Артиллерист: Назад в СССР (СИ) - Ларин Павел

— Блин…Не спрашивай. Просто нужно, чтоб ты сделал следующее. Найди замполита. Спроси, нужна ли помощь… Не знаю, с чем угодно. Ты рисовать умеешь?

— Ну, так. Немного. В школе пятерки были по изо. Хвалили, вроде бы.

— Вот и чудно. Скажи, что очень хочешь помочь…не знаю, с оформлением Ленинской комнаты, например. И заодно расскажи, мол, у тебя есть товарищ, который очень хорошо, прекрасно, просто замечательно пишет стихи. Поэмы. Романы. Что угодно. Скажи, мол, было бы здорово нахерачить что-то подобное. Для части. Для замполита лично. Для всей армии в целом. Лермонтов просто отдыхает, а Пушкин нервно курит в сторонке. Понял? Тем более, новый год на носу. Что-то по-любому надо. Понял? И еще… Скажи, мол шикарно рисует товарищ… Вообще все рисует. Понял?

— Понял. — Исаев несколько раз кивнул, а потом спросил, — Товарищ только не понял, какой. Про кого речь? Нет у меня, вроде, таких.

— Мляяяя…Исаев. Я!

— Ааааа… Ты рисуешь?

— Слушай, я сейчас готов на все, лишь бы свалить отсюда. Рисовать, петь, танцевать. Быть новогодней елкой. Согласен на физо три раза в день. Давай. Прям сегодня сделай. Чем раньше, тем лучше.

Исаев исчез из поля зрения, а я с облегчением выдохнул. Если блаженный Олег не затупит, то есть шанс уйти отсюда живым, на своих двоих, целых ногах. И без претендентов на жилплощадь Соколова. Что ж я, крыса какая-то, чужие метры раздавать всяких ушлым дамочкам. И дед герой ей, посмотри, покоя не дает. Эх... Узнать бы, что там у нас за дед? Но к Олечке не пойду. Ну, ее к черту.

Исаев не подвёл. Буквально на следующий день рядом со мной обозначился начмед. Вид у него был грустный и печальный.

— Соколов, собирайся. В батарею возвращаешься. Тебя назад требуют. Замполит. Сука… Главное, откуда нарыл-то про твои таланты. И я, как назло, видишь, занят был… Говорит мне, сволочь: «Вы, товарищ майор, у меня бойца украли, а отдавать не хотите». Я ему ответил, что ты не красная девица, чтоб тебя красть. А он, знаешь че? Сказал, этот вопрос через комбрига поднимет. Мол, в тот момент, когда часть нуждается в творческих личностях, которые должны нести службу в полном ее объеме, я в свое личное пользование заграбастал местного Достоевского и он мне пишет стихи. Откуда, сволочь, узнал, не пойму.

— Достоевский стихов не писал — уточнил я.

— Да хрен с ним, с Достоевским. Он был женат?

— Был.

— Вот видишь? А я так и помру в этой части, без семьи и без детей.

— Так Вы женитесь, товарищ майор. — Тема скользкая. С нее точно надо соскочить.

— Женюсь. На Ольге Валерьевне.

Я был безумно счастлив, что Исаеву удалось мне помочь, поэтому искренне пожелал начмеду успехов в этом достойном деле, а сам рванул собираться обратно в расположение. Причем, хотел сделать это так, чтоб Олечка не узнала раньше времени. И не прибежала, например, прощаться, не дай бог.

Когда вошел в казарму, даже не думал, что так буду рад видеть сослуживцев, дневального, сержантов, и даже Исаева. Главное — мой внезапно начавшийся роман, так же внезапно закончился. Теперь главное, чтоб никто об этом не узнал. Надеюсь, Ольга Валерьевна все-таки женщина неглупая, и закроет эту страницу своей жизни, так же, как и я закрыл.

Правда, пришлось расплачиваться за свободу активным участием в оформлении Ленкомнаты и писать целую поэму о том, как сильно способствует армейская служба формированию настоящего мужского характера у каждого советского гражданина. Но это — фигня. Это я даже с удовольствием делал. Более того, мы с Исаевым, который, собственно говоря, стал инициатором нашей помощи, как изначально с ним и договаривались, в глазах замполита выглядели настоящими энтузиастами. Он нам за это даже позволял немного больше, чем остальным. Я так понял, обычно подобные задания раздаются добровольно-принудительно, а тут целых два бойца сами желание изъявили. Вот он и охренел от радости.

Помимо вынужденного сотрудничества с замполитом, в хорошем смысле этого слова, пошла у нас с Исаевым уже настоящая служба. Я, наконец, узнал, что такое быть в наряде. Причём, в первый же день после возвращения.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Батарея строимся! — Прозвучал приказ от командира взвода.

