Мальчик - Фернандо Арамбуру

броситься в море. А ты любила его? Скажу так: он был хорошим человеком.

Мариахе продолжала еще что-то объяснять подруге, так как ей было нужно выплеснуть свои горести. История с тем парнем не была с ее стороны ни дешевой интрижкой, ни досадной ошибкой, твердо заявила она. На самом деле она всего лишь попросила об одолжении приятеля из Ортуэльи, скорее даже просто знакомого, на что ее толкнула догадка или даже уверенность в том, что годы спустя подтвердилось результатами анализа. И этот ее знакомый поставил только одно условие. Какое? Сама можешь догадаться. Нет, даже вообразить не могу. Ну, условие было такое: никаких расходов по воспитанию ребенка он на себя брать не намерен и вообще не собирается как-то о нем заботиться. Ага, сразу видно, что не дурак. А я, со своей стороны, заставила его поклясться, что, если все у меня получится, он будет молчать как могила. И ты ему объяснила, почему тебе понадобилось от него такое одолжение? Да, это было первое, что я сказала: насколько я поняла после многих наших попыток, Хосе Мигель не может иметь детей, а я во что бы то ни стало хочу родить ребенка. И тогда вы кинулись в кусты и разделись? Нет, конечно. Зачем? Пока Хосе Мигель был у себя на заводе, я несколько раз наведывалась к этому парню домой. И на третий или четвертый раз своего добилась. Если тебя послушать, получается, что ваши с ним отношения напоминали медицинскую процедуру. Возможно, но, как оказалось, я в своих расчетах не ошиблась. У нас родился сын, мой муж был уверен, что это его ребенок, и мы трое составили настоящую семью.

Рассказывая эту историю, Мариахе пожаловалась: годы идут, моложе она не становится, и ей страшно подумать, что ее жизнь превратится в то, во что, по сути, уже превратилась, – в кромешное одиночество и цепочку дней, лишенных всякого смысла, всякого стимула. А рядом с ней никого не будет. Скажи, Гарбинье, ты согласилась бы помочь мне? Каким образом? Познакомь меня с кем-нибудь. Думаешь, я гожусь на роль сводни? Не обижайся, мне не нужен любовник, мне нужен простой, здоровый и чистоплотный самец. А почему бы тебе не обратиться к тому, прежнему? Он сделал тебе прелестного ребенка. Не знаю, я его и вижу-то хорошо если раз в год, но точно не чаще. Может, у него есть подруга или он женился.

Шли месяцы, и Никасио уже не так решительно отказывался от общения с людьми. Он по-прежнему не заглядывал в бар, где всю жизнь играл в карты с друзьями, один из которых тем временем отправился в мир иной, зато теперь на улице или на лестнице своего дома при встрече с кем-то охотнее включался в разговор, чего поначалу, после трагедии в школе, демонстративно избегал.

И как-то в один из четвергов, когда дул сильный ветер и шел дождь, он сел в машину к знакомому, когда тот предложил довезти его до кладбища. На сей раз уговаривать старика не пришлось. А хозяин автомобиля прекрасно знал, куда Никасио направляется. Хочешь подброшу? Давай. И впредь Никасио по дороге туда и обратно охотно и с благодарностью отвечал любому, кто предлагал ему свои услуги, и нередко можно было увидеть, как он стоит на обочине, дожидаясь, чтобы кто-нибудь притормозил рядом.

Не изменял он только своей привычке приближать лицо к стеклу ниши и шепотом сообщать внуку новости или откровенничать с ним. В прошлое воскресенье погода была хорошая, вот я и решил сводить тебя на смотровую площадку Ла-Рейнета, а потом мы потихоньку двинулись к Ла-Арболеде. До чего же чудесные виды оттуда открываются! Поселки вдалеке, снег на горных вершинах, устье реки… Красотища! Как ты понимаешь, поднялись мы туда на фуникулере. Ясно, что с моими ногами на такую верхотуру не забраться.

В следующий раз он поспешил сообщить: «Атлетик» в минувшее воскресенье обыграл «Расинг» в Сантандере. По моему прогнозу, Нуко, в этом году мы станем чемпионами, и я обязательно навещу тебя – даже если придется наглотаться таблеток, – чтобы мы с тобой вместе это отпраздновали. Ну, может, возьму такси, если буду при деньгах.

А еще он рассказал внуку следующее: твоя мать, бедняжка, которую я страшно жалею, и с каждым днем жалею все больше, наконец-то выкинула дурь из головы и согласилась переехать ко мне. Так что мы с ней будем жить вместе. Позавчера люди с фирмы перевезли ко мне ее мебель. Теперь я смогу хоть немного за ней присмотреть, а то, сдается мне, после того как твой несчастный aita оставил ее вдовой, она потихоньку теряет рассудок. Заодно сэкономит на аренде квартиры, а когда я протяну ноги, получит в наследство мою, не зря же я черт-те сколько лет горбатился, выплачивая ипотеку. Мне ведь в этой жизни никто ничего не дарил. Все, что я имею – не так уж и много, не думай, – я заработал, потому что вставал чуть свет, ломал хребет и вкалывал как проклятый…

В комнате царит полумрак. Сквозь щели в жалюзи проникают узкие полосы света. Этого скудного света хватает, чтобы отец и дочь видели лица друг друга. Посреди комнаты стоят два стула, один всегда принадлежал Никасио, другой только что принесла с кухни и поставила для себя рядом с ним Мариахе. Скажи, а ты всегда подолгу сидишь здесь один за закрытой дверью? Бывает и подолгу. А почему?

Никасио объясняет: когда его окружают игрушки Нуко и мебель Нуко, он физически ощущает его присутствие, его близость, чего не получается на кладбище, вернее, там это получается как-то иначе. К тому же, стоя у колумбария, он редко бывает всем доволен. Его раздражают капризы погоды. Если не идет дождь, то палит солнце. Если нет ветра, то можно задохнуться от жары или промерзнуть до костей. Его бесит, что колумбарий так быстро приходит в упадок. И из-за этого он часто ворчит, обвиняя мэрию и местных чиновников в халатном отношении к своим обязанностям – они вроде как уже позабыли о том, что произошло в школе. Наших ангелочков словно рассовали по ящикам огромного комода, и они внимательно слушают все, что дед рассказывает своему Нуко. Зато дома ему никто не мешает, он может свободно говорить о чем угодно, не надо понижать голос или переходить на шепот, даже когда он поет детские песенки. Да, но ведь… Ну, разумеется, а ты как думала? Здесь можно увидеть (он не говорит «представить» или «вообразить»), как мальчик играет или спит в