Гость - Ли Чайлд

— Я не обязана отчитываться перед ним в том, куда езжу.

Дирфильд усмехнулся.

— Я имел в виду не ту информацию, которую вы выдаете Ричеру. Я говорю о том, что я извлек из всего этого. Вот сейчас я выяснил, что Ричер понятия не имел, где вы находитесь.

— И что с того?

— Это должно было бы его беспокоить. И это действительно его беспокоило. Попав в Квантико, Ричер сразу же попытался связаться с вами по телефону. Позвонил на работу, домой, на сотовый. Вечером снова проделал то же самое. Он звонил, звонил, звонил, и никак не мог вас застать. Он очень беспокоился.

Джоди взглянула на Ричера. У нее на лице мелькнуло выражение тревоги, даже вины.

— Наверное, мне следовало обо всем его предупредить.

— Ну, это уже вам решать. Я не собираюсь учить вас, как налаживать взаимоотношения. Но вот что любопытно: затем Ричер перестал беспокоиться. Перестал вам звонить. Почему же? Ему стало известно, что вы находитесь в полной безопасности в Лондоне, в Англии?

Джоди начала было отвечать, но остановилась.

— Принимаю ваше молчание за отрицательный ответ, — продолжал Дирфильд. — Вы тревожились по поводу Петросяна, поэтому предупредили всех на работе молчать о том, где вы. Так что у Ричера были все основания считать, что вы по-прежнему находитесь в городе. Но внезапно он перестал беспокоиться. Ричер понятия не имеет, что вы в полной безопасности, потому что находитесь в Лондоне, в Англии; но, может быть, он знает, что вы в полной безопасности по какой-то другой причине, например, потому что ему известно: Петросяну недолго оставаться помехой.

Джоди снова уставилась в пол.

— Ричер человек умный, — сказал Дирфильд. — Я думаю, он свистнул какому-то своему дружку, чтобы тот выпустил в Чайнатауне лису в курятник, а сам стал спокойно ждать, пока китайские банды сделают то, что они обычно делают, когда кто-то лезет в их дела. И Ричер считает, что он остался в стороне. Он уверен, что мы никогда не отыщем его дружка, он не сомневается, что китайцы не побегут жаловаться к нам на то, что их притесняют. И еще Ричер знает, что в тот момент, когда старина Петросян помимо своей воли чересчур близко познакомится с мачете, сам он будет сидеть взаперти в своей комнате в Квантико. Вот какой он умный.

Джоди молчала.

— Но Ричер чересчур самоуверен, — продолжал Дирфильд. — Он перестал пытаться связаться с вами за два дня до того, как Петросян сыграл в ящик.

На кухне наступила тишина. Дирфильд повернулся к Ричеру.

— Ну как, я попал в самую точку?

Ричер пожал плечами.

— Почему кто-то должен беспокоиться насчет Петросяна?

Дирфильд улыбнулся.

— О, разумеется, мы не можем ни о чем говорить вслух. Мы никогда не признаемся в том, что Блейк хоть словом обмолвился с вами об этом. Но, как я уже сказал мисс Джекоб, информация — великая сила. Я просто хочу быть на все сто процентов уверен в том, что именно произошло. Если это вы разворошили осиное гнездо, просто признайтесь в этом, и, возможно, я лишь похлопаю вас по плечу за отлично выполненную работу. Но если на самом деле все произошло совершенно случайно, нам необходимо об этом знать.

— Я не понимаю, о чем вы говорите, — сказал Ричер.

— Итак, почему вы перестали звонить мисс Джекоб?

— Это касается только меня.

— Нет, это касается всех, — возразил Дирфильд. — В первую очередь, это касается мисс Джекоб, я прав? И меня тоже. Так что расскажите мне все. И не спешите радоваться, Ричер, что вы уже выбрались из глухого леса. Несомненно, Петросян был тем еще мерзавцем, но его смерть по-прежнему остается убийством, и мы можем повесить на вас очень убедительный мотив, на основании того, что в тот вечер вас видели в переулке два заслуживающих доверия свидетеля. Можно будет предъявить обвинение в сговоре с неизвестными лицами. Если вести дело аккуратно, вы проведете в тюрьме два года, лишь дожидаясь судебного разбирательства. Быть может, присяжные в конце концов вас все же оправдают, но кто может знать наперед, что придет в голову присяжным?

Ричер ничего не ответил. Джоди встала.

— Мистер Дирфильд, немедленно покиньте эту квартиру, — сказала она. — Я все еще представляю интересы мистера Ричера, и здесь не место для подобных разговоров.

Медленно кивнув, Дирфильд огляделся вокруг, словно впервые заметив обстановку кухни.

— Да, разумеется, мисс Джекоб. Так что, вероятно, нам придется продолжить этот разговор в более подходящем месте. Возможно, завтра, возможно, на следующей неделе, возможно, в следующем году. Как правильно заметил мистер Блейк, нам известно, где вы живете.

