Гость - Ли Чайлд

Харпер мрачно усмехнулась.

— Нам всем хочется это узнать, Ричер. Вся загвоздка состоит в том, чтобы придумать, как это сделать.

Ты гений, вот ты кто. Абсолютный гений, кладезь сверхчеловеческих способностей. Готовы уже четверо! Раз, два, три, четыре. И четвертая была лучше всех. Сама Элисон Ламарр! Ты снова и снова перебираешь случившееся в памяти, мысленно прокручивая, словно видеофильм, проверяя, оценивая, изучая. И наслаждаясь. Потому что на данный момент это лучшее. Больше всего удовлетворения, больше всего радости. И самое сильное воздействие. Выражение ее лица, когда она открыла дверь! Смутное озарение, удивление, радушная улыбка!

И ни одной ошибки. Ни одной. Все выполнено безукоризненно, от начала и до конца. Ты проигрываешь заново каждое свое действие в мельчайших подробностях. Никаких отпечатков пальцев, никаких следов. Никаких признаков твоего присутствия. Разумеется, помогло расположение дома. Никого на многие мили вокруг. Операция была совершенно безопасной. Возможно, надо было повеселиться чуть больше. Например, заставить Ламарр спеть. Или потанцевать! Можно было провести с ней чуть больше времени. Все равно никто бы ничего не услышал.

Однако этого не было, потому что очень важно придерживаться строгого рисунка. Рисунок тебя оберегает. Ты мысленно оттачиваешь все мелочи, полагаясь на знакомое. Рисунок был составлен на самый худший случай, каковым, вероятно, была та сучка Стэнли в Сан-Диего. Повсюду соседи! Маленькие картонные домики, громоздящиеся друг на друге! Придерживаться рисунка — вот ключ к успеху. Думать, думать, думать. Просчитывать все заранее. И строить планы на будущее. Да, уже покончено с номером четвертым, и ты имеешь полное право снова и снова мысленно повторять случившееся, наслаждаться своей гениальностью, но затем надо будет перестать думать о прошлом, закрыть за ним дверь и начать готовиться к номеру пять.

Еду́ на борту самолета предложили как раз такой, какой и можно было ожидать в полете, который начался между обедом и ужином и пересек все часовые пояса, имеющиеся на континенте. С уверенностью можно было сказать только то, что это был не завтрак. Еда состояла в основном из булочек из сдобного теста с запеченными ветчиной и сыром. Харпер есть отказалась, поэтому Ричер поглотил две порции. Затем подкрепил силы кофе и погрузился в размышления. В основном он думал о Джоди. «Но нужна ли мне та жизнь, которую ведешь ты, и наоборот?» Во-первых, каждому надо определить свою жизнь. Ричер прикинул, что с Джоди все понятно. Юрист, владелец собственности, житель большого города, любит джаз, любит современное искусство. Человек, стремящийся к определенности, в первую очередь потому, что ему слишком хорошо известно, что такое неприкаянность. Если кто-то и имел право жить на четвертом этаже старинного здания на Бродвее в окружении музеев, галерей искусств и музыкальных клубов в подвальчиках, то именно Джоди.

Ну а он? Что доставляет ему счастье? Конечно, быть рядом с Джоди. Тут никаких сомнений. Ричер вспомнил тот июньский день, когда он снова вернулся в ее жизнь. Заново пережил то мгновение, когда увидел Джоди и понял, кто она такая. Тогда он ощутил потрясение, сравнимое с тем, как если бы получил мощный разряд тока. Разлившийся по всему его телу. И сейчас Ричер пережил то же самое, и только потому, что просто подумал об этом. В своей жизни ему редко доводилось испытывать что-то подобное.

Редко, но все же доводилось. То же самое он испытывал время от времени с тех пор, как уволился из армии. Ричер вспомнил, как выходил из автобусов в городках, о которых никогда не слышал, в штатах, в которых никогда не бывал. Вспомнил ощущение солнечного тепла на затылке и асфальта под ногами, вспомнил дороги, расстилающиеся перед ним до самого горизонта. Вспомнил, как он отсчитывал мятые доллары администраторам забытых богом мотелей, как получал взамен старые бронзовые ключи, вспомнил пахнущие сыростью номера в дешевых гостиницах, скрип пружин незнакомых кроватей. Жизнерадостных официанток в маленьких столовых. Длящиеся минут десять разговоры с водителями, согласившимися его подвезти, — мимолетные контакты двух из нескольких миллиардов обитателей нашей планеты. Это была жизнь бродяги. Ее очарование значило для Ричера многое, и он скучал по этому с тех самых пор, как вынужден был безотлучно торчать в Гаррисоне и дома у Джоди. Очень скучал. Ему было плохо. Так же плохо, как сейчас, когда он скучал по Джоди.

