Голос крови - Олег Юрьевич Рой

слышали?

По лицу девушки пробежала тень:

– Дина ее зовут, я… слышала. Красивая такая. Я их видела недавно. Но… Гера сына так любит, а она детей терпеть не может, значит, он с ней ненадолго.

– Детей терпеть не может? Вот как? Вы ее знаете?

– Н-нет. Они в кафе сидели, я видела, смеялись оба, а от соседнего столика малыш подбежал, она от него, как от таракана, шарахнулась. Как будто испугалась. И лицо такое сразу стало… ужасное.

Дина, значит. Ну что ж, и то хлеб.

– Посмотрите, вам эта женщина не знакома? – Арина предъявила и снимок Зинаиды, и кусочек видео с камеры наблюдения у паркового входа.

– Это… она? Похожа на кого-то вроде. Нет, не помню.

– Если вспомните, позвоните мне, хорошо?

Уже подходя к дому, Арина достала телефон, даже вытащила из «последних контактов» нужный, но так и не нажала «вызвать». Время было еще не слишком позднее, да и Левушка – ярый полуночник. Но после давешнего разговора с Лерычем обращаться к Оберсдорфу было попросту страшно: что, если и он ничего из этого проклятого письма не выжмет? Нет, лучше уж завтра с утра ему позвонить. Или даже зайти. Утро вечера мудренее. Может, завтра череда «пустышек» прервется? Ведь будет уже другой день?

День пятый

Оберсдорф, как обычно, возлежал в почти до предела откинутом кресле, засунув одну ногу между столешницей и левой тумбой, перекинув через нее вторую и слегка покачивая массивным «армейским» ботинком. Наверняка что-то нашел! Иначе сидел бы не развалясь, а скрючившись, и длинные пальцы не подергивали бы мочку вытянутого, как у эльфов, уха, а летали с мышки на клавиатуру и обратно.

– Левушка! – радостно воскликнула Арина. – Я так и знала, что у тебя для меня что-то хорошее есть! Иду мимо, думаю: дай загляну, наверняка Левушка по этому проклятому письму уже все что можно и что нельзя, определил. Да?

Сквозь самодовольство на Левушкином лице проступило раздраженное «кой черт тебя принес»:

– Я тебе кто? Ясновидящий? Что ты услышать хотела? Документ изготовлен на черно-белом лазерном принтере с довольно старым картриджем. Если найдешь подозрительный принтер, думаю, можно будет его идентифицировать.

– Погоди… Как – если найдешь? А разве… Говорят же, у принтеров есть что-то вроде встроенной подписи…

– Ты про знаменитые желтые точки? Ну есть. Но, во-первых, не у всех, хотя у ведущих производителей – да, имеется такая фишка, там и серийный номер, и время, и много чего еще фиксируется. Но – у цветных. У черно-белых, увы, такая опция отсутствует.

– То есть определить, какой это принтер, невозможно?

– Только если дашь что-то для сравнения. И то скорее картридж, чем собственно принтер.

– Ну прости, – вздохнув, она отступила в коридор. Ясен пень, Оберсдорф злится, кому приятно, когда что-то не получается, пусть даже по независящим от тебя самого причинам. Эдакий удар по профессиональному самолюбию! Как там было у Хайнлайна? Если я скажу шефу, что не могла добраться до места из-за перекрытой границы, он мне просто не поверит. Зачем приперлась, в самом-то деле? Могла догадаться, что если бы результаты были, он уже позвонил бы! Испортила хорошему человеку настроение, трижды балда!

Дверь Левушкиного кабинета уже почти закрылась, когда изнутри донеслось:

– Постой! Вершина, ходь назад!

Арина робко вернулась, скромно остановившись сразу за дверью.

– Да сядь ты уже! – скомандовал Оберсдорф, похлопав левой ладонью по соседнему креслу.

Она села.

– Сбила ты меня. Ну правда же, не могу я этот принтер чертов определить!

– Да я разве…

– У меня для тебя кое-что другое имеется. Внимаешь?

– С трепетом.

– Так вот. К вопросу о локализации телефонов. Я тут посидел, посмотрел на передвижения мужа.

– В смысле его телефона?

– Ну да. Ясно, что телефон можно с собой не таскать, но… – в Левушкином голосе явственно слышалась обида.

– Левушка, не сердись. Я ж не придираюсь, что информация не стопроцентная. Лучше хоть какая-то, чем вовсе никакой. Тем более, раз ты про это говоришь, значит, что-то любопытное нарыл.

– Может быть. Если ты забудешь ненадолго про УПК… Потому что если действовать официально, ты мне напишешь распоряжение, я, соответственно, обращусь к представителям мобильного оператора, они ответят, что давайте постановление суда, ты пойдешь за разрешением…

– Левушка, про «официально» я тебе сама могу рассказать. Считай, я вообще не в курсе процессуальных норм. Опера вон тоже добывают инфу, не особо на УПК оглядываясь. А после начинается – нам надо реализоваться, Вершина, давай, оформляй, как положено. Это нормально.

– Ну я я тебе что, не опер, что ли? Имею право на сбор оперативных данных. Мишкин с коллегами живых свидетелей трясет, а я электронику. Какая разница?

– Тоже верно. Так что там интересное с передвижениями господина Семина?

– Ну… не то чтобы именно с передвижениями. Господин этот в последнее время не однажды звонил на некий номер. И с этого номера ему тоже звонили. Не то чтобы очень часто, но… регулярно.

– Поэтому ты меня просил об УПК забыть? Мы ж не изымали телефон мужа, с какой стати? И кто тебе историю его контактов вот так запросто выдал, тоже вопрос интересный. Нет-нет, я, заметь, этот вопрос не задавала.

– Умница. Лучше тебе этого не знать. Они, видишь ли, не только перезванивались. Телефон этот несколько раз рядом с семинским засветился. В одной соте то есть. И я глянул, нет ли там где камер поблизости.

– И? – она даже кулаки стиснула от нетерпения.

– Баранки гну! – на его вытянутую физиономию вернулась довольная ухмылка. – На вот, сама гляди! Хороша, а?

Блондинка на мониторе была настолько хороша, что Арина не сразу поняла, что перед ней стоп-кадр с камеры наблюдения. Ясно было, что Оберсдорф выбирал кадр получше, но этот вполне можно было принять за портретную съемку. Пышная грива пепельно-русых волос мягкими волнами обрамляла смугловатое лицо, широко расставленные зеленые глаза сияли, полные вишневые губы слегка улыбались, открывая безупречные зубы. Ноги под узкой юбкой были тоже… безупречны. Даже в обычном для камер наблюдения ракурсе «немного сверху», они выглядели длинными. И это при том, что туфли были отнюдь не на шпильках, на аккуратном каблучке не более двух дюймов. Строгий костюм в тон помаде смотрелся сексуальнее «эротического» белья. Бомба, как есть бомба! Леди ин ред, чтоб ее!

Элиного мужа за столиком открытого кафе, к которому «бомба» только что, видимо, подошла, Арина сперва даже не заметила.

Оберсдорф щелкнул мышкой, и картинка задвигалась: Семин, приветственно улыбаясь, приподнялся с плетеного креслица, леди в красном плавно опустилась на соседнее. Еще один щелчок – картинка опять застыла.

– Нежностей