История инквизиции. том 3 - Генри Ли

Около этого времени ученый юрист Джанфранческо Понцинибио написал трактат о колдовстве. Ссылаясь на огромное число авторитетов, он доказывал, что современные колдуньи не составляют особую секту; что не следует принимать признаний колдуний, так как они рассказывали вещи фантастические и невозможные; равным образом следует отвергать их разоблачения об соучастниках, так как в своем заблуждении они могли только обмануть другого. Эти утверждения получили отпор теолога Сильвестра Маццолино из Приерио, магистра Священного Двора, написавшего в 1521 г. многотомный трактат о ведьмах. Он доказывает, что современные ему колдуньи представляют новую секту, возникшую в 1404 г., и заявляет, что отрицание действительного присутствия колдуний на шабаше подрывает доверие к бесчисленному количеству дел, рассмотренных инквизицией. Его преемник на посту магистр Св. Двора, Барталомео де Спина, посвятил три работы опровержению Понцинибио, который, ссылаясь на каноны середины XV в. и более древние установления Анкирского собора, напомнил, что еретиками признавались те, кто верил в телесное перенесение колдуний на шабаш, и что инквизиторы, накладывая на кающихся епитимьи, должны были их заставлять отречься от этой ереси одновременно с отречением от других заблуждений. Это утверждение привело Спину в негодование: «Можно ли называть ересью учение, которое защищают инквизиторы и согласно с которым они судят врагов веры?» Кончает он призывом к святому трибуналу преследовать Понцинибио, как «тяжело подозреваемого» в ереси, как покровителя и апологиста ереси и виновного в помехе деятельности святого трибунала. Шабаш ведьм был принят, как доказанный факт.

В Комо и Брешии в XV в. много детей от восьми до двенадцати лет, которые были обращены инквизиторами, описывали шабаш с такой уверенностью, что подтверждало их присутствие там.

Демонологисты утверждали, что чародеи и колдуны предлагали свои услуги, чтобы выполнить желания иногда похвальные, иногда преступные, колдуньи были всегда злыми и всегда проявляли над людьми разрушительную силу по воле дьявола. Шпренгер различает три вида колдуний: одни могут производить зло, но не могут излечивать его; другие могут излечивать, но не могут производить его; а третьи могут и производить зло, и излечивать его; последние наиболее опасны; чем больше они оскорбляют и поносят Бога, тем больше дьявол делает их могущественными. Они убивают и поедают детей, вызывают выкидыш у женщин или исчезновение молока; поднимают бури и наводят грозовые тучи, напускают саранчу и гусениц, поражают мужчин бессилием, а женщин — бесплодием, заставляют лошадей закусывать удила; могут находить спрятанные вещи и предсказывать будущее; могут порождать любовь или ненависть, насылать смертельные болезни, убивать людей ударом молнии или одним взглядом; могут даже обращать людей в животных и т. п. Каждая из этих подробностей послужила основанием для обвинений, которые привели на костер бесчисленное множество людей.

Все демонологисты решительно свидетельствуют, что демон ловил в свои сети гораздо больше женщин, чем мужчин. Шпренгер нападает на женщин и благодарит Бога, что сохранил мужчин от подобной испорченности. В маленьком городке возле Базеля была сожжена акушерка, сознавшаяся в том, что убила более сорока детей. Другая, из Страсбургской епархии, также погубила бесчисленное количество детей. В Швабии возникло дело по одной из ведьм восьми лет отроду, невинно открывшей свое могущество отцу; мать, посвятившая дочь Сатане, была сожжена. Акушерки-ведьмы были так многочисленны, что почти в каждой деревушке имелись свои.

Шпренгер рассказывает, что один из его товарищей во время инквизиторского объезда прибыл в город, где почти все население было уничтожено чумой. Ему рассказали, что одна только что погребенная женщина пожирает свой саван и что, пока она не съест его весь, смертность не уменьшится; инквизитор велел открыть гроб и удостоверился, что покров съеден наполовину. Мэр города отрезал голову от трупа и бросил ее за городской вал; тотчас же чума прекратилась. Было начато расследование и обнаружено, что покойная давно уже являлась ведьмой.

Злокозненное могущество ведьм было много раз описано в буллах различных пап для полного назидания верных; в 1487 г. Кельнский университет, одобряя «Молот ведьм» Шпренгера, определил, что всякий, кто будет оспаривать действительность искусства ведьм, должен быть преследуем, как «мешающий» деятельности инквизиции.

Под пыткой жертвы инквизиции давали почти всегда нужные судьям показания, а отречение влекло продолжение пытки.

