пятеро слуг.

– Два короба, – вставил шаман.

– Два короба наковырять!

– Каждый короб на два ведра.

– Каждый короб… Ты что – охренел? Не наберётся на тереме столько мха.

– Надо, Филя, надо.

– Хорошо. Эй, коль на тереме мха не хватит, доковыривайте недостающее на конюшне и псарне. А ну быстро!

Слуги ринулись было на выход.

– Да не все, чёрт бы вас побрал. Один за мхом, другим тоже сейчас задание найдётся! Песец, что там ещё?

– Две кружки сухого помёта молодого оленёнка, которого два месяца трын-травой кормили.

– Ну ты совсем рехнулся – помёт кружками мерять! Кружками бражку меряют… Что? Оленёнка? Да ты точно с глузду съехал, самоед вонючий. Где я тебе оленёнка в Новограде найду, да ещё два месяца кормленного трын-травой? Её у нас только волхвы пользуют, а где берут – никто не ведает.

– Надо, Филя, надо…

– Давай, басурман, придумывай другое колдовство. Неоткуда здесь сухих оленьих какашек раздобыть. Думай быстро, зря, что ли, ты у меня полтора годовых запаса водки выжрал за три недели!!!

– Остынь, Филя. Будет замена помёту оленёнка. Сейчас скажу, только со своими посоветуюсь.

Песец замер в неподвижности, закрыв глаза. Изредка по лицу пробегала судорога, дёргались веки, шевелились губы. Он блуждал в одному ему известных далях, говорил то ли с шаманами, то ли с людьми, то ли с духами. Так продолжалось довольно долго, наконец он, не меняя выражения лица, улыбнулся, прищёлкнул от удовольствия языком и открыл глаза.