Эхо далекой битвы - Диана Торнли

— А каковы другие правила?

Тоназо оглянулся через плечо. Смерил его суровым взглядом.

— Ты узнаешь в свое время.

* * *

Шиоты — островная нация, обитающая на нескольких архипелагах, протянувшихся от восточного побережья самого крупного континента вдоль экватора. Некогда величественные конусы вулканов давно осыпались и поросли лесом, а внизу их окружили города и песчаные пляжи. Башни строений, отразив утренние лучи, на мгновение ослепили Тристана, когда их шаттл вынырнул из ночной половины Калео.

Монастырь Денгау лежал внутри кратера на вершине горы Васика Ок — Вдовья Голова — самой высокой на острове. Солнце еще не добралось до дна кратера, и его скрывала густая туманная пелена, так что лишь в самом конце спуска Тристан сумел различить среди деревьев черепичные крыши домов. Но вскоре монастырь исчез из вида: лабиринт невысоких строений, соединенных крытыми аркадами, окружала стена.

Во дворе располагалось с полдюжины посадочных площадок, две из которых оказались заняты другими шаттлами. Их шаттл опустился рядом.

— Возьми сумку, — сказал Тоназо, заглушив двигатели, — и жди меня здесь.

Сам он направился к ближайшему зданию, старинному деревянному домику с резьбой по углам крыши.

Тристан достал из багажного отделения сумку и покачался на пятках, разминая затекшие ноги.

Солнце поднялось над кратером, коснувшись сначала западной стены, а затем залив светом всю долину. Туман заклубился и исчез, растворившись в небе.

Птичий хор в лесу стал понемногу затихать…

Время шло, и Тристан забеспокоился. Нетерпение нарастало с каждой минутой и вскоре он уже расхаживал по посадочной площадке, бросая взгляды на деревянный домик. Солнце поднималось все выше, становилось жарко. Из-за высокой влажности одежда казалась тяжелой и неудобной.

Под рубашкой катились ручейки пота. Тристан почесался, но легче не становилось.

Потом о себе напомнил желудок. В звездолете перед стыковкой Тристан съел лишь легкий завтрак, а это было несколько часов назад. Раздраженный явным невниманием к себе — а как еще понимать столь долгое ожидание? — он прислонился к шаттлу с затемненной стороны, сложил руки на груди и принялся сверлить взглядом домик, в котором скрылся Тоназо.

Солнце приближалось к зениту, когда тот наконец появился с рюкзаком за плечами, пакетом сухого пайка и фляжкой.

— Это тебе. Пошли. — И повернулся к воротам.

Поймав брошенные ему продукты, Тристан

тяжело двинулся за ним.

— Пойдем куда, разве это не?..

Но он не договорил: тяжелая ладонь возникла ниоткуда: от удара голова юноши мотнулась в сторону, а сам он отлетел к ограждению и с трудом удержался на ногах, ухватившись за металлическую ограду. Нижняя губа, на которую пришлась основная тяжесть удара, моментально распухла, во рту появился сладковатый привкус крови. Больно. Но злость была сильнее боли. Тристан сердито повернул голову.

Тоназо нависал над ним, как черная скала.

— Какое первое правило, йатсу?

Какое-то время, не больше пяти-шести секунд, захлестнутый злостью Тристан уже примерялся, как бы схватить его за колени, повалить и…

— Отвечай, йатсу? — Тоназо сжал кулаки.

Тристан встретил его взгляд, вызывающе помолчал, затем ответил:

— Не говорить, пока не разрешат.

Тоназо сдержанно кивнул.

— Не забывай. А теперь забирай свои вещи. Да поживее.

Пока он искал отлетевший в траву пакет с сухим пайком, вешал на плечо сумку и фляжку, учитель уже подходил к воротам. Стиснув зубы, Тристан последовал за ним.

Лес за стеной был какой-то древний, иначе и не скажешь. Согнувшиеся, изуродованные шрамами деревья, переплетенные корявые корни, низкие ветки. Под зеленым покрывалом леса было так сумрачно, что Тристану пришлось задержаться, пока глаза не привыкнут к темноте. Повсюду трещали, щелкали и шуршали какие-то насекомые. Тяжелый, влажный воздух с запахом гнили. Но зато после долгого ожидания под солнцем стало прохладно.

— Иди за мной, — бросил Тоназо. Он шел по лесу так же легко, проворно и быстро, как и по запруженному толпой залу космопорта станции Ономичи.

