Катары - Роже Каратини

Епископ Фульк снова взялся за свое: «Если вы хотите крепко держать в руках этих людей, благородный граф, вот как надо действовать: я обещал им помощь Церкви, если они будут разорены, воспользуйтесь этим, чтобы заткнуть им рот. Велите сломать заграждения, которые они возвели в городе, отнимите у них оружие и доспехи и известите всех, что тот, кто станет их прятать, будет караться смертью. Не стесняйтесь проводить обыски, и, если найдете в сундуках деньги, берите их. Обирайте этих горожан: на их золото вы сможете нанять сильное войско, достойное такого завоевателя, как вы; вы сможете снова забрать Гасконь, Каталонию, Прованс и Бокер, которые бывший граф Тулузский, Раймонд Старый, только что у нас отнял при помощи своего сына. Постарайтесь захватить в плен этих двоих, сошлите их заложниками в отдаленные земли, вычерпайте до дна их казну, и тогда вы, граф Монфор, сделаетесь бесспорным властителем Гаскони».

«Благородный граф» все еще колебался между великодушным поступком и замашками пирата, но одного названия Бокера оказалось достаточно, чтобы он встрепенулся: Монфор не смог примириться с утратой своих провансальских крепостей. Повернувшись к остальным, он резко и гневно проговорил: «Провансальские бароны меня предали, и они дорого за это заплатят! Но я не допущу, чтобы то же повторилось и в Тулузе, так что могу вам обещать, что, если они немедленно не покорятся, я обращу город в дымящиеся развалины».

«Вы толкаете моего брата на преступление, — возразил Ги де Монфор сторонникам силовых методов. — Если он обратит Тулузу в прах, население города, пусть даже и поредевшее, будет его ненавидеть так сильно, что придется ему отказаться от своих прав и навсегда покинуть город».

«Граф Ги говорит правильно, господа, — поддержал его один из приближенных Монфора. — Тулузцы никогда не забудут своих сыновей и друзей, погибших от ваших рук, и никогда не перестанут вас ненавидеть. Когда граф Раймонд вернется в свои сожженные стены, его возвращение заронит в их сердца новую ярость, и горе нам, если тулузцы тогда еще будут в состоянии сражаться!»

«Покончим с этим, господа, — сказал Фуко де Берзи, рыцарь-разбойник, и скорее разбойник, чем рыцарь, следовавший за Монфором с самого начала крестового похода. — Советовать Симону разрушить этот город, снести до основания его стены, сжечь его дворцы, украсть его золото означает желать всем нам погибели и вечного проклятия. Тулуза, ее стены и богатства, которые в них заключены, — лучшее оружие нашего графа, а следовательно, и наше: он не имеет права его утратить. Для него лучше обходиться с тулузцами уважительно, успокоить их, сделать так, чтобы они его полюбили, И тогда его слава и его могущество заставят содрогнуться всю Испанию».

К несчастью, эта речь пропала даром, к тому же и люди Монфора уже рассыпались по городу. Они пинками и ударами кулаков останавливали встречавшихся им на пути тулузцев и загоняли их в качестве заложников в хорошо охраняемый лагерь; там набралось четыреста человек, которые всю ночь дрожали под проливным дождем. На следующее утро, едва рассвело, граф и епископ велели отвести их в церковь Сен-Пьер[111], где ученый законник произнес перед ними следующую краткую речь:

«Жители Тулузы, мой сеньор граф

приказывает следующее: соглашение,

заключенное с епископом, считать недействительным.

Не зовите на помощь ни Бога, ни его священников.

Одному лишь Монфору вы должны быть верны,

не боясь смерти, которая может забрать вас.

Либо вы покоритесь его справедливому приговору,

либо будете изгнаны на все четыре стороны

с одним лишь пропуском, скрепленным его печатью».

(ПКП, 177)

Обещанное соглашение на деле было подло подстроенной ловушкой. Собравшаяся толпа оторопела, ничего не понимая. Тулузцы осознали, что у них остается лишь один-единственный выбор: между смертью и рабством. Один из горожан воскликнул, обращаясь к толпе:

«Я ухожу, господа!

Покидаю мое добро, оставайтесь с вашими хозяевами.

Пропуск, и только, и я с вами прощаюсь!»

«Погодите минутку, — сказали ему, — он идет!»

Кулаки сержантов обрушились на его голову.

И вот он уже крепко скован по рукам и ногам,

и отведен в тюрьму, и надеяться может только на Бога.

Другие, видя, как жестоко с ним обошлись,

настолько испугались, что ни слова больше не проронили.

Они плакали, закрыв лица руками, сдержали свою ярость,

они в ловушке, они побеждены.