Целительная магия была делом выгодным, и много колдуний занимались только ею; однако и они подвергали себя опасности быть осужденными за то, что заключили договор с дьяволом, так как признавалось непреложным фактом, что они могли помочь больному, только перенеся болезнь на другое лицо при помощи запрещенных приемов. Шпренгер сообщает, что в Германии нельзя было пройти одну или две мили, чтобы не встретить подобных колдуний. В Рейхсгофене жила одна колдунья, промысел которой процветал настолько, что сеньор этого места обложил платой в размере одного денье всех больных, приходивших лечиться к ней, и получал хороший доход. Однако всякое несчастье, всякий несчастный случай в деревушке приписывали колдуньям, подозрение сосредоточивалось на какой-нибудь старой сварливой женщине; ее тотчас же арестовывали, так как в глазах инквизиторов простая угроза: «Ты раскаешься в этом!», брошенная мимоходом, если за ней следовало малейшее несчастье, считалась достаточным основанием для оправдания ареста и процесса. Все соседи охотно выступали в качестве обвинителей. Под пыткой несчастная женщина выдумывала какую-нибудь историю, отвечала на каждый пункт обвинения, перечисляла своих соучастников в каждом деле, называла людей, виденных ею на шабаше, который она регулярно посещала. Нет показаний, собранных в процессе колдуньи, или признаний, исторгнутых у обвиненной, которые не объясняли бы колдовством самые ничтожные случаи, самые пустые несчастья, малейшие случаи болезни или смерти: всякое обвинение влекло за собой гибель новых жертв. Число костров росло; напуганная община начинала верить, что половина ее членов, если не больше, была рабами Сатаны и что она может избавиться от «того злокозненного исчадия только тогда, когда все эти враги будут уничтожены». В течение более двух столетий этот страшный террор царствовал в различных странах Европы; суеверие тщательно поддерживалось и возбуждалось папами и инквизиторами, Иннокентием VIII и Львом X, Шпренгером и Инститорисом, Бернардом Комоским и епископом Бинсфельдом; невозможно определить, сколько мук причинило это дикое безумие.

Могущество ведьмы, однако, не помогало ей защитить себя от людей, которые пытали и сжигали ее. Демонологисты объясняли это тем, что по милости Бога ведьма теряла свою силу, лишь только рука служителя правосудия прикасалась к ней.

Богословы утверждали также, что все, кто работал над уничтожением колдуний, не были доступны их влиянию и козням демонов. Шпренгер говорит, что на него и на его товарищей не раз нападали демоны в виде обезьян, собак или козлов; но с помощью Бога им всегда удавалось победить врага.

Чтобы одолеть столь распространенное и столь заразительное зло, нужны были соединенные силы Церкви и государства. Компетенция светских и епископских судов была одинаково неоспорима. С 1374 г. уже именно инквизитор Франции, например, преследовал колдуний, а Григорий XI предложил инквизитору вести преследование по всей строгости законов. В указах, данных в 1409 и 1418 гг. инквизитору Прованса, упоминаются среди многих преступников, которых следует уничтожить, чародеи, заклинатели и призыватели демонов. Евгений IV в 1437 г. побуждал инквизиторов проявить усиленную деятельность: такие же инструкции были изданы вторично в 1445 г. В 1451 г. Николай V расширил привилегии инквизитора Франции, поручив ему ведение преступлений ворожбы с «признаком» ереси или без него.

Инквизиция была призвана на борьбу против демонов Сатаны. Можно было вынести вердикт, что преступление «осталось недоказанным», но инквизитору было строго запрещено признавать обвиняемого невиновным. Впрочем, исчерпывали все средства обмана и насилия, хитрости и пытки, чтобы установить виновность. Инквизитор уже заранее был убежден в виновности лиц с репутацией чародеев. Упорство перед пыткой являлось лишним доказательством виновности, так как Сатана пытался спасти своего слугу; на обязанности судьи лежало победить демона, хотя бы, как говорит Шпренгер, колдунья позволяла разорвать себя на куски и не сознавалась. Пытку нельзя было повторять, но можно было бесконечно продолжать. Признание не было абсолютно необходимым: если свидетельские показания были достаточно убедительны, то можно было осудить обвиняемого и без его признания; но обычное право требовало признания самого преступника, и поэтому применяли пытку, если не удавалось добиться его другими средствами. Но ввиду сатанинского дара молчания лучше было избегать ее применения; поэтому следовало прибегать к обещаниям прощения, определявшим легкую епитимью или изгнание. Если обман удавался, то инквизитор мог передать светскому или епископскому суду право произнести приговор или дать пройти сравнительно большому промежутку времени, прежде чем послать на костер пойманную в ловушку жертву. Признаком виновности колдуньи была невозможность плакать во время пытки или перед судьями; но если жертва плакала, то это считали хитростью демона, и эти слезы могли только повредить обвиняемой.