— Ну как, есть прогресс? — спросила Харпер.

— Что? — встрепенулся Ричер.

— Ты погрузился в раздумья. Перестал замечать окружающую действительность.

— Да?

— Так о чем же ты думал?

Он пожал плечами.

— О скалах и твердых поверхностях.

Харпер удивленно посмотрела на него.

— Ну, это нас никуда не приведет. Так что думай о чем-нибудь другом, хорошо?

— Хорошо.

Отвернувшись, Ричер попытался прогнать из мыслей Джоди. Попытался думать о чем-нибудь другом.

— Наблюдение, — вдруг произнес он.

— Что ты хочешь сказать?

— Мы предполагаем, что убийца сначала наблюдает за домом, так? По крайней мере, целые сутки. Возможно, он уже прятался где-то рядом как раз тогда, когда мы там были.

Харпер поежилась.

— Мурашки по коже бегут. Но что с того?

— А то, что вам нужно проверить регистрационные книги всех мотелей, прочесать окрестности. Искать следы. Только так можно будет добиться результатов. Бесполезно пытаться творить чудеса, сидя на пятом этаже под землей в Вирджинии.

— Там никаких окрестностей нет. Ты сам все видел. Так что нам не с чем работать. Я уже устала повторять это.

— А я устал повторять, что работать всегда есть с чем.

— Да-да, убийца чрезвычайно умен, краска, география, уединенные места.

— Именно. Я не шучу. Эти четыре обстоятельства обязательно выведут вас на него. Блейк тоже вылетел в Спокан?

Харпер кивнула.

— Мы встречаемся на месте преступления.

— В таком случае, он должен будет сделать то, что я ему скажу, в противном случае я разворачиваюсь и ухожу.

— Не перегибай палку, Ричер. Ты лишь обеспечиваешь связь с армией, следователем тебя никто не назначал. А Блейк в отчаянном положении. Он может заставить тебя остаться силой.

— Все его угрозы иссякли.

Харпер нахмурилась.

— И не надейся на это. Дирфильд и Козо работают над тем, чтобы заставить тех китайцев дать показания против тебя. Они попросят иммиграционную службу проверить всех нарушителей, и та найдет около тысячи нелегалов среди одной только ресторанной прислуги. Начнутся разговоры о депортации, но большим шишкам в китайском землячестве также намекнут о том, что готовность к сотрудничеству в одном маленьком деле поможет полностью решить эту проблему. И те заставят своих ребят вывалить все то, что мы от них ждем. Максимум пользы для максимума людей, верно?

Ричер ничего не ответил.

— Бюро всегда добивается того, что хочет, — подвела итог Харпер.

Однако есть одна проблема в том, чтобы снова и снова прокручивать случившееся словно видеозапись: постепенно начинают закрадываться сомнения. Ты в который раз перебираешь в памяти то, что произошло, и начинаешь сомневаться, действительно ли было сделано все то, что нужно было сделать. Ты сидишь в полном одиночестве и думаешь, думаешь, думаешь, и воспоминания начинают расплываться; чем больше вопросов ты задаешь, тем меньше в тебе уверенности. Одна пустяковая мелочь. Была ли она сделана? Была ли она сказана? Ты помнишь, что у Каллан это было сделано. Помнишь наверняка. И у Каролины Кук. Да, определенно. Ты тоже это помнишь. И у Лорейн Стэнли в Сан-Диего. А что насчет Элисон Ламарр? Было ли это сделано? Или по твоему приказу это сделала она сама? Было ли это? Ты сомневаешься.

Нет, вернулась твердая уверенность, что все было сделано так как надо. А может быть, это лишь следствие бесконечных прокруток в памяти? Быть может, вступает в дело рисунок, заставляя тебя предположить, что событие случилось, так как до этого оно случалось всегда? Однако, быть может, на этот раз произошло упущение. И это тебя страшно пугает. Ты начинаешь со страхом копаться в памяти, и чем больше копаешься, тем больше убеждаешься в мысли, что на этот раз произошел прокол. Эта мелочь вылетела у тебя из головы. Были ли сказаны нужные слова? Получила ли Ламарр приказ? Возможно, не получила. И что тогда?

Ты заставляешь себя встряхнуться, успокоиться. Ты обладаешь сверхчеловеческим талантом, поэтому сомнение, тревога — это не для тебя. Вздор. Нелепость! Поэтому ты выбрасываешь все это из головы. Но беспокойство не желает расставаться с тобой. Оно усиливается, становится все громче, громче. И в конце концов ты остаешься сидеть в полном одиночестве, зная наверняка, что наконец допущена первая маленькая ошибка.