Факел Геро (СИ) - Астрович Ната

Дорога была пустынной, и мужчина, пришпорив коня, пустил его рысью. Позади него, покряхтывая, скакал Гектор. Впереди замаячил серый столбик гермы *, увенчанный кудрявой головой бога — покровителя путешественников, извещающий, что здесь проходит граница общественных земель, принадлежащих городу.

Дальше шли частные наделы и мелкие усадьбы. Следующая герма будет уже на въезде во владения Идоменея. Сам мужчина и душой, и мыслями уже был там, в Тритейлионе. Несмотря на то, что городской особняк был первым жилищем его семьи, своим главным домом он считал Тритейлион.

Этот холм, на котором располагалась поместье, Идоменей получил в наследство от отца. Когда-то там находилось небольшое торговое поселение, со складами и собственной гаванью. Первоначально возвышенность имела трёхгранную вершину, откуда и произошло название холма — тритейлий — трёхгранный.

Во время строительства поместья вид холма изменился, на самом верху появились две разноуровневые площадки. На верхней находился храм и площадь для торжеств, на нижней — андрон и гинекей. Границей между мужской и женской половиной служил бассейн. Одно время сад вокруг господских домов состоял в основном из фруктовых деревьев, но Идоменей, много где бывавший и много что видевший, решил разбить в Тритейлионе настоящий парк, поэтому постепенно садовые насаждения заменялись деревьями, дававшими густую тень в летнее время, декоративными деревцами, кустарниками и, разумеется, клумбами со всевозможными цветами. Таким образом сады с верхней части холма постепенно сместились вниз, к посёлку, где проживали рабы.

Обустройство Тритейлиона не останавливалось ни на день. Когда Идоменей жил в поместье, он сам любил наблюдать за ходом работ, а в его отсутствие всеми делами занимался молодой управляющий Нисифор. Этого раба Идоменей давно заприметил. Юноша обладал практичным умом, твёрдым характером и умением ладить с людьми. Хозяин Тритейлиона одно время подумывал взять Нисифора к себе в личное услужение, но скоро понял, что молодой человек лучше проявит свои таланты на другом поприще.

Территория вокруг холма Идоменею раньше не принадлежала. Одна часть земель была свободной, и он распространил на неё своё право, другую он выкупил у мелких землевладельцев. Со временем поместье Идоменея стало самым крупным на западном побережье Таврики. Для его обслуживания требовалось много рабов, и теперь для удовлетворения жизненных потребностей обитателей Тритейлиона нужны были разные работники и мастеровые. Поэтому в посёлке рабов появились кузня, гончарная мастерская, прядильня, дубильня, плотницкая, мельница и винодельня.

Постепенно поместье всё больше обосабливалось от внешней жизни, чему были не очень рады в Прекрасной Гавани. Отцы города с неудовольствием следили за растущим конкурентом на противоположном берегу залива. Потеря такого крупного налогоплательщика и благотворителя, как Идоменей, могла дорого обойтись городу.

Идоменей прекрасно понимал, что они больше нуждаются в нём, чем он в них, и, не стесняясь, выбивал у Совета для себя различные льготы и налоговые послабления. Единственной неприятностью, омрачившей жизнь хозяина Тритейлиона, стал неожиданный обвал склона холма со стороны моря. Осевший грунт накрыл своей массой и потопил грузовой лемб*. От камнепада пострадали несколько матросов.

Ныряльщики, обследовавшие дно гавани, доложили, что для расчистки понадобятся поистине титанические усилия и огромные денежные средства. Потеря своего порта была довольно болезненной для Идоменея, ведь благодаря этой корабельной стоянке он мог обходить зоркий глаз городской таможенной службы. Но нет худа без добра. Если для жителей Тритейлиона стало недоступным побережье моря, то и для возможных врагов поместье со стороны воды сделалось недосягаемым.