Вроде уже вечер, никаких задач быть не должно. Мы немного напряглись. Что на этот раз? Может, залетел кто-то? Или просто скучно взводному. Он у нас парень горячий. Идейный. Спит и видит, как наша батарея в лучших из лучших числится. Вообще, хочу сказать, при том, что в армии каждый день проходит, как предыдущий, каждое построение, теп не менее, — это, как новый уровень игры. Никогда не знаешь, чем оно закончится. Да и вообще, для чего оно нужно.

— Бойцы, вам выпала честь, заступить в наряд по столовой. На завтра мне нужно три добровольца. — Бодрым тоном сообщил командир взвода и уставился на нас с ожиданием во взгляде.

Все стоят молчат и я стою молчу. Зачем лишний раз быть на виду? Уже итак засветился везде, где только можно. Ольга Валерьевна теперь кружит неподалёку, аки ворон. Видел ее во время утренней физподготовки. Бродила кругами с умным видом. А я с умным видом изображал слепоту. Чуть от сержантов не отхватил, которые не понял, с какого перепугу у меня голова только в одну сторону поворачивается. Зато Ольга Валерьевна настойчиво нарезала круги, пока ее проходящий мимо прапорщик не выцепил.

Как показала практика, инициатива очень сильно имеет инициатора. Я это и раньше знал, по ментовке, но в армии данная поговорка работает в десять раз сильнее. Поэтому, после выхода из санчасти, решил взять себе за основу правило — никуда не дергаться, вперед батьки в пекло не лезть. Назначат — пошел. Не заметят, слава богу. Все по принципу — ну, вы же сами приказали, а я, так-то, вообще не горел желанием.

— Вижу дохера желающих. — Нехорошо так, многозначительно протянул взводный. — Ну, воля ваша. Если добровольцев нет, значит их назначают. Раз столько желающих, буду выбирать лучших. Исаев, по глазам вижу, хочешь выйти из строя.

Блаженный Олег в это время явно о чем-то задумался и поэтому на фоне остальных действительно выглядел как-то одухотворенно. Услышав свою фамилию, он вроде удивился, но шагнул вперед.

— Таааак… Один доброволец есть. Вахонин, нога, смотрю, дернулась. Хотел, наверное, выйти, да что-то нерешительно повел себя. Не надо, Вахонин, стесняться своих желаний. Особенно, когда они похвальные. А хотеть в наряд, это — похвально. Давай, выходи к своему товарищу.

Командир взвода с довольным выражением лица посмотрел на двух жертв своего выбора.

— Хорошо идем. Еще один доброволец есть. И дополнит тройку лучших бойцов у нас… Во! Соколов, выходи к банде. Посмотри, какие орлы. Они –орлы, а ты — Соколов. Чуешь, как совпало? Спасибо, товарищи, за добровольное решение. А сейчас, разойтись…

Ну, наряд, так наряд. Подумал я. Надо же было когда-то заступать. Лучше в наряд, чем обратно в санчасть. Все познается в сравнении. Итак вздрагиваю каждый раз, когда вижу вдалеке кого-то похожего на начмеда. Будь это реально настоящие чувства, я бы, может, и бился за нашу любовь. Но помирать ради Ольги Валерьевны, что-то мне не хотелось.

На следующее утро все было, как обычно. Зарядка, завтрак и так далее.

А потом нас ждал наряд. Как оказалось, из каждой батареи брали по несколько человек. Был еще один дежурный по столовой, ну пока я его не видел.

Сержант Стегачев приказал заступающим в наряд, то есть мне, Исаеву и Вахонину, готовиться.

— Слушайте сюда, доблестные войны третьей батареи. Сегодня вы приступите к наряду. Окунетесь, так сказать, с головой во все прелести солдатской службы. Всем привести себя в порядок, чтобы были, как с иголочки. Подшиться тем, кто успел за утро обосраться. Форма должна блестеть. Сапоги начистить, чтобы были готовы, как на смотр. Уяснили бойцы?

Я, само собой, испытывал дикое желание сообщить сержанту, что форма никак блестеть не может. Но сдержался. Блин, умнею на глазах.

— Так точно, товарищ сержант! — ответили мы хором.

— Разойтись!

Все разбрелись по своим местам и принялись готовиться к наряду. На всякий случай я переподшился, проверил еще раз свою форму на предмет чистоты, натер сапоги так, что можно было видеть свое отражение. После обеда, как ни странно, нам дали немного времени отдохнуть. Целых полтора часа. Я прям удивился. Что за удивительное чудо? Это время пролетело буквально за минуту.