Он развернулся. Песок на его ботинках громко захрустел в тишине. Его шаги удалились через гостиную; входная дверь открылась и захлопнулась.

— Значит, ты убрал Петросяна, — сказала Джоди.

— Я его даже пальцем не тронул, — возразил Ричер.

Она покачала головой.

— Эти отговорки оставь для ФБР, хорошо? Ты подстроил, организовал, спровоцировал его смерть — не знаю, как правильнее это назвать. Ты его убрал — это верно так же, как если бы ты сам выстрелил в него.

Ричер промолчал.

— А я предупреждала тебя не делать этого, — продолжала Джоди.

— Бюро ничего не сможет доказать.

— Неважно. Разве ты не понимаешь? Оно может попробовать доказать. И Дирфильд не шутил насчет двух лет за решеткой. Обвинение в бандитских разборках? Любой суд поддержит его обеими руками. Никаких освобождений под залог, постоянные переносы рассмотрения дела, прокурор будет потирать руки от радости. Это не пустая угроза. Ты у ФБР в руках. О чем я тебе уже говорила.

Ричер молчал.

— Зачем ты это сделал?

Он пожал плечами.

— По многим причинам. Сделать это нужно было обязательно.

Наступило длительное молчание.

— А мой отец согласился бы с тобой? — наконец спросила Джоди.

— Леон? — сказал Ричер. Его мысли вернулись к фотографиям из папки Козо. Свидетельствам творчества Петросяна. Снимки убитых женщин, уложенных в позы фотомоделей из модных журналов. Изувеченных, растерзанных. — Ты шутишь? Леон поддержал бы меня, не раздумывая ни секунды.

— И сделал бы то, что сделал ты?

— Скорее всего.

Джоди кивнула.

— Да, вероятно, ты прав. Но посмотри вокруг, хорошо?

— Что я должен увидеть?

— А что ты видишь?

Ричер огляделся.

— Квартиру.

— Мою квартиру, — кивнула она.

— Ну и?

— Я здесь родилась и выросла?

— Разумеется, нет.

— А где я выросла?

Он пожал плечами.

— Как и я, на военных базах, разбросанных по всему свету.

— Где мы с тобой познакомились?

— Ты сама прекрасно это знаешь. В Маниле. На военной базе.

— Помнишь то бунгало?

— Конечно, помню.

Джоди кивнула.

— И я тоже помню. Крохотное, пропитанное вонью, и с тучами тараканов размером с ладонь. И знаешь что? Это было лучшее место, где я жила в детстве.

— И?

Она указала на свой кожаный чемоданчик, набитый юридическими бумагами.

— Что это?

— Твой чемоданчик.

— Совершенно верно. Не винтовка, не карабин, не огнемет.

— И что?

— А то, что теперь я живу в квартире в Манхэттене, а не на военной базе, и вместо стрелкового оружия ношу чемоданчик.

Ричер кивнул.

— Мне это прекрасно известно.

— А знаешь, почему?

— Полагаю, потому, что ты этого хочешь.

— Вот именно. Потому что я этого хочу. Я сделала сознательный выбор. Сама. Я выросла в армии, как и ты, и если бы захотела, могла, как и ты, стать военным. Но я не захотела. Я захотела учиться в университете, на юридическом факультете. Я захотела устроиться на работу в крупную фирму и со временем стать партнером. И почему?

— Почему?

— Потому что я хотела жить в мире, где правят законы.

— В армии законов предостаточно, — заметил Ричер.

— Это не те законы. Я мечтала о гражданских законах, Ричер. Цивилизованных законах.

— И что ты всем этим хочешь сказать?

— А то, что я много лет назад навсегда рассталась с армией и не хочу в нее возвращаться.

— Никто и не предлагает тебе вернуться в армию.

— Но с тобой мне начинает казаться, что я снова в армии. И даже хуже. Ты расправился с Петросяном? Я не желаю жить в мире, где действуют такие законы. И тебе это прекрасно известно.

— Так как же я должен был поступить?

— В первую очередь, ты не должен был ни во что вмешиваться. В тот самый первый вечер в ресторане ты должен был спокойно уйти и вызвать полицию. Вот как поступают здесь.

— Где здесь?

— В цивилизованном мире.

Ричер сел на табурет и положил руки на стол. Растопырил пальцы и прижал ладони. Крышка стола была холодной. Что-то вроде гранита, серого и блестящего, отшлифованного так, чтобы на поверхности сверкали крошечные искорки кварца. Углы аккуратно скруглены. Крышка имела в толщину около дюйма и, вероятно, стоила очень дорого. Ее место здесь, в цивилизованном мире, где человек готов работать сорок часов, сто, двести часов, а затем обменивать полученное за труд вознаграждение на предметы, которые, как ему кажется, сделают более красивой его кухню в дорогих отреставрированных зданиях на Бродвее.