Пока в городе думали, как использовать потерю гавани против Идоменея, хозяин Тритейлиона придумал хитрость. Он распустил слух, что заказал у афинских мастеров удивительный механизм, этакую чудо-машину с помощью которой расчистит дно гавани в кратчайший срок. В городском Совете решили не испытывать судьбу и предложили Идоменею монополию на всю хлебную торговлю, в обмен на обещание не восстанавливать гавань Тритейлиона. В итоге и здесь Идоменей оказался в выигрыше. Теперь всё зерно, свозимое в город с окрестных равнин, шло через его руки.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

У своей гермы Идоменей спешился, вынул из-за пазухи шёлковый разноцветный шнур с кисточками на концах и несколько раз обвил им голову Гермеса. «Благодарю тебя, бог дорог, покровитель путешественников. За то, что сделал мой путь спокойным и безопасным, за то, что хранил меня, за то, что позволил вернуться целым и невредимым к родному очагу».

Идоменей вскочил на коня и воскликнул:

— Мы почти дома, Гектор! Боги были благосклонны к нам.

— Так и есть, господин!

Теперь они ехали медленно. Хозяйским взглядом Идоменей оглядывал свои владения. Рабы, трудившиеся на полях, завидев господина, выбежали на дорогу, чтобы поприветствовать его. Миновав виноградники, Идоменей не выдержал и снова пришпорил коня. Со сторожевой башни его уже увидели, он услышал звон цепей и скрежет засова.

Открытое пространство вокруг ворот и внешних стен было частью оборонительных сооружений Тритейлиона. Оно давало возможность заранее определить, кто и с какой целью приближается к воротам.

Два всадника один за другим проскочили сквозь открытые створки. Через мгновение ворота с грохотом захлопнулись за их спинами. Не останавливаясь, Идоменей в сопровождении слуги устремился вверх по вымощенной серым камнем дороге. Она шла в обход холма и заканчивалась на той самой площадке, которую Хиона заметила под ротондой.

Первое, что увидел Идоменей, войдя в андрон, — скопление сундуков в которых были подарки для Федры. Они занимали часть прихожей. Он улыбнулся, предвкушая, как раскроет перед ней эти лари.

— Гектор, открой ставни, а затем сходи в гинекей и извести госпожу о моём возвращении.

— Слушаюсь, господин.

Слуга ушёл, а Идоменей, скинув гиматий, улёгся на кровать и сладко потянулся. Здесь он будет спать один, если только не захочет провести ночь в покоях жены.

Топот ног и детский смех привлекли внимание мужчины. Он приподнялся на локте и увидел около клумбы напротив его окна двух детей.

Один мальчик был одет в грубую одежду раба, а его жёсткие тёмные волосы были взлохмачены. Второй имел более опрятный вид, а очень светлые волосы короткими волнистыми прядками спускались на лоб и шею ребёнка. Но несмотря на мальчишечью стрижку, Идоменею, показалось, что это девочка.

Хозяин Тритейлиона увидел идущего от гинекея Гектора, который тоже с недоумением смотрел на детей.

— Чьи это дети? — встретил своего слугу вопросом Идоменей.

— Не знаю господин, — мужчина пожал плечами. — Сходить узнать?

— Не надо. Я сам. Что супруга моя?

— Ожидает вас, господин. Рада безмерно.

Идоменей прошёл за спинами детей, но они, увлечённые своей игрой, не заметили его.

Федра еле сдержалась, чтобы со всех ног не кинуться к супругу. Идоменей, заметив порыв жены, усмехнулся про себя, но томить её не стал. Подошёл и крепко обнял. Федра уткнулась лицом в грудь мужа и замерла. Она жадно вдыхала давно забытый запах.

Идоменей немного корил себя за то, что растрачивал свой любовный пыл с рабыней, зная, что в Титейлтоне по нему скучает Федра. Он взял лицо жены в свои ладони и заметил в её глазах слёзы. Коснулся поочерёдно ресниц женщины губами, а затем жадно поцеловал в уста.

Слегка отстранившись, он внимательно оглядел её, перевёл взгляд с лица вниз, на стройную белую шею, затем на грудь. Федра сделала непроизвольное движение рукой, чтобы прикрыться. Она всегда стеснялась слишком пышной части своего тела, тем более, что по эллинским стандартам, красивая женская грудь должна быть небольшой и упругой. И её по-девичьи стыдливый жест не ускользнул от внимания Идоменея.