(ПКП, 177) 5. МОНФОР НАКАЗЫВАЕТ ТУЛУЗУ (конец 1216 г. — начало 1217 г.)

Тулузцы, охваченные негодованием, возмущенные тем, насколько низко были обмануты, вернулись домой, и Монфор немедленно бросил на город свои войска: его люди вышибали двери домов, шарили повсюду, забирали все оружие, какое удавалось найти. Поскольку граф более всего опасался именитых горожан, он разослал во все кварталы Тулузы глашатаев, велел трубить в рог и призывать рыцарей, знатных дам и всех состоятельных людей покинуть город в кратчайший срок; вместе с тем он сообщил, что нуждается в их деньгах для того, чтобы победить ересь, и что им придется заплатить особый налог еще до ближайшего дня Всех Святых. А пока что он поручил могучим солдатам вывести за городские укрепления сливки Тулузского общества вместе с их роскошными и упитанными женами и прогнать, ослепших от пыли и дрожащих от ярости, прочь из города, словно паршивых псов.

«Благородный граф» объявил, что накажет Тулузу, разрушив ее дома и ее памятники, и обещание свое сдержал. Силой пригнали к укреплениям народ с лопатами, заступами, кирками и молотами, чтобы снести городские стены и сбросить камни в ров. Послушайте, как автор «Песни о крестовом походе» жалуется, горюет о разрушении своего прекрасного города, рассыпающегося на куски:

Прекрасные дворцы, роскошные здания,

только построенные дома, старые башни,

муниципальный совет, укрепления, прочные стены

разрушены, снесены до основания,

среди обломков, внутри и снаружи,

под одним и тем же небом играют собаки и дети.

Заложники уходят в неизвестность

в дальние края, со связанными руками,

в тяжких цепях, их оскорбляют, пинают,

бьют на каждом шагу, страдания их беспредельны.

(ПКП, 179)

Теперь злоба и бешенство Монфора не знали границ. Он без умолку говорил о том, что обдерет до костей этот дерзкий город, подожжет его, истребит его население. Тщетно брат, сир Ги де Монфор, молил его умерить ярость. «Не поддавайтесь охватившей вас ненависти, — уговаривал он. — Велите им отдать вам все золото и серебро, в которых вы нуждаетесь, но Бога ради, пощадите их жизнь и их дома...»

Зато епископ Фульк, забыв, что служит в Тулузе религии любви, а не ненависти, поощрял графа в его бесчеловечном стремлении разрушать. Если те слова, которые вложил в его уста автор второй части «Песни о крестовом походе», по сути своей верны, мы можем лишь содрогнуться, читая их:

«Мессир, — сказал епископ, — будьте решительнее.

Сдирайте без жалости у них кожу с хребтов

и оберите их до последнего гроша.

Потребуйте, чтобы они до дня Всех Святых

заплатили вам не меньше тридцати тысяч марок серебром.

Разорите этих бродяг. Оставьте им лишь

глотку, чтобы стонать, и глаза, чтобы плакать.

Обходитесь с ними как с бесправными рабами,

тогда отобьете у них охоту кусать вас».

(ПКП, 179)

Все участники этого импровизированного совета его поддержали, и подручные Монфора обрушились на славный город, угрожая, избивая, высаживая двери домов, круша все на своем пути, опустошая сундуки и дари, нападая на всех встречавшихся им горожан и горожанок с криками: «Пусть живут, если им хочется, но на коленях!» Они тащили из амбаров мешки с мукой и зерном, забирали вино и вяленое мясо, срывали парчу и греческие шелка, украшавшие дома зажиточных горожан. К вечеру этого страшного дня Тулуза превратилась в груду обуглившихся развалин, еще продолжавших дымиться. Тулузцы после этого в течение двух месяцев будут оплакивать свой город и свое прошлое, испепеленные перед их растерянными взглядами, а тем временем тот, кого именовали «благородным графом», де Монфор станет наслаждаться своей победой над дважды покоренным городом, на этот раз захваченным изнутри. Главной заботой графа теперь стала предстоящая женитьба его младшего сына, Ги де Монфора, на графине Петронилле де Бигорр[112].

Затем Монфор, жадный до новых земель, направился в долину Арьежа, где намеревался осаждать Монгренье, владения Роже-Бернара, сына его давнего врага, графа де Фуа; позарился он и на соседние земли и замки. Затем, в начале весны 1217 года, он велел седлать лучших коней, созвал самых отважных рыцарей, покинул Тулузу, перебрался через Гаронну и, повернув прямиком по направлению к Сен-Годану, направился в гасконские земли, где почти без боя завладел несколькими феодами (в частности, теми, что принадлежали графу де Фуа). Он устроил там настоящую резню, истребляя «мирных и кротких людей, стремящихся к свету», спокойно работавших на своих полях.