Любовница Фрейда - Дженнифер Кауфман

Теперь она уплыла далеко-далеко. За тысячи и тысячи миль. Его голос был почти не слышен. Минна забыла, кто она такая, кто он такой. И как же прекрасно было это забвение!

Глава 28

Поезд мчался, рассекая ночь, спускаясь с высоких равнин Германии в глубокие складчатые долины и густые черные леса. Он с грохотом и тряской останавливался в многочисленных мелких селениях, после того как пересек щвейцарскую границу, и около полуночи вдруг замер в чистом поле. Минна отворила окно и выглянула в темноту. Воздух стал холоднее, он истончился и казался чужеродным, почти угрожающе неприветливым. Минна закрыла окно и свернулась калачиком под боком у Зигмунда.

В пять часов утра они пересели на поезд местной железной дороги Раетиан, направляющийся в Верхний Энгадин. В нем не было ни вагона-ресторана, ни купе первого класса, и — увы! — ни шампанского, ни горячей воды. Это был маленькая железная колымага, сохранившаяся с тридцатых годов. Она кряхтела и вздыхала, взбираясь на каменистые кручи, испуская протяжный, почти болезненный свист на каждом крутом повороте или при въезде в туннель.

Минна и Фрейд сидели друг против друга на деревянных скамейках купе, их пальто болтались на крючках, а саквояжи и прочие пожитки тряслись на багажной полке над окном. Фрейд смотрел в окно, а потом потянулся за своим портфелем. Порывшись в нем, он извлек оттуда стопку бумаг. Они проезжали через призрачно-туманные средневековые города. Зигмунд работал, а Минна читала «Гамлета» в переводе Шлегеля и Тика, который Фрейд использовал для своих исследований сновидений.

Протягивая Минне тоненькую книжицу, он сказал, что теперь убежден: Шекспир — миф, а настоящим автором великих сочинений был Эдуард де Вер, семнадцатый граф Оксфорд. Он привел ей целый перечень доводов, начиная с того, что только высокородный дворянин мог с таким знанием дела описывать все перипетии и интриги жизни королевского двора, и заканчивая тем, что Шекспир не оставил после себя ни переписки, ни оригинальных рукописей, которые свидетельствовали бы о подлинности его авторства.

— Очень впечатляюще, Зигмунд, — заметила Минна, — однако звучит сомнительно.

— Уверен, что я прав. Даже Марк Твен согласен со мной.

— Ну, раз сам Марк Твен согласен, то это не может не быть правдой, — засмеялась она.

Какое-то время они ехали молча. Поезд начал взбираться на крутые скалистые склоны Бергальи. Зигмунд вдруг оторвался от чтения и потер глаза.

— Трудно? — спросила она.

— Невероятно.

— Расскажи мне.

Фрейд говорил спокойно и методично, а она смотрела ему в лицо. Он рассказывал о новых теориях, какие открылись ему в процессе самоанализа, который он провел, работая над книгой сновидений. Зигмунд начал с того, что человек — существо нерациональное вопреки расхожим суждениям, и «мы помешиваем котел с противоречивыми желаниями, которые едва ли можем держать в узде».

— А как же Кант и Спиноза, как же теории рационального человека? — поинтересовалась Минна.

— Они устарели. Это чистая философия, лишенная научной основы.

— Если ты намерен опровергнуть великих западных мыслителей, то тебе придется тщательно подготовиться.

— С удовольствием, — усмехнулся он, откинувшись на деревянную спинку скамьи и скрестив руки.

Зигмунд объяснил, что человеческая психика подразделяется на три части: ид, эго и суперэго, которые постоянно воюют друг с другом. Ид олицетворяет дикие человеческие страсти, эго — его разум.

— Представь всадника на коне. Эго — всадник, а ид — конь. Задача всадника взнуздать норовистую лошадь и удерживать ее от искушений, возникающих в обществе.

Потом он описал третью составляющую человеческой психики — суперэго, оно является самым ошеломляющим из его научных открытий. Согласно его теории, суперэго можно сравнить с совестью, но Фрейд поспешил уточнить, что суперэго гораздо сложнее и объемнее. Суперэго — наш бессознательный и очень строгий судья, он приговаривает, поощряет или наказывает неприемлемые импульсы человеческого ид.

— Я не совсем уверена, что понимаю тебя, Зигмунд, — произнесла Минна. — Как это все происходит? Кто с кем сражается?

— Например, если мужчину страстно влечет к женщине, то это страсть его ид, которая ищет возможности выразиться. И поскольку цивилизованные правила почему-то полагают эту страсть греховной, в дело вступает эго, подавляя ид. Однако суперэго тоже может вмешаться в драку, используя агрессивное самобичевание. Вплоть до попытки полного уничтожения всепоглощающего влечения. Впрочем, стараясь держать в узде все эти элементы, мы действуем скорее во вред себе, чем во благо. Так никогда не добиться внутреннего мира.

— То есть ты утверждаешь, что быть счастливым можно, только дав этим троим высказаться?

— Вот именно, моя дорогая.

Минна подумала, что счастье в мире Фрейда — это все, что связано с плотской любовью.

Летели часы. Они спали, читали, кутались в пальто, жалуясь проводникам на холод, пристегивались к скамейкам ремнями, когда поезд карабкался по крутому склону долины, а потом выровнялся и покатил в сторону горного хребта Веттерхорн. Всюду открывался живописный вид, и Фрейд рассказывал Минне о Малойе, куда они направлялись, о потаенных озерах, о водопадах, о высокогорных пастбищах, о свежем воздухе, от которого кружится голова.

Минна ласково склонила голову ему на плечо, ее рука в перчатке крепко держала его под руку, и счастье переполняло ее, как никогда прежде. И чем дальше увозил их поезд в эту холодную, таинственную местность, тем радостнее становилось у нее на сердце. Она была свободна, свободна, как заключенный, совершивший побег из тюрьмы. И хотя Минна сознавала, что эта божественная интермедия быстротечна, все же призрак неотвратимого фатума не мог испортить ей настроение. В сиянии послеполуденного солнца она закрыла глаза и постаралась забыть о том, как плохо поступает.

Глава 29

Под вечер Минна и Фрейд сошли с поезда в Малойе. Платформа была пустынна, никто не попался на глаза, кроме юной девицы, облаченной в театральную версию местного костюма альпийской крестьянки, которая стояла у сувенирной тележки. Рядом с ней дремала седая пастушья собака.

Фрейд нетерпеливо зашагал по платформе, высматривая экипаж, а Минна подошла к девушке и принялась разглядывать открытки с ледниками, эдельвейсами и форелью крупным планом.

Они, вероятно, разминулись с группой офицеров местного гарнизона, которая реквизировала все пролетки для перевозки членов императорской семьи и ее окружения. Начальник станции сообщил, что императорская чета всегда останавливается в одной и той же гостинице — отеле «Швайцерхаус», а когда она выразила удивление, добавил, что царственные особы приезжают в это время года «ради нашего свежего воздуха и целительных вод горных источников». Другие транспортные средства будут доступны через несколько минут.

Минна устроилась на грубо сколоченной деревянной скамье, вдыхая струящийся с гор острый и чистый воздух, напоенный ароматом хвои и диких цветов. Перед тем как они сели в следующую пролетку, Минна заметила, что Фрейд подошел к девушке с сувенирами, купил несколько открыток и спрятал в карман.

В восьмом часу они прибыли к месту назначения — элегантному альпийскому курорту, окруженному садами с ухоженными тропинками. Солнце, которое иногда зависало в небе до десяти вечера, теперь пряталось за облаками, плывущими из-за ледников. Температура падала, и окна припорошил мелкий снежок, но в великолепном вестибюле в стиле модерн было тепло, он сиял изысканными люстрами и соблазнял гостеприимными диванами. Женщины в вечерних платьях и дорогих украшениях сидели в кожаных креслицах и беседовали на смеси французского и немецкого языков. Минне послышались звуки скрипок, долетевшие из гостиной. В рыжих волосах одной красавицы, обернутой в золотистый шелк, сверкала крошечная тиара, уютно угнездившаяся среди сплетения кудрявых локонов. Красавица протянула пробегавшему мимо официанту пустой бокал, давая понять, что его необходимо снова наполнить.

Минна не смогла удержаться и рассмеялась тихо, но с наслаждением. Она улыбнулась Фрейду, а тот сжал ее руку.

— Ты одобряешь мой выбор? — спросил он.

— Очень жаль, что ты не смог найти для нас хорошенькую гостиницу.

Швейцар внес их вещи, а администратор предложил им напитки и проводил к стойке. Вдруг Минна ощутила неловкость, от нервного напряжения у нее покалывало кончики пальцев, она опустила голову и уставилась на буковые паркетные половицы. Минна слышала, как Фрейд назвал свое имя, подчеркнув, что заказывал номер люкс с видом на горы. Она отвлеклась от созерцания паркета и молча наблюдала, как он записывает в регистрационную книгу в потертом кожаном переплете свое имя: «Д-р Зигм. Фрейд и фрау Фрейд».