Только вот следовать за ним здесь оказалось намного труднее. Перед лицом кружили насекомые, залетали в уши и нос, жужжали и пищали. Тристан отбивался от них одной рукой, другой придерживал ремень сумки. Ноги цеплялись за корни, ветки хватали сумку, норовя сдернуть ее с плеча. Тристан попробовал было повесить ее на руку, но результат оказался еще более плачевным. На Ганволде охотникам не приходилось таскать сумки. Сейчас юноша чувствовал себя таким же неуклюжим, как и тогда, когда Пулу впервые взял его на охоту. Злость закипела в нем, когда он увидел, как ловко обходит все ловушки Тоназо. При этом тот словно не замечал препятствий, тогда как Тристана все эти корни и ветки словно только и ждали.

Что его совсем добивало, так это повышенная влажность. В первые минуты Тристан обрадовался приятной прохладе, но после того, как рубашка облепила тело, а волосы слиплись от пота, он был готов возвратиться на площадку под солнцем. Дышать становилось все тяжелее и, несмотря на то, что воздух, казалось, был до предела насыщен влагой, все сильнее хотелось пить. Вскоре Тристан уже без колебаний приложился к фляге.

Они углубились в лес на два или три километра, когда начался постепенный подъем. Земля становилась более сухой и каменистой. Потом деревья резко поредели, а пологий подъем стал крутым.

Только теперь Тристан понял, что Тоназо ведет его по стене кратера вверх.

Наконец в просвете между деревьями мелькнул склон, и Тристан остановился, чтобы немного отдышаться. Чуть выше, время от времени исчезая за ветками, продолжал подниматься Тоназо. Тристан вытер заливавший глаза пот, раздавил какое-то насекомое на шее и сквозь зубы выругался по-ганиански.

Через минуту он выбрался из леса. Тоназо дожидался его в тени скалистого выступа.

— Поедим здесь, йатсу.

Тристан облегченно вздохнул. После долгого и трудного подъема все мышцы горели огнем, а колени стали, как резиновые. Сбросив с плеча сумку, он невольно зажмурился от боли, пронзившей его плечо и предплечье. Пришлось помассировать пальцы, прежде чем они стали разгибаться и прежде чем ему удалось развязать шнурок и достать лежавший сверху пакет с сухим пайком. Потом он опустился на сумку и отвинтил крышку фляжки.

Однако не успел Тристан поднести фляжку ко рту, как Тоназо ногой выбил из-под него сумку. Юноша рухнул на спину, невольно взмахнув руками. Фляжка отлетела в сторону и исчезла в траве. Бросив злобный взгляд на своего мучителя, Тристан протянул за ней руку, но Тоназо уже наступил на нее ногой.

— Третье правило: никогда не садись. Всегда держи ноги под собой, чтобы при необходимости быстро вскочить. Ты понял, йатсу?

Тристан посмотрел на фляжку — вытекавший из нее ручеек иссяк.

— Да, ишку, — сказал он, не поднимая головы.

— Хм, — пробормотал Тоназо, кивнул и убрал ногу. Юноша схватил флягу.

Практически пустая. Осталось всего несколько глотков.

Он опустился на корточки, по-ганиански, и принялся за сухой паек. Эта поза была ему привычной, так что третье правило Тоназо не показалось Тристану трудным. Только вот ноги от усталости чуть дрожали. Мысль о пролитой воде отозвалась новой волной злости, и юноша с ненавистью посмотрел на Тоназо.

Отдых продлился ровно столько, сколько времени понадобилось Тоназо, чтобы поесть. Тристан еще не закончил, когда его спутник поднялся, забросил рюкзак за плечи и сказал:

— Пошли, йатсу. — Юноша затолкал остатки концентрата в рот, сунул в сумку фляжку и торопливо вскочил, сверля злобным взглядом спину Тоназо.

Они поднимались по тропинке вдоль внутренней стороны стены, пока из-за кромки кратера не ударили в глаза последние желтые лучи. Долина внизу была погружена в тень. Тоназо остановился и протянул руку.

— Туда.

Лишь теперь Тристан заметил квадратные, сложенные из камня ворота, почти полностью скрытые деревьями, и столь низкие, что ему пришлось пригнуться, чтобы не удариться головой.

Он оказался в дворике, вымощенном каменными плитами и окруженном с четырех сторон аркадами, а с пятой каким-то строением, весьма напоминавшим деревянный домик в монастыре Денгау. Только в отличие от него это сооружение было из камня и казалось встроенным в гору. Резной фасад скрывал грот, из которого струился немноговодный ручеек. Вода переливалась через уступ и стекала в мелкий крохотный бассейн, а из него в пересекавшую двор канавку. Лишь лениво пробежав по ней, она с шумом устремлялась в дренажную трубу. В наступивших сумерках это место казалось просто руинами.

— Ишку, могу я говорить? — спросил Тристан.

Тоназо повернул голову.

— Можешь.

— Что это за место? Зачем мы сюда пришли?