Я стану ночным кошмаром - Екатерина Островская

Инна не договорила. Успела лишь увидеть холодные и спокойные глаза мужа, а потом не поняла, что случилось. Ей показалось, что у нее оторвалась голова. Она влетела в комнату и упала на спину. Только когда ударилась затылком об пол, поняла, что это Илья ее так… Попыталась подняться и не смогла. Все же встала на четвереньки и хотела отползти, но Илья ухватил ее за ногу и легко подтянул к себе, перевернул на спину и снова ударил ладонью. Рот наполнился кровью. Инне вдруг стало страшно. Страшно так, что внезапно у нее пропал голос. Да и кричать, звать кого-то на помощь тоже было страшно. Илья наклонился и сорвал с ее талии поясок от халатика. Нет, не сорвал, а просто взял: поясок сам отдался в его руку.

— Ты, кажется, хотела мне что-то сказать, — напомнил Илья. И, не дожидаясь ответа, перевернул ее на живот.

Затем в одно мгновенье разорвал несчастный халатик по спинке надвое. Инна опять попыталась отползти, но Цигалов подтянул ее к себе за два лоскутка, как за вожжи. Потом что-то набросил ей на шею. Это был поясок, который впился в горло так, что дышать стало совсем невозможно.

— Не надо, я прошу… — захрипела Инна.

Она попыталась вывернуться, но поясок еще туже затянулся на горле. Рука Ильи скользнула по ее лицу, по затылку, Цигалов намотал волосы жены на кулак и тряхнул так, что у Инны хрустнули шейные позвонки.

— Не надо, — хотела крикнуть она и не смогла.

То, что Илья делал потом, было унизительно и страшно, но она надеялась, что скоро все закончится, и Цигалов наконец снимет поясок с ее шеи. Пытаясь дышать, вцепилась в удавку руками, но не могла ослабить ее. Хрипела и плакала, а потом потеряла сознание.

Очнулась все там же, на полу, и ощутила во рту кровь. Стала ловить ртом воздух, которого так не хватало, и захлебывалась кровью. Она уже не чувствовала рук мужа — похоже, его не было рядом. На четвереньках поползла в коридор. Возле двери поднялась и выглянула, боясь выйти из комнаты. Но в квартире было тихо. Инна подошла к входной двери, попыталась отодвинуть задвижку, но сил на это уже не было. Вдруг увидела на полочке для обуви ботинки мужа, обернулась и посмотрела в сторону кухни. Цигалов сидел за столом, как обычно, спокойный, словно ничего только что не случилось, и ел.

— Далеко собралась? — спросил он.

Инна молча помотала головой и вошла в ванную. Посмотрела на себя в зеркало и вздрогнула от того, что увидела. Из зеркала на нее глядела затравленная, испуганная и униженная тварь. Она открыла кран, подставила руки под струю, стала смывать с себя эту маску, понимая, что все равно ничего у нее не получится — теперь лицо у нее навсегда останется таким и никогда уже не будет той Инны, которую желали мужчины, которой добивались и делали комплименты.

Она продолжала смывать с себя то, что никогда не должно было оказаться на ее лице, сплевывала кровь — и вдруг выпрямилась, потому что вспомнила, что говорил муж, что он выкрикивал, когда насиловал ее… И это испугало Инну еще больше.

Илья повторял всего одно слово, с разными интонациями, то нежно и ласково, то повелительно и с угрозой. Повторял, повторял, повторял… Нет, это было не слово — это было имя. Насилуя жену, Цигалов общался с кем-то, кто оставался ей невидимым. И звали того незримого человека — Верочка.

Глава 24

Вера тянула время. Но оно текло медленно, потому что время уже ничего не могло изменить. Она нанесла макияж, потом смыла его, потому что тени и тональный крем могли вызвать у Ильи определенную реакцию. Но скрываться за тонкой дверью, высиживать непонятно что, прекрасно понимая, что Цигалов заведется от ожидания, было чревато. Пришлось снова заняться макияжем. Косметику Илья подобрал ту, которой пользовалась обычно Вера в исключительных случаях, собираясь на важную встречу, на праздник или в ресторан. Однажды он спросил ее, какую фирму она предпочитает, и Вера ответила: «Елена Рубинштейн». Знать бы тогда, зачем интересовался…

Закончив, она поднялась и прошлась по комнате. Остановилась возле узкого шкафчика и открыла дверцу. Внутри висели платья, укрытые прозрачными полиэтиленовыми чехлами. Стоили эти платья, вероятно, очень дорого. А по тому, что Вера ни разу не видела их на Инне, стало понятно: покупались эти вещи для кого-то другого. Уж не для нее ли?

Она стояла у двери и все не решалась выйти. Но когда Илья постучал в дверь и поторопил, сказав, что стол накрыт, тут же отозвалась:

— Я готова.

И открыла дверь. Сердце при этом сжалось от неизбежного.

Найти бы, куда Цигалов спрятал ее мобильный… Но в таком огромном доме вряд ли найдешь. К тому же Илья вряд ли позволит ей бродить по всему дому без его сопровождения.

Она вышла в холл, где уже стоял небольшой стол, застеленный белой скатертью с вышитыми на ней золотыми драконами. Несколько блюд с закусками, бутылка вина, бутылка виски и ведерко со льдом, в котором стоял хрустальный графин — видимо, тот самый, который Илья приносил в спальню.

— Будем считать, что это второй завтрак, — сказал Илья, — сейчас полдень. А потом я позвоню, и мне доставят что-нибудь к обеду. Хочешь из китайской кухни или что-нибудь индийское? А давай закажем лобстеров! Лобстеров и устриц.

Говоря, Цигалов взял графин с водкой, но Вера покачала головой.

— Я уже успокоилась, так что оставим крепкие напитки на вечер.

— Ну и правильно, — согласился Илья, — со свежей головой лучше общаться.

«Кто бы говорил про свежую голову…» — горько усмехнулась про себя Вера.

Она снова вспомнила о Владимире, и слезы опять запросились наружу. Ужасно обидно было оттого, что приходится сидеть с убийцей за одним столом и вести себя так, словно ничего не случилось. Вера смотрела, как Илья наполняет вином ее бокал, и отказалась от еды, но Цигалов все равно положил на стоящую перед ней тарелку сыр и ломтик буженины.

Бывший однокурсник продолжал говорить, но слова его проходили мимо сознания. Отдельные и не связанные между собой фразы застывали, и понять, в чем пытается ее убедить Цигалов, Вера не могла.

— До моря не больше сотни шагов, только с горки спуститься… А ночью из дома видны огни Неаполя… Вилла Юпитера совсем рядом — там развалины дворца императора Тиберия… Но если подняться на Монте Соларе, то весь Неаполитанский залив как на ладони, Везувий кажется совсем рядом… Дом, правда, не больше этого, но ничего, достаточно… Я половину стоимости уже внес… Эта дура ноет: «Где бы денег на машинку достать… Мне шуба норковая нужна…», а я смеюсь про себя. Говорю, что в Москву на недельку уезжаю, мол, у меня дело в арбитраже, сам же лечу в свой домик на Капри. Брожу по развалинам дворца Тиберия, представляю, как тот здесь врагов своих наказывал, он ведь в этом плане изобретательным был: тиграм скормить — самая легкая смерть…

— Мой дневник у тебя? — спросила Вера.

Цигалов кивнул.

— Прости, не выдержал. Как-то мы с Инной остались у тебя. Ты с утра на службу умчалась, а мне так хотелось узнать, что у тебя на душе. Ты одинокая, такая же, как я…

За окном качали кронами сосны, за ними блестела светлая поверхность озера. Где находится город и сколько добираться до него, Вера понятия не имела, и, судя по виду из окна, людей поблизости и правда нет. Надеяться на то, что кто-то придет на помощь, не приходилось. Но не век же Илья будет держать ее взаперти. Хотя что у него на уме, понять невозможно. А вдруг он привез ее только на одну ночь? Утром поймет, что совершил, и убьет. Если поймет это через неделю, то какой-то шанс остается — скажем, неожиданно напасть.

Вера поняла, что думает об одном и том же, словно другого пути спасения нет. А какой другой путь — уговорить сумасшедшего маньяка отпустить ее? Такая же утопия, как предложить ему явиться в полицию и признаться в совершении десятка убийств. Кстати, скольких человек он убил на самом деле? Но лучше, конечно, не думать об этом. И не говорить с ним на эту тему.

Снова подойдя к окну, Вера посмотрела вниз сквозь прутья решетки. Дом стоял в сосновом бору, вокруг никаких грядок или клумб, просто часть леса. Те розы, которые росли под окном спальни, специально посажены там только для того, чтобы окружить это место острыми пиками. Илья, вероятно, еще во время строительства или даже изучая проект дома, то есть с самого начала, предполагал, куда привезет Веру, а потому сделал все, чтобы та даже не пыталась сбежать. Решетки на окне «будуара» не было для того, видимо, чтобы пленница не чувствовала себя пленницей. Наивная надежда. Да рядом с Ильей любому человеку станет страшно.

— Красиво, — сказала она, продолжая смотреть на пейзаж за окном. — Наверное, грибные места?

— Не знаю, — ответил хозяин дома, подходя и останавливаясь рядом. — Но грибников здесь не бывает. Как и рыболовов, если тебя интересует их общество.

Он смотрел на нее так, что Вере показалось: еще мгновение — и Цигалов ее обнимет. А потому отступила к столу. Илья обогнал ее и выдвинул перед ней кресло. Повернулся при этом спиной. Вера увидела торчащее из ведерка со льдом горлышко хрустального графина… «Вот сейчас!» — пронеслась мысль. Илья выпрямился, посмотрел на Веру, потом на графин, взял его и поставил на стол в некотором